Цунами
Шрифт:
Я отодвинул поднос и прошел к выходу.
В клубе напротив начиналась дискотека. Музыка, набирая мощность, накатывала, как волны.
Черное каре, салатная кофточка.
Морковный сок с трубочкой.
Перед тем как забрать проститутку, позвонил в “Swiss Hotel”, попросил в номер шампанское.
– Меня искали? – спросил на всякий случай.
“Звонков на ваш номер
Пригубив из бокала, она ушла в душ. По движениям силуэта я пытался угадать, что она делает. Унитаз, душ, снова унитаз. Ничего особенного.
Кутаясь в белый халат, села на край кровати. Не вставая с кресла, я протянул бокал. Она переместилась ко мне, села на колени. Мы чокнулись.
Не дожидаясь, когда она выпьет, я сдернул с нее халат.
Шампанское пролилось на грудь, стал слизывать. Опустил ее на колени.
С каждым движением ее тело вжималось в окно. Я видел щеку, расплющенную о вокзальную площадь. Черные волосы, разметанные по переулкам. Мне казалось, что подо мной целый город. Что с каждым движением я проникаю в него все глубже. Все яростнее. Все безнадежнее.
Я закричал что есть силы, до хрипа. Как утром кричала та, из подпола. Но крик утонул в плюшевых стенах. Последнее, что помню, – ее взгляд через голое плечо, испуганный, детский.
Остаток ночи просидел перед окнами.
Он гудел и копошился, мой город, – и вместе с тем спал, безмолвствовал. Глядя вниз, я хотел понять, что /теперь /он для меня значит. И не испытывал ничего, кроме удивления и досады.
Города, который я знал, больше не было. Но теперь, когда даже чужой жизни у меня не осталось, я вдруг понял, что у меня есть большее.
Что у меня есть город моих снов, моих историй. Моих жизней – чужих и собственных.
То, что исчезало или не случалось внизу, возрождалось в этом городе.
Хранилось, получало вечное место жительства. Да и сам я, по правде говоря, давно перебрался в его вымышленные переулки.
Просто боялся признаться в этом.
Сколько здесь было фантазий, историй! Сколько несостоявшихся судеб!
Сколько героев и персонажей! Где-то здесь стоит театр, где моя вымышленная жена играет в моих ненаписанных пьесах. Где-то здесь живут те, кого я встретил и кого нет. Те, кого забыл, но обязательно вспомню, просто в другой раз, в другой жизни.
Последнее, что я вижу, – это река и то, как мерцают красные габариты
Николаевой лодки. Она впадает в океан, эта река, – в большую воду, на горизонте которой поднимается наш остров.
Мы поселимся на холме у монахов. Они научат, как жить, не привязываясь к вещам и людям. Как жить среди безымянных надгробий, под которыми лежат такие же лунатики без имени-отчества.
Каждый вечер я буду спускаться на мотороллере в поселок. В нем суетно и шумно, в этом поселке. Уже выставлены окна, масло шипит на жаровнях. Снуют машины, тележки. Только маленький Будда невозмутимо наблюдает за нами. Иногда мне кажется, что он наделяет хаотичное движение смыслом. Накидывает прозрачное покрывало или опутывает паутиной, где мы все не случайно барахтаемся.
Но это представление мнимое.
Просто мне приятно думать об этом ночью, на обратной дороге через остров.
“Главное, – говорю я себе, – не выскочить на встречную полосу”.
Выскочить на встречную полосу.
Около трех часов ночи на пандус гостиницы “Swiss Hotel” въехала обычная темно-зеленая “Волга”. Из нее вышли двое мужчин в плащах и девушка, на которой была дутая куртка.
Машина осталась у входа, хотя швейцар настойчиво предлагал отогнать ее на парковку. Игнорируя привратника, троица вошла в вестибюль через стеклянные двери. Девушка села в кожаное кресло, стала разглядывать люстры.
Двое синхронно придвинулись к стойке регистрации.
Молодой человек снял с лица фирменную улыбку и сделал озабоченное выражение.
– Из какого номера был сделан этот звонок? – сказал левый.
Послышалось клацанье клавиатуры, гул процессора.
Молодой человек услужливо поднял трубку.
– Не надо, – остановил его правый.
– Мы поднимемся.
Оба посмотрели на девушку. Та отвернулась и закусила губу, обнажив влажные крупные зубы. Видно было, что на глазах у нее слезы.
В телевизоре мелькали кадры, снятые в декабре прошлого года.
Километры пляжей, заваленных битыми кирпичами.
– Да не тряситесь вы так, девушка! – ласково сказал один.
– Ничего серьезного на него нет, я уверен.
Коридор на двадцать втором этаже шел по кругу, люди разошлись.
Девушка осталась у лифта, села на ковер. Отсюда, из холла, было видно, как спустя минуту они встретились у входа в номер.
– Почему мужчина, чтобы потушить огонь, машет спичкой? – спросил один шепотом.
Раздался громкий стук в дверь.
– А женщина дует на спичку?
Но за дверью не было слышно ни звука.
о. Крит, август 2005 – п. Ильинский, март 2007.