Цвет боли: бархат
Шрифт:
— Линн! Как ты похорошела. Над чем смеешься?
— Привет, Оскар. Улетела тайно, никто, кроме двух друзей и Дага, не узнает, что я здесь. Позвонила бабушке, делая вид, что из дома, и чуть не попалась на объявлении рейса.
— Видишь, как опасно врать. А где Ларс, почему ты одна?
Линн нахмурилась:
— Он тоже не знает, что я здесь.
— Что-то случилось? Как у вас дела, как Мари?
— Мари в порядке. Мы разводимся.
— Что?!
— Оскар, у меня очень мало времени, утром я должна быть дома. Давай сначала о деле.
— Пойдем,
Они устроились на диванчике с видом на летное поле, и Линн просто протянула Оскару снимки. Он перебрал: один, второй, третий… Взгляд стал насмешливым.
— Вы из-за этого разводитесь?
— Нет, не из-за этого. Я прекрасно вижу, что это не подвал, на стене свет из окна, и в стекле шкафа отражение Седер-Турн. Меня интересует, где и кем сделаны эти снимки.
— Это снято давно, Линн.
— Я понимаю. У Ларса на плече нет тату, значит, ему здесь лет восемнадцать, на более поздних снимках тату уже было.
— Ты наблюдательна…
— Я стараюсь. Так кто это фотографировал?
— Откуда они у тебя? — вопросом на вопрос ответил Оскар.
— Прислали сегодня. Поэтому и хочу понять, кто это снимал и где, чтобы понять, кто мог прислать.
Теперь смешливость с него слетела, голос звучал тревожно.
— Ларсу здесь и восемнадцати нет. Мы играли в ужастики, баловались наркотиками… Ларса из всего этого вытащил дед, отправил в Лондон к Джейн. У той не поиграешь, шаг влево или вправо — попытка к бегству, в чулан под замок без разговоров. Но мы и сами понимали, что может плохо кончиться. Меня спасла моя мать, вернее, ее болезнь, было не до этой хрени. А остальные заигрались, от игры перешли к настоящему. Поэтому, когда стало понятно, что наши бывшие, та же Паула, как-то причастны к снафф-видео, в Стокгольм отправили меня.
Оскар вздохнул и немного помолчал. Линн очень хотелось напомнить, что ее интересует все же снимок… Но она покосилась на часы и промолчала. Когда объявят посадку, услышит. Оскар заметил.
— Когда у тебя рейс?
— Регистрация через сорок минут.
— Успеешь. Я, когда приехал в Стокгольм, тоже Ларса заподозрил, но он чист, поверь, мы все перевернули.
— Значит, не слишком все, если Жаклин не нашли и Лору с Торстейном тоже.
— Кого?
Теперь уже Линн смотрела чуть насмешливо:
— Я тебе могу многое рассказать, только сначала ответь, кто это мог прислать?
— Жаклин. Снимки были у нее. Мы перевернули всю Европу, ее фото в каждом полицейском участке…
— Она сменила внешность, Оскар.
— Откуда ты знаешь?
Линн смотрела на людей, спешащих по своим делам, беседующих, пьющих кофе или просто глазеющих на самолеты в ожидании своего рейса, и думала о том, что все человечество живет словно двойной жизнью. Каждый из этих дремлющих или болтающих, читающих, даже играющих с детьми мог оказаться членом самой кошмарной банды. И опасней не там, где у людей в руках оружие и они в окопах, там хоть понятно, что по ту сторону окопа враг, а вот здесь, где в простой, мирной, сытой жизни врагом может быть
Сердце сжалось от тревоги за Мари. Как она могла бросить ребенка даже на Дорис и Лукаса, если Жаклин где-то рядом?!
Оскар уловил ее тревогу:
— Что, Линн?
Она восприняла это «что» как просьбу передать известные сведения. Вздохнула, отгоняя дурные мысли о Мари, сделала знак Оскару, чтобы подождал, снова набрала номер Дорис. Три гудка, после которых Дорис включила телефон, показались Линн вечностью.
— Дорис, как у вас?!
— Эй, ненормальная мать, ты же только что звонила. Спит твоя красавица, не трезвонь.
— Дорис… мне что-то тревожно.
— Не бойся, она с нами в комнате, все в порядке.
— Я утром позвоню.
Оскар тревожно вглядывался в ее лицо:
— Линн, почему ты паникуешь?
— Заметно? Сейчас успокоюсь.
Она сделала несколько глубоких вдохов, потом кивнула:
— Все в порядке, я действительно глупо паникую. Думаю, тебе можно рассказать, Вангера и Фриду ты знаешь, в чем там было дело, тоже…
По мере того как рассказывала об Анике, Лоре и Торстейне, лицо Оскара вытягивалось все сильней, он на глазах мрачнел.
— Знаешь, у меня ощущение, что я не вижу чего-то важного прямо перед собой. А еще — что Жаклин обо мне все известно. Откуда-то она узнала, что я в офисе, если прислала фотографии прямо туда?
— А Ларс? Почему вы разводитесь?
— Он в Швейцарии. Развод вот к этому, — Линн кивнула на снимки, — отношения не имеет.
— Что случилось?
— Знаешь, Оскар, трудно быть терпеливой женой, когда муж приводит на твой праздник красотку, неделю назад раструбившую в Сети, что они любовники.
— Что?! Этого не может быть, Линн!
— Но это так. Сначала выясняется, что он занимался с ней БДСМ совсем недавно, потом она звонит с просьбой провести еще сеанс, потом липнет к нему на вечеринке, выкладывает в Сеть свои откровения, а потом он приводит ее на показ моделей, который организовала я.
— Я не понимаю, что с ним произошло?
— А ничего, Оскар, Ларс привык быть для себя главным, он эгоист с большой буквы «Э», а я лишь игрушка, Галатея, созданная этим Пигмалионом, понимаешь? И то, что игрушка не желает висеть на гвоздике и молча наблюдать за своим создателем, его возмущает. Он желает быть свободен! Тогда и я тоже. — Она прислушалась к объявлению, усмехнулась: — Ладно, мне пора.
— Я послезавтра прилечу, вернее, уже завтра. Будь осторожна, Линн.
— Ларсу не говори, что я была здесь, о Карин тем более ни слова!
Расследование снова застопорилось, наблюдение за Карлом Адлером ничего не дало, мало того, он, похоже, слежку заметил и временами просто насмехался.
Оскар не сумел вырваться на следующий день, обещание исполнил лишь через два дня, сообщил, что прилетает вечерним рейсом. Может, его появление сдвинет дело с мертвой точки? Свежий взгляд всегда полезен, особенно если это взгляд профессионала.