Цусимский бой
Шрифт:
Разделение, проходившее через бытие русского народа, нашло своё отражение и в личном составе русского флота. Там также существовали две группы офицеров. Одни продвигались успешно по службе, ничем особенным из общей массы не выделяясь, достигали высоких постов, а затем тормозили всякое проявление инициативы, вдумчивое отношение к своим обязанностям со стороны лиц, которые благодаря своему дарованию могли стать опасными для их карьеры.
Война обычно вносила поправку в эту негодную практику отбора высшего начальства. В войне закалялся характер, и волевые и решительные офицеры получали возможность обратить на себя внимание. Так, Русско-турецкая война 1877–1878 годов выдвинула ряд выдающихся молодых офицеров, которые впоследствии стали знаменитыми адмиралами, как, например,
Поэтому перед Русско-японской войной большинство молодых офицеров флота, получив холодный ушат воды после проявленной ими инициативы, махали безнадёжно рукой, подчинялись общему застою и продолжали чисто механически выполнять свои обязанности. Меньшинство не хотело примириться и уходило в запас, а если имелась возможность, то уходили в различные опасные экспедиции, где было меньше шансов встретить засилье бездарностей и маменькиных сынков. Одним из этих лиц был Коломейцев. Разочаровавшись в военной службе, он три года проплавал между Европой и Дальним Востоком на пароходах Добровольного Флота и только в 1900 году возвратился на активную службу, чтобы принять позднее в командование полярное судно «Заря», которое Академия наук отправляла под начальством барона Толя на исследование Новосибирских островов в Северном Ледовитом океане.
Но и здесь Коломейцев не поладил с Толем, а так как продолжение совместного плавания при неуступчивом характере обоих грозило превратиться в тяжёлое испытание, то во время зимовки «Зари» в одной из бухт Таймырского полуострова он с одним матросом получает разрешение покинуть «Зарю» и на санях под покровом полярной ночи, вопреки трескучим морозам, снежным вьюгам и заносам, через гребни гор и тундры проходит 900 километров до первого эскимосского селения Галчихи. Размолвка с Толем, возможно, спасла жизнь Коломейцеву, так как сам барон Толь с тремя матросами пропал бесследно в арктических льдах.
После «Зари» Коломейцев получает в командование первый, самый большой в мире ледокол «Ермак», недавно построенный по проекту адмирала Макарова. На нём Коломейцев совершает несколько полярных плаваний. После начала Русско-японской войны Коломейцев, уже 38-летним капитаном с большим плавательным стажем, со знанием дальневосточного театра, с большим командирским опытом и с характером, закалённым в полярных экспедициях, получает в командование миноносец «Буйный» в эскадре адмирала Рожественского.
Таков был жизненный путь командира, который проявил не только храбрость и высокую степень командирской сноровки, но также инициативу, оставившую яркий след в Цусимской драме.
Миноносец «Буйный» подошёл вплотную к тонущему броненосцу «Ослябя», но так как в это время броненосец лёг на левый борт, показал правый винт и начал погружаться носом в воду, то миноносцу пришлось отойти, дав задний ход. Картина плавающих в воде 400 человек из команды «Осляби» была, согласно рапорту командира миноносца, потрясающей. Немедленно был спущен вельбот, на котором мичман Владимир Иосифович Храбро-Василевский с двумя гребцами направились спасать плавающих в стороне, тогда как с миноносца при помощи бросательных концов спасали плавающих вблизи.
Всего «Буйный» подобрал 204 человека, а миноносец «Бравый» — несколько меньше. За это время русская эскадра уже удалилась вперёд, а к миноносцам приблизились японские лёгкие крейсера, которые открыли по ним жестокий огонь. На «Бравом» была снарядом сбита фок-мачта. На «Буйном» ранен
Было 3 часа 30 минут, когда миноносец дал ход и начал уходить, отстреливаясь из всех пушек. В машине появился стук — оказалось, что миноносец погнул свои винты об обломки «Осляби». Догоняя эскадру, увидели, как вспомогательный крейсер «Урал» стоял, сильно накренившись, и спускал шлюпки. Помощь оказывали другие корабли.
