Цвет нашей интеллигенции 19-го века. Буква «М»

На изображении Михаила Магницкого указано название его должности – попечитель Казанского учебного округа. Это его последняя государственная должность и рубеж, разделивший его жизнь на две части. Первая – доблестная и благожелательная. Вторая -ссыльная и бедная. По обычаю дворян того времени, Магницкий еще в трехлетнем возрасте был записан унтер-офицером в лейб-гвардии Преображенский полк. Такой абсурдный, формальный порядок зачисления на службу был прекращён император Павел I. В четырнадцатилетнем возрасте Михаил был произведен в лейб-гвардии сержанты. Числясь в рядах гвардии, мальчик отдан был для обучения в московский университетский благородный пансион, где, за успехи, удостоился получения награды из рук Хераскова, бывшего директором этого пансиона. По выпуску из пансиона в 1795 году он менее года находился на действительной военной службе, вышел в отставку и принят в ведомство государственной коллегии иностранных дел. Магницкий был прикомандирован к фельдмаршалу А.Суворову, который находился в Вене. Суворов, не владел французским языком, считая его не достойным его внимания, поэтому Магницкий занимался переводом всех входящих и исходящих сообщений. Позже Магницкого направили из Австрии в Париж вместе с послом. Красивая внешность, умение держать себя в обществе, аристократические манеры вызывали у парижских дам повышенное внимание к двадцатидвухлетнему молодому человеку. Первый консул, Наполеон, пророчил Магнецкому достойную будущность. Жозефина Богарне, жена Бонапарта, выделяла

его среди членов российского посольства в Париже. В 1803 году, в эпоху первых и последних преобразований молодого государя, Александра I, Магницкий вернулся в Россию, и становится ближайшим сотрудником отца российского либерализма М.М. Сперанского. Дружба со Сперанским придавала Магницкому дополнительный блеск в глазах верхушки общества. Всё складывалось, как пророчил Наполеон, но в марте 1812 года под влиянием Великой княгини Екатерины Павловны, и историка Н.М. Карамзина на царя, Сперанский был низвергнут со своих должностей и выслан из столицы в Нижний Новгород. Слетел с должности и Магницкий, отправившийся по высочайшему повелению отбывать службу в Вологду. Слухи ходили разные, но преобладали домыслы о желании сосланных продать Россию Наполеону. Имея либеральные взгляды, найти факты в якобы в пособничестве корсиканскому выскочке было на раз. На самом деле причина всевышней немилости была вызвана не внешнеполитическими взглядами Сперанского и его подчинённого, а сутью проекта реформ в России, автором которых был Сперанский. Согласно сути этого проекта реформ существенно ограничивались права дворянского сословия и сужались рамки единоличной власти монарха. Против секретаря Государственного совета (эту должность занимал Сперанский перед своим низвержением) образовался заговор во главе с министром полиции А.Д. Балашовым. Пользуясь сложной политической обстановкой в