Curriculum vitae
Шрифт:
13 апреля того же года было принято Постановление СМ № 843-342сс «О возвращении на родину репатриантов – латышей, эстонцев и литовцев», оно предусматривало, что в течение 1946 года бывшие легионеры латышской, эстонской и литовской национальностей должны были быть освобождены и возвращены на родину. Служащих легиона других национальностей постановление не коснулось.
23 августа 1988 года. Балтийский путь [3]
3
На
Масштаб мероприятия Распутин оценил, когда сам попал в водоворот событий. Тут не могло быть никакой речи о самодеятельности. Всё организовывалось на крепком государственном уровне. Да по-другому и быть не могло. Расставить два миллиона людей в цепочку от Вильнюса до Таллина на расстоянии 600 километров самостоятельно не под силу было ни одной, даже очень массовой организации. Участников собирали по домам и подвозили автобусами, выделенными советскими и партийными организациями. Палатки с разнообразной бесплатной снедью и с великолепным пивом приятно дополняли летний пейзаж и создавали атмосферу домашнего праздника или дружеского пикника у обочины. Но больше всего Григория поразило количество иностранных туристов и корреспондентов. Казалось, что он за всю свою предыдущую жизнь не слышал так часто незнакомую речь, не видел такого количества кинокамер и фотографов с пестрыми наклейками иностранных новостных информационных агентств.
– Откуда? Из Москвы? – вздернул брови говорливый владелец пивной бочки, притулившейся у обочины. – Хорошо, что приехал посмотреть на нашу борьбу. Держи!
Распутин принял литровый стаканище, наполненный до краев пенным напитком, отхлебнул, кивнул в знак одобрения качества.
– Хорошая у вас борьба! Под свежее пиво с раками и воблой!
– Так всё для народа! – не остался в долгу колхозник. – Давай! За вашу и нашу Свободу!
Стоящая на крыле бочки магнитола щёлкнула, зашелестела, голос диктора скороговоркой начал диктовать какой-то текст и толпа вокруг Распутина моментально пришла в движение.
Координация мероприятия осуществлялась по государственному радио. Не было интернета и мобильных телефонов. На раскладных столиках, подносах с бутербродами, плечах активистов – радиоприемники ВЭФ, голос по радио передает: на таком-то километре пробка – лучше объезжать по другой дороге. Или: на таком-то километре не хватает людей. И тогда туда устремляются целые группы. Вот и Инга со своими подружками очень быстро унеслась в какую-то глухомань – затыкать брешь в цепи участников. Айвар остался. У него – другая ответственная задача. Он олицетворял единение армии с народом, поэтому был в форме, лучился благожелательностью и бойко общался с журналистом, задававшим вопросы с явным английским акцентом. Распутин тёрся рядом, скучал, пока не почувствовал горячее желание освободиться от части домашнего пива.
– Простите, товарищ, – обратился он к человеку, ожидавшему своей очереди к микрофону, – а где тут у вас…
Оглянувшийся на него немолодой худющий человек имел настолько глубокие глазницы, что зрачки его, казалось, смотрели со дна черепа. Всклокоченные седые волосы, падающие на лоб сальными космами, и орлиный нос, закрывающий верхнюю губу, делали его настолько похожим на киношного профессора Мориарти, что Распутин невольно отпрянул и смутился. А “профессор”, смешно артикулируя губами на неподвижном лице, начал что-то быстро говорить по-латышски, всем своим видом демонстрируя гнев и возмущение.
Обернувшийся на длинный и, видно, прочувствованный монолог, Айвар сначала побледнел, потом покраснел, пошёл пятнами, как леопард и что-то резко ответил говоруну на своём языке, закончив но-русски: “ты что, не видишь, что он не знает латышский?” На “Мориарти” реплика Айвара никакого впечатления не произвела, он презрительно бросил взгляд на курсантские погоны и четко, чтобы было понятно, каждое слово, прошипел:
– А нам не нужно, чтобы он знал латышский язык. Нам нужно, чтобы он знал своё место!..Stulbens!
По выражению лица “Мориарти” и своего “адъютанта” Григорий понял, что это слово обозначает что-то нехорошее. Айвар тем временем повернулся к командиру, посмотрел на него извиняющимся взглядом, скороговоркой прошептал:
– Подожди, пожалуйста, меня где-нибудь… десять минут. Закончу и всё объясню….
Распутин кивнул, повернулся, вышел на асфальт, по которому, раздвигая бамперами людской поток, медленно плыли автомашины, остановил РАФик, направляющийся в сторону Риги и коротко спросил: “До вокзала подкинешь?”
На хутор к родителям Айвара Григорий решил не заезжать. Форма на нём, документы и деньги в кармане, а всё остальное – мелочи, не стоящие беспокойства.
На вокзальной площади было тесно и шумно. Митинг шёл нон-стоп. Ораторы, перемежая русские и латышские фразы, вещали с трибуны о свободе и демократии, о гнусных преступлениях сталинского режима, о необходимости восстановить справедливость и “повернуть на столбовую дорогу цивилизации”. Палатки с бесплатными бутербродами и пивом тоже присутствовали, но ветер свободы пьянил лучше любого алкоголя. Толпа жила своей жизнью. Народ ликовал и жизнерадостно поддерживал любые глупости, сказанные с трибуны.
Среди непривычных для глаза вишнёвых флагов с белой полосой, яркой, но чужеродной окраской выделялось кумачовое полотнище с огромными аккуратными, белыми буквами: “Мы, русские, поддерживаем требования латышского народа!” Держали его четверо ровесников Григория, непрерывно принимая поздравления от снующих вокруг аборигенов, уже прилично “уставшие” от тостов “за дружбу народов, свободных от советского рабства”.
– Откуда будете, славяне? – как можно более нейтрально спросил Григорий, встав рядом с плакатом.
– МГУ, аспирантура, историки! – радостно отрапортовали активисты, задержавшись взглядом на медицинских петлицах Распутина. – Вставай рядом, док, тут такое творится!
– Да, – подхватил его коллега, – мы сами не ожидали, что будет так здорово! Представляешь, полчаса назад к нам даже консул США подходил! Переписал фамилии угостил печеньками, пообещал приглашение на стажировку в Гарвард! Ты представляешь, ГАРВАРД! На полном обеспечении!..
Историки дружно закатили глаза к небу, всем своим видом демонстрируя, что стажировка в Гарвардском университете на полном обеспечении является пределом мечтаний любого советского учёного.