Цусимские хроники. Перелом

Протасов Сергей Анатольевич

До Окочи оставалось пройти еще около ста миль. С юга шла крупная волна, подгоняемая порывистым попутным ветром, быстро разгонявшим туман. Вскоре видимость достигла ста – ста двадцати кабельтовых. На западе все еще едва виднелся удирающий пароход, преследовать который даже не пытались, поскольку на юго-востоке также показались какие-то дымы и неясные силуэты, быстро шедшие пересекающимся курсом. Разглядеть, кто оттуда приближается, пока не удавалось, но покидать позицию «Богатырю» категорически запретили. Произвести доразведку эсминцами не пытались. Из-за свежей погоды они оказались практически не боеспособны и едва могли удерживать место в строю меж коротких колонн

транспортов.

Поскольку смысла в постановке помех уже не было, Рожественский приказал это прекратить. Тут же связались с Цусимой, откуда сообщили, что вдоль западного побережья островов фарватер удалось расчистить почти до Окочи. Мин у выхода из Цусима-зунда обнаружили много. На первых восьми милях фарватера тральную партию приходилось менять три раза из-за частых подрывов в тралах порой целых связок мин.

Это траление запомнилось всем его участникам как одно из самых тяжелых, причем не только из-за жестких погодных условий. От мощных гидравлических ударов, вызванных частыми подрывами, один из буксирных пароходов потерял две лопасти винта и едва смог самостоятельно вернуться во внутреннюю акваторию Цусимы. На нескольких миноносках открылись сильные течи, но на плаву они удержались.

Сдавали не только тонкошкурые миноноски. Даже добротные прочные корпуса грунтовозных паровых шаланд потекли во многих местах. Имелось множество мелких повреждений в котлах и паровых магистралях, устраняемых по мере возникновения прямо на месте. Обрывы и заклинивания штуртросов, вызванные сотрясениями и упругими деформациями корпусов, на общем фоне считались вполне заурядными явлениями. Их просто чинили на ходу.

Судя по докладу из Озаки, в «тени» северного из Цусимских островов, вдоль его западного берега, волнение пока было не такое сильное. Даже миноноски вполне вытягивали пять узлов, двигаясь по течению. Правда, всего в двух-трех милях дальше в пролив даже само плавание для миноносцев, а тем более для миноносок, становилось небезопасным, не говоря о работе с тралами.

Это, помимо все более плотной опеки противника, стало еще одним поводом для того, чтобы поспешить. На эсминцах при эскадре и конвое не имелось тралов, поскольку их в спешке просто не приняли на борт во Владивостоке, а в штатное вооружение эти довольно громоздкие приспособления, мешавшие использованию минных аппаратов и кормовых орудий, не входили. Теперь же получалось, что в случае перемены направления ветра на более восточное, или даже просто при его усилении, кораблям и транспортам придется пробираться ненадежным фарватером без проводки за тральной партией. Или отстаиваться до улучшения погоды в Окочи. А там все еще не было надежной береговой обороны, и можно было запросто дождаться скорого появления всего самурайского флота в полном составе, с вытекающими последствиями.

В том, что японцы охотно ввяжутся в решительный бой на истребление, никто не сомневался. Сберечь пароходы, имевшие в числе прочего массу взрывоопасных и горючих грузов, в таком случае будет почти невозможно. А это стало бы катастрофой, поскольку неминуемо вело к скорой потере контроля над Цусимой, а с ней и над всей южной частью Японского моря.

В Озаки отправили депешу с приказом пробить и удерживать фарватер до подхода конвоя любой ценой. Из-за активного противодействия японцев переговоры могли вести только мощные станции «Орла» и «Олега». Но и они с трудом перебивали множество более старых и слабых передатчиков патрульной мелочевки, собиравшейся вокруг во все больших количествах. С мостиков и марсов

уже насчитали более десятка паровых и парусных судов, не особо навязчиво курсировавших в отдалении на разных курсах, но упорно державшихся в пределах видимости.

Конечно, движение в этих водах всегда было очень интенсивным, но чтобы вся эта плавучая братия вот так назойливо мозолила глаза, рискуя быть перетопленной в течение какого-то часа, еще не бывало. Складывалось впечатление, что японцы умышленно стараются раздергать наш ордер, чтобы затем, улучив момент, напасть на открывшиеся неповоротливые транспорты.

Полный хаос в радиоэфире, царивший с самого рассвета, похоже, изрядно затруднял противнику управление его собственными патрульными силами. Хотя вполне возможно, в первые утренние часы никакого управления еще и не было. Явные его признаки начали проявляться только теперь.

Сначала несколько раз подряд в течение короткого промежутка времени приняли одну и ту же телеграмму, в начале и конце которой стоял позывной крепости Бакан. После чего интенсивность японских переговоров резко снизилась. Вскоре японцы вообще прекратили непрерывную трескотню, перейдя все еще к активному, но теперь явно упорядоченному радиообмену.

Это позволило и Рожественскому ускорить обмен информацией с осажденными островами. Отправив в Озаки запрос о текущей ситуации, получили ответ, что кроме двух небольших пароходов непосредственно напротив входа в Цусима-зунд противника с Цусимы не наблюдают. Хотя дымов по горизонту много. Ясности это не добавило, но утешало хотя бы то, что тральным работам, прикрываемым теперь «Олегом», никто препятствовать не пытается.

Довольно скоро после этого стали приниматься сигналы какой-то другой, гораздо более мощной и тоже явно японской станции. В начале ее сообщения стоял короткий набор знаков, вероятно, чей-то личный позывной. Он был очень похож на сигналы, что часто слышали накануне вечером. Только теперь они принимались гораздо отчетливей.

На первую же телеграмму с этой станции отозвалась крепость Бакан, чьи позывные наши минеры уже хорошо знали, разразившаяся длинной депешей. Часть ее удалось расшифровать. Судя по всему конвой нагоняли большие японские военные корабли и запрашивали наши координаты, курс и скорость, а также обстановку в целом.

Как только это стало ясно, Рожественский приказал поднять ход до предела, рассчитывая хотя бы на 14 узлов, надеясь все же успеть проскочить севернее Цусимы без боя. Однако из-за ветра и крутой волны, бившей в левую скулу, конвой едва выдавал двенадцать, даже при зажатых клапанах на котлах транспортов и работе их машин на предельной мощности.

Постоянно отправляли запросы в Окочи о ситуации вокруг, сообщая о наблюдаемых поблизости от конвоя дымах. С помощью береговых постов надеялись заглянуть за горизонт, чтобы выяснить, не готовят ли японцы какую-нибудь пакость. Но ответную телеграмму получили далеко не сразу.

Хотя с вершин прибрежных возвышенностей у мыса Горосаки уже давно видели большое облако дыма, наползавшее с востока, а станция северной воздухоплавательной роты уверенно принимала все депеши, ответные послания не доходили, о чем свидетельствовали постоянно повторявшиеся запросы.

Собственно, в первые час-полтора ответить из Окочи могли только то, что не видят крупных кораблей поблизости. В приближавшейся стене дымов, занимавшей достаточно большой сектор по горизонту, совершенно терялись дымы самого конвоя, так что описать ситуацию вокруг него не представлялось возможным, о чем и отбивали короткие шифрованные сообщения каждые четверть часа.