Цвет мести – алый
Шрифт:
– Да знаю я, – скуксился Сизых, подпер полную щеку кулачищем, вздохнул, а вторым кулаком ударил себя в грудь. – Но вот точит меня что-то, хоть убей! Не верю я, как бывалый театральный мэтр говаривать любил. Что делать-то, а? Поискать бы его, а, Кеша? Если уж совсем никого не откопаем, тогда будем работать Лесика этого самого. Придумают тоже кликуху, придурки!..
Вот и Горелова, в свою очередь, принялись точить сомнения. С одной стороны, все вроде сходится, а с другой…
Да, он нехотя сегодня утром послал запрос на распечатку всех разговоров и сообщений Лесика этого чертова, но почти
Кстати, о жене!
Гражданка Белова Мария Николаевна в последнее время никаких чувств в Горелове, кроме восхищения, не вызывала. И ему даже не хотелось верить, что она, так же как и Марго, бросила своего мужа без всяких объяснений. Было в ней столько благородства, столько природного достоинства и в то же время великодушия, что ему всякий раз при встрече с ней хотелось ей руку поцеловать, честное слово. Герцогиня просто!
А как она за Алекса своего вступилась! Просто чуть в горло Горелову не впилась, когда следователь строго повелел ему никуда из города не отлучаться и обо всех своих перемещениях докладывать в отдел, тем самым давая понять Лесику-Алексу, что он в число подозреваемых попал.
– Как вы смеете?! – набросилась Маша на Горелова. – Эти две карги ему в уши с утра до ночи дуют и вы еще тоже!
Двумя каргами оказались мать и сестра Алекса. Они, со слов Марии Николаевны, явились к ним в дом через пару дней после этого страшного происшествия и начали наседать на Алекса, чтобы тот, перед тем как отправиться на нары, переписал весь свой бизнес на них.
– Не вздумай на Мари оформить бизнес! – верещала его сестра.
– Почему бы и нет? – пьяно скалился Алекс, разгуливая по дому в одних трусах и носках. – Машке все оставлю!
– Идиот!!! – подключалась мамаша. – Ее завтра убьют, а кто все унаследует?!
– Я! – кривлялся Алекс.
– Так тебе еще сидеть и сидеть, а дело погибнет!
– Так, стоп, а с какой это стати Мари убить-то должны? – пытался он встрепенуться, но голова его все время падала на грудь или запрокидывалась назад.
Доза выпиваемого им алкоголя день ото дня все росла. И завязывать он явно не собирался.
– Так в нее ведь уже стреляли, – резонно подмечала сестра свистящим шепотом, должным, по сути, звучать зловеще, но больше напоминавшим радостный. – Один раз не попали, перепутали. Так ведь добьют, непременно…
В таких вот условиях приходилось бороться за себя, за семью, за мужа своего гражданке Беловой Марии Николаевне.
Горелову сделалось жалко ее. Да и кто знает, в кого в тот день целился киллер, а попал в ее подругу?
– Здрассьте вам!
На пороге квартиры, располагавшейся на втором этаже и на одном стояке с Анастасией, стояла пьяная баба. Лет где-то под полтинник, одета в мужской тельник до колен, мужские тапки размеров на пять больше, чем надо, с почти лысым уже черепом и двумя живописными синяками под заплывшими мутными глазами.
– Мент? – ткнула она грязным пальцем в гореловский стильный плащик, и его аж передернуло. – Вижу, что мент, хоть и нарядный! Чего приперся? Соседи снова жаловались?
– И от стона этого у тебя все лицо так посинело? – хмыкнул Горелов, вознамерившись уйти.
Ловить в этих стенах нечего. Яснее ясного: эти люди либо все время спят, либо ищут то, от чего уснуть можно. Им-то уж точно не до машин, которые без конца паркуются на стоянке под окнами.
– Мое лицо – не твоя забота, – абсолютно не обидевшись, парировала баба и шмыгнула носом. – Я чё спросить-то хотела… Тут, когда Настюху выволакивали, ваши приходили, какую-то пургу гнали про наркотики, что будто лесбиянки там были какие-то… Чё, правда, что ли, Настюха голая с бабой в койке померла от передоза?
– Пытаюсь узнать как раз. – Он шагнул в сторону от ее двери.
– Брехня это, малый! Сто процентов брехня! – крикнула она ему в спину, заставив Горелова обернуться.
– Сто два процента – брехня! – откуда-то из-за ее спины раздался сиплый мужской баритон, и на Горелова глянули два точно таких же мутных глаза, в точно таком же синюшном ореоле. – Настя мужиков всегда любила. И они ее тоже. Баба была правильная. Никакой наркотой никогда не баловалась. Все это… херня какая-то, малый! Ты, может, войдешь? Че ты, дура, его на пороге-то держишь?
Обшарпанная дверь гостеприимно распахнулась. Парочка попятилась, впуская Горелова.
Честно сказать? Входить туда ему жуть как не хотелось! Воняло страшно и от жильцов, и из недр жилища «ихонного». Но что-то такое они молотят языками… То ли развести его на сотню-другую хотят, то ли в самом деле помочь пытаются.
– У нас не прибрано, уж извини, гостей мы не ждали, – развела руками баба в тельнике. – Можешь присесть, если найдешь куда. Можешь постоять.
– С вашего позволения, я постою, – предупредительно поднял руки Горелов, поскольку мужик принялся обтирать тряпицей страшную липкую табуретку. – Давайте мы с вами поговорим конкретно, без лишней лирики, правдиво и…
– Сотню дашь? – оправдал его предположения о мзде мужик.
– Даже две, если вы мне поможете, – пообещал Горелов и достал блокнот. – Итак…
Со слов этих соседей, проживающих на одном стояке с Анастасией, лучшей бабы, чем она, в их подъезде и не было. Настя была очень порядочной, честной, справедливой и… всегда помогала им с опохмелкой. Наркоманам же не то чтобы помочь рублем – она в их сторону даже и не смотрела.
– И что же, мы нариков не знаем? Мы с ней и начинающего можем от бывалого отличить на раз-два! И бодун от ломки на щелчок двух пальцев отсечем. Настюха – и от передоза померла! Придумал бы уж этот гад что получше, когда гадкое дело свое затевал!
– Какой гад?
Нового пока что – ничего.
Горелов и без их заверений был почти до конца уверен, что наркотиками девок накачали специально. Другой вопрос стоял перед ним: добровольно ли это все произошло или же под давлением? Может, они как раз сами и захотели попробовать – в первый-то раз? Упились до зеленых чертей и…
– Так про какого гада разговор? – И он тут же подумал об Алексе.
– Тот самый мужик, который их и убил, – почему то шепотом проговорила баба с синяками.