Цугцванг

Тес Ария

«Она еще не успела пожить и не заслужила такого конца…» — думал он, запуска пальцы в волосы и убирая их назад. Он неизбежно представлял на месте Амелии своих детей, и сердце его сжималось стократно.

Сердце Лекса тоже сжималось, когда он, стоя на балконе своей комнаты, курил и смотрел в сторону леса. Теперь он вряд ли сможет войти в него спокойно, без воспоминаний о том, что увидел там сегодня на белом снегу. Девушку, что была когда-то так красива и мила, а в итоге превратилась в кусок мяса. Прикрыл глаза, но как бы не бежал он от этих картин, они его преследовали: сбитые, слипшиеся от крови волосы, опухшая голова, потерявшее форму лицо и красный крест, который когда-то он уже видел в клубе. Он тоже неизбежно представлял на ее месте близкого человека — свою младшую сестренку Адель.

«Они ведь были так похожи…»

Мысли Марины точно также крутились вокруг младшего брата. Наверно,

если задуматься, старшие всегда волнуются и будут о своих младших, а сейчас ее сердце буквально рвалось к Максу. Она хотела быть рядом с ним, хотела утешить, разделить его боль, и, так как всегда относилась к нему с огромной любовью, может быть даже забрать себе. Марина, как никто другой, знала, что значит потерять свое сердце вот так. Когда-то давно на одном мероприятии, куда ее вытянули подружки, она познакомилась с красивым, статным летчиком с ярко-голубыми глазами. Он поймал ее шляпку, а она влюбилась, окунулась в него с первого их взгляда. До сих пор стоит ей вспомнить, как он стоял перед ней на коленях и улыбался, мурашки шли. Шутка ли? Прошло уже столько лет, а трепет остался. Первая любовь — вещь постоянная, чтобы кто не говорил. Она тоже его потеряла, случилась страшная авария на железной дороге, поезд сошел с рельс, а как будто с рельс сошло ее сердце. Оно так и осталось в чужой стране. Только Богу известно, чтобы она отдала за возможность еще раз его увидеть…поэтому, когда она заметила, Лилиану, крадущуюся в сторону комнаты Макса в одном халате, не дёрнулась с места, хотя ей очень этого хотелось. Марина лишь наполнила еще один бокал вином и устроилась в кресле с видом на дверь Макса поудобней. Чтобы в случае чего быть рядом…

Макс

What a wicked game you played to make me feel this way What a wicked thing to do to let me dream of you What a wicked thing to say you never felt this way What a wicked thing to do to make me dream of you No I don't wanna fall in love (This world is only gonna break your heart) With you (This girl is only gonna break your heart) Wicked Game — Chris Isaak [25]

25

Ты сыграла со мной злую шутку, заставив меня почувствовать любовь.

Ты проявила бессердечие, позволив мне мечтать о тебе.

Ты поступила нечестно, сказав, что не испытывала ничего подобного.

Ты поступила подло, заставив меня мечтать о тебе.

Нет, я не хочу влюбляться (Сердце будет разбито, вот и всё)

В тебя (Эта девушка разобьёт твоё сердце.)

Я помню, что когда мне было шестнадцать, я плотно подсел на «Бойцовский клуб», откуда и взял главную, как мне всегда казалось, житейскую мудрость прямиком от Тайлера Дердена [26] .

«Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу.»

Наверно нет ничего удивительного в этом. Всю мою жизнь меня окружают одни только рамки-рамки-рамки. Границы, которые нельзя нарушать, правила поведения, правила хорошего тона. «Ты должен выглядеть так, а не иначе», «ты должен говорить правильно, чтобы не прослыть невеждой», «ты должен улыбаться, даже если хочешь харкнуть прямиком в морду своему оппоненту». Все это вбивалось в меня с ранних лет силой, кулаками. Удары приходились так, чтобы их было не видно под одеждой, но держало меня от нарушения всех правил не это. Мама. Я знал, что если организую бунт, она пострадает, поэтому сносил все стойко, как бы не хотелось послать к черту своего неугомонного папашу. Когда она умерла, я понял о чем говорил Тайлер Дерден. Я утратил все и обрел свободу. Конечно, я любил свою семью, но по итогу они стали для меня теми цепями, которыми отец так искусно управлял, дергал удавку на шее, натягивал или подотпускал, когда ему станет скучно.

26

Рассказчик (англ. The Narrator), он же Тайлер Дёрден (англ. Tyler Durden) —

персонаж и главный герой романа «Бойцовский клуб» и снятого по его мотивам одноимённого фильма и комиксов «Бойцовский клуб 2» «Бойцовский клуб 3». Рассказчик страдает бессонницей и раздвоением личности и изображается как неназванный человек (указанный в титрах как «Рассказчик») днём, который становится хаотичным и харизматичным Тайлером Дёрденом ночью в периоды бессонницы.

Поэтому самым страшным для меня еще с ранних лет стали привязанности. Это же всегда одна только боль, что хорошего? Все рано или поздно уходит, истончается и исчезает, чувства бледнеют и заканчиваются, а постель стынет. Нет ничего вечного, и дураки, как по мне, те, кто считают, что это самое прекрасное. Мол, краткосрочность гарант высокой оценки, а я считаю, что краткосрочность — это первая и главная причина отказа от любых других привязанностей, кроме тех, что идет по крови.(тут то не по пишешь…). Особенно это касается женщин. Женщины — существа ненадежные. Они прекрасны, без них смысл жизни, вкус к ней, абсолютно теряется, но по факту им доверять нельзя. Я видел это с самого детства, потом подчеркнул на примере Миши, а потом научился и на своем горьком опыте. Который как раз открыл дверь и проскользнул в мою тьму.

Я сижу в кресле, где спала Амелия, курю. Пью. И смотрю на нее. Лили, черт возьми, сказочна красива. Я помню, как увидел ее впервые и как мое дыхание замерло, помню, как бредил ей, помню, как готов был простить даже после того, что она сделала…

«Макс, ты должен понять…она — моя сестра…» — и я верил в это оправдание. Долго верил. Упорно. Пока однажды не увидел, как она радуется очередному подарку отца, и все встало на свои места.

Правда то в том, что Лили поступила так со мной не из-за Амелии, а потому что это было выгодно. Она так решила. Не обстоятельства. Она.

Сейчас она что-то снова решила, я вижу это по знакомым отблескам на дне янтарных глаз. Лили подходит ко мне ближе, я не шевелюсь и смотрю на нее, изучаю. Делаю медленную затяжку. Мне хочется узнать, зачем она пришла, хотя нет. Если честно, мне это не нужно, я знаю зачем.

Лили берется за ворот халата, после чего медленно его стягивает. Господи, клянусь, я мечтал увидеть ее такую столько долгих лет…буквально бредил ей, остатками прошлого на дне своего стакана, ее образом, что был буквально вытатуирован и на теле, и в мозге. Она все также красива. Тонкие линии ключиц, пышная грудь с яркими ореолами и острыми сосками, плоский животик с милым, волнующим колечком в пупке. Только вот загвоздка в том, что оно было волнующим когда-то, как и весь этот натюрморт. Как и она в принципе. Я отворачиваюсь и делаю глоток, после еще одну затяжку. Не потому что я на нее злюсь или хочу поиграть — мне просто неинтересно, и, наверно, я не хочу ее унижений. Сейчас точно не хочу. Мне жаль ее, я буквально чувствую острый запах ее отчаяния, от которого меня, боюсь, стошнит.

— Оденься.

— Давай на сегодня все забудем? Ты нужен мне.

— Проблема в том… — тихо отвечаю, а потом все же смотрю на нее, — …Что ты мне не нужна. Оденься и уходи.

— Я знаю, что ты меня еще любишь. Я тоже тебя люблю и…

— Лили, просто уходи. Пожалуйста.

Она покидает меня, но внутри ничего не резонирует. Это ведь правда, черт бы ее побрал. Я так отчаянно цеплялся за Лилиану и наши отношения, лишь потому что знал — они больше невозможны. Это своего рода тяжелая, непробиваемая броня из самообмана, чтобы успокоить внутреннюю потребность. Она у меня есть, конечно же, как у любого другого человека — быть с кем-то ближе, чем обычный секс. С Лилианой в загашнике все было на своих местах: я мог обманывать себя с чистой совестью, только вот все изменилось…

Дверь снова открывается, но теперь на пороге стоит Марина. Я рад, что она пришла, не смотря на нашу ссору, и знаю, что мне не нужно говорить с ней. Марина просто сядет рядом и будет молчать, а я не буду один на один. На самом деле я боюсь одиночества. Особенно сейчас.

Закрываю лицо руками и тру глаза, что упорно зудят. Стыдно за это, и за то, что я не могу сдержать всю ту бурю внутри, как какая-то сопливая девчонка, но черт возьми, мне так дико больно сейчас… Марина обнимает меня, когда я буквально лежу на ее коленях, как в детстве. Она гладит по волосам, молчит. Я цепляюсь за свою сестру, как за спасательный жилет, она мне очень напоминает маму — такая же теплая, любящая и также пахнет корицей.

— Я ей не сказал… — еле слышно выдыхаю, жмурясь изо всех сил и еле дыша, — Я так и не сказал, что люблю ее…

Сегодня я могу позволить себе эту слабость, ведь завтра мне снова придется брать себя в руки, потому что я снова сталкиваюсь со своим прошлым, которое вдруг отчаянно преследует меня в настоящем. Лили приходит ближе к вечеру, в кабинет. Я списываю вчерашний инцидент на резкий удар, который не ожидаешь, поэтому с легкостью впускаю ее, наблюдаю, как стойко она держится, как выглядит. От той, кто был передо мной вчера, ничего не осталось. Лилиана снова Лилиана. Гордая, надменная, держится стойко, одета с иголочки.