«Буйный» шёл в хвосте колонны крейсеров и миноносцев, когда с него увидели, что впереди медленно двигался горящий броненосец. Мысль о «Суворове» мелькнула у всех, но узнать русский флагманский корабль в бесформенной горящей массе было невозможно.
С юго-востока приближались японские броненосные крейсера, которые открыли огонь по горящему кораблю. Если это «Суворов», то следует немедленно к нему подойти, пока его не прикончили броненосные крейсера адмирала Камимуры. Капитан 2-го ранга Коломейцев сообщил команде о своём намерении подойти к терпящему бедствие броненосцу. Команда стойко выслушала, обнажила головы и истово перекрестилась.
«Подходя к этому кораблю, — пишет в своём рапорте Коломейцев, — я своим глазам не верил. Да, это он — „Суворов“, но в каком виде? Мачты сбиты, обе трубы повалены, весь борт, где нет брони, избит, как решето, краска по борту обгорела, и изнутри вырываются яркие языки пламени пожара Это не корабль, а какая-то жаровня вроде тех, что употребляются для печения каштанов…»
И на этот избитый корабль продолжали падать японские снаряды. Справа недвижно стояло ещё одно судно — транспорт-мастерская «Камчатка». И она была под обстрелом. Большой столб дыма поднялся из середины этого корабля. Когда дым рассеялся, то трубы уже не было.
В это время на «Суворове» увидели приближающийся миноносец, который приняли за японский. Раздалась команда:
— К орудиям. К отражению минной атаки.
Но, ещё вовремя, разузнали русский миноносец. На броненосце тщетно ждали, что подойдёт или «Бедовый», или «Быстрый», как им полагалось это сделать согласно инструкциям адмирала Рожественского. Русская эскадра три раза возвращалась или нагоняла «Суворов», но ни разу ни один из этих двух миноносцев не подошёл к «Суворову». Крейсер «Жемчуг» в это время сам испытывал затруднения, так как в конце первой фазы боя пошёл в минную атаку на японскую эскадру, получил несколько попаданий и был отбит. Но, к чести русских моряков, к флагманскому броненосцу подошёл миноносец, в обязанности которого подойти не входило. Увы, из большого количества крейсеров и миноносцев, проходивших мимо «Суворова», этот миноносец оказался единственным, который не побоялся лавины снарядов, осыпавших «Суворова». К тому же на этом миноносце, кроме 75 человек собственной команды, находилось 204 человека, спасённых с броненосца «Ослябя», которые заполнили буквально каждое свободное место на миноносце. И с этим живым грузом, который уменьшал боеспособность миноносца, «Буйный» без колебания подошёл к подбитому броненосцу, находящемуся под интенсивным обстрелом шести японских броненосных и многих лёгких крейсеров.
На счастье, броненосец медленно шёл, обращённый подветренным бортом к японским крейсерам. Туда, в сторону неприятеля, несло дым, языки пламени и волны палящего жара. «Буйный» держался на ходу с наветренного борта броненосца, которым миноносец оказался скрытым от глаз противника. Коломейцев в рупор спросил, чем он может быть полезен. Находившийся на срезе флаг-капитан Клапье де Колонг приказал лейтенанту Крижановскому просемафорить руками: «Примите адмирала». На это Коломейцев в рупор ответил, что у него, к сожалению, нет шлюпки. Находившиеся на броненосце капитан 2-го ранга Семёнов, прапорщик Вернер Иванович фон Курсель вместе с боцманом Наумовым и несколькими матросами начали из полуобгорелых коек и обрывков снастей мастерить что-то вроде плота, на котором рассчитывали спустить адмирала на воду и так перевести его на миноносец.