Цуцу, которая звалась Анжелой
Шрифт:
Они выбрали тропинку, ведущую к Горячему озеру. Парий, отражаясь от поверхности озера, слепил глаза.
– Искупаемся?
– предложил Муно.
– Искупаемся.
– А разве ты не боишься водяного чудовища?
– Боюсь. Но мы ведь не станем уплывать далеко от берега?
Муно помнил, что девочка не любит с разбегу врываться в озеро, и вместе с ней осторожно вошел в воду. Хоть чудовища не было видно и купались они у самого берега, Муно, как верный телохранитель, не отплывал от Анжелы. Только у него не получалось быть в воде таким же медлительным, как она, поэтому он носился вокруг стремительными кругами.
Они растянулись на берегу, греясь под лучами Пария. Взгляд Анжелы скользил по поверхности озера далеко-далеко, к самому горизонту.
– Смотри!
– сказал Муно.
Девочка обернулась и увидела длиннохвостое существо на коротких пятипалых ножках, лениво передвигавшееся вдоль кромки воды.
– Это лимпи, я знаю, - сказала Анжела.
Муно брезгливо поддел его хвостом и перевернул на спину. Живот у лимпи оказался светлый, почти белый. Он беспомощно замолотил в воздухе ножками, но сам перевернуться не мог.
– Зачем ты так!
– упрекнула Муно девочка и помогла лимпи встать на ноги. Он, будто в знак благодарности, высунул длинный зеленоватый язычок и с прежней медлительностью поплелся дальше.
– И как вам удается так быстро плавать?
– задумчиво глядя вслед парианской "черепахе", спросила Анжела.
– Как? И сам не знаю... Покажи-ка свою руку.
Анжела оперлась ладонью на траву и растопырила пальцы. Рядом с ее тонкой, изящной ручкой Муно шлепнул свою огромную лапу и тоже растопырил пальцы.
– Видишь, - сказал он, - у меня есть перепонки, а у тебя нет. Когда ты подгребаешь под себя, вода проходит между пальцами. А мои перепонки ее не пропускают, толчок получается очень сильным.
– Верно. И как я раньше не сообразила. А хвост у тебя вместо руля, да?
– Что такое "руля"?
– не понял Муно. Не зная, как объяснить, Анжела только улыбнулась.
Некоторое время они лежали молча, потом Муно, усевшись на хвост, спросил:
– А как тебя называли твои папа и мама?
– Анжела.
– Ан-же-ла... Красиво. А мы тебе дали такую глупую кличку "Цуцу". Ты, наверное, ненавидишь ее.
– Я привыкла, - уклончиво ответила девочка.
– Правда? И не обидишься, если я буду продолжать звать тебя Цуцу? Я тоже привык.
– Он положил свою длинную шею на колени Анжеле.
– Не обижусь, - улыбнулась она и почесала ему за ухом.
– Скажи, твоя... Земля не такая, как Парианус?
– Нет. Совсем не такая.
– Расскажи!
– попросил Муно, возбужденно шлепнув себя по животу.
– Рассказать очень трудно.
– Как бы мне хотелось посмотреть!
– Ах!
– воскликнула девочка.
– Если бы я могла вернуться домой, я взяла бы тебя с собой, и ты сам бы все увидел.
– Правда, Цуцу? Ты взяла бы меня с собой?
– Конечно. Я жила в твоем жилище, а ты пожил бы в моем.
– Но...
– Муно отвесил нижнюю губу.
– Тридцать лет ты не имела сиденья и лежанки. Я не могу себе этого простить.
– Пустяки!
– заверила его Анжела.
– Ведь ваша почва одинаково мягкая и на лежанке, и на полу. И потом, это по-вашему тридцать лет, а по-нашему всего три года.
– Значит, ты не сердишься?
– Нисколечко.
– Скажи еще раз, что ты возьмешь меня с собой, если...
– Ты хотел сказать: если я вернусь на Землю? Я не верю в это, Муно. Девочка тяжело вздохнула, и по ее щеке, блеснув под Парнем, скатилась крупная слеза.
Муно стало обидно, что она плачет, что ей так хочется покинуть его жилище и париан. Но он понял, что она тоскует по родному дому, и постарался скрыть свою обиду.
– А язык, на котором ты говорила, очень трудный?
– спросил он, чтобы отвлечь ее.
– Нет, не очень, - всхлипнула Анжела.
– Я мог бы научиться?
Она медленно произносила слова, объясняя смысл каждого, а Муно старательно выговаривал их и пытался запомнить. У него оказалась превосходная память.
– Получается! Ты молодец, Муно. Мы будем тренироваться каждый день. Хочешь?
Она представила себе несбыточную сцену: ее находят отец с матерью. А она, после объятий, слез и поцелуев, знакомит их с Муно, и тот с самым невинным видом вдруг произносит:
"Здравствуйте, люди Земли! Мы рады приветствовать вас на Парианусе".
– Муно! Цуцу! Куда вы запропастились?!
– еще издали завидев их, закричал Тути.
– Я повсюду ищу вас!
– Он приближался большими прыжками, отталкиваясь хвостом, совсем как кенгуру из школьного зоопарка.
– Цуцу ждут на площади. Скорее.
У входа в Городище их встретила взволнованная мать Муно.
– Старейшая парианка сердится, - сказала она.
– Все давно уже собрались. И Гунди тоже ждет.
Она засеменила к площади. Муно, Тути и Анжела - за нею.
* * *
На возвышении, во главе со старейшей парианкой, сидели десять взрослых париан. Остальные жители Городища правильными тесными кругами заполняли площадь.
– Поди сюда, Цуцу, - подозвала Анжелу старейшая парианка.
– Мы долго совещались между собой и вынесли решение. Сейчас ты узнаешь о нем...
Анжеле снова пришлось подняться на возвышение, на котором ее столько лет демонстрировали жителям Париануса. Но теперь она взошла на него не как экспонат, не как диковинное животное, а как равная парианам.