Цугцванг
Шрифт:
— Я…
— Что сделает твой Властелин мира с отвисшими яйцами, когда я приду к нему и предоставлю доказательства того, что ты его обворовывала годами? Как это делал господин Ревцов…Хм… — театрально постукиваю по нижней губе, — Думаю, что тебе не жить. Что-то мне подсказывает, он не поможет тебе, а только добавит. Считай, что ты лишилась репутации и денег, что дальше, Лиля? Что будешь делать, искусствовед ты мой родной? На трассу идти?…
— Хватит! Как ты смеешь мне угрожать?! Ты совсем что ли?! Мы сестры!
— Знаешь,
— Да, — глухо соглашается, и тогда я толкаю телефон Максимилиану.
— Она твоя.
Он не спешит вступать, а смотрит на меня, как придурок, и улыбается. Это бесит, но я снова предпочитаю не реагировать, а складываю руки на груди и отворачиваюсь в сторону окна, где гораздо лучше, чем в теплом доме.
— Потрясающе… — со смехом протягивает он, не убирая с громкой связи, так что я слышу каждое слово Лилианы, сказанное дальше.
— Заткнись. Это все твоя вина! Мы договорились, а ты…
— Аккуратней на поворотах, милая, твоя маленькая сестренка сидит рядом со мной.
Еще одна пауза, которую она прерывает быстро и бесцветно.
— Что я должна сделать?
— Поставить прослушку на его телефон.
— ЧТО?! Ты спятил?!
— Без истерик и эксцессов, дорогая.
— Как я это сделаю?! Я что хакер?!
— Тебе всего лишь нужно будет открыть ссылку на его мобиле. Даю тебе времени до утра.
Он сбрасывает звонок, и только тогда я поворачиваю голову, приподнимая брови.
— Всё?
— Посмотрим, как она справится с первым заданием.
— Круто. Я спать, у меня болит голова.
Обхожу его и уже целюсь в ту комнату, где ночевала сегодня, но в спину мне прилетает довольное:
— Наверх.
«Ага, сейчас!»
— Пошел на хер.
Я хлопаю дверью, но все равно слышу снаружи его сраный смех.
Чертов смех…
Здравствуй, как-я-хочу, я так «скучала».
Когда я открываю глаза, то не сразу понимаю, что нахожусь совсем не там, где засыпала. Понимание приходит быстро, и я резко сажусь, прижимая атласное одеяло к груди.
Голой груди.
«Этот ублюдок перенес меня к себе!» — ору внутри своей черепной коробки, — «Еще и раздел!»
Злюсь — и это мягко сказано, пока не замечаю на своей тумбочке вдвое сложенный листок со своими именем. Хватаю его и разворачиваю, не ожидая ничего хорошего, но содержание удивляет.
«Проснешься и спускайся вниз, есть разговор. М»
Не знаю, зачем он подписывался, но мне плевать на это — главное, что скорее всего что-то прояснилось по моей ситуации, и я спорю на что угодно, в мою пользу. Это перекрывает все на свете, и я буквально вываливаюсь из кровати и бегу к шкафу.
Такой воодушевленной, даже окрыленной я не была давно. Молниеносно одеваюсь, умываюсь, чищу зубы, а потом сбегаю вниз по ступенькам. Нахожу его без проблем, он в кругу своей чертовой семьи сидит в гостиной. Марина играет во что-то с Мишей, за чем наблюдает Женя и смеется. Другие делают что-то еще, но я не смотрю. Только на него, потому что от него зависит моя судьба, и я не дожидаюсь его первенства, перехватываю. Мне сейчас не до игр.
— Ну и?
Максимилиан отставляет в сторону стакан и улыбается хитрой, дьяволькой улыбкой, приподнимая брови.
— Как спалось?
Игнорирую.
— Она звонила?!
— Нет.
— Нет?
— О чем мне с ней разговаривать?
— Давай без игр.
— А что? Больше не хочется играть? Например в молчанку.
— Она сделала или нет?! — теряю терпение и делаю маленький шаг ему на встречу.
Еще один, когда он начинает свое излюбленное «растягивание резины». Бесит меня страх, видит это и получает свою порцию удовлетворения, но сегодня я слишком взволнована, чтобы держать мину.
— НУ! Говори! Хватит уже страдать херней! Да или нет?!
— Да.
Сначала я даже не верю в свое счастье. Выдыхаю, пару раз моргаю, хмурюсь, он же изучает мою реакцию, наклонив голову на бок…и мне не нравится, как он меня разглядывает. Слишком как-то…странно.
— Почему ты так пялишься?
— Рад, что ты довольна моей победой, но не понимаю почему ты ей так довольна.
— В смысле?!
— Тебе с этого что?
— Я…не поняла, — внутри толкает страх, а по спине бегут мурашки.
Вдруг понимаю, что в комнате все замолчали и наблюдают за нами, и это мне не нравится вдвойне, особенно, когда я смотрю на Женю и вижу в ее глазах сочувствие.
«Какого хрена?!»
Тем временем Максимилиан плавно поднимается, расправляет плечи, будто ему мало, что он итак занимает почти все пространство своим эго и ублюдской усмешкой…
— Ну и? Долго ждать ответа?
— Она все сделала, и это значит…
— Что мы на шаг ближе к свержению нашего отца. Что это значит для тебя?
До меня доходит медленно, но наповал. Руки начинают трястись, и я сжимаю пальцы, жалобно смотрю на него и еле слышно шепчу.
— Мы договорились…
— Мы с тобой ни о чем не договаривались. Спасибо за содействие, но для тебя это ничего не меняет. Ты остаешься.
Кажется только что слой пыли и грязи отпал с еще одного бронзового зеркала, которое осветило то, что я так наивно не учла: Максимилиан Александровский самый настоящий кошмар, и я что действительно думала, что это будет так просто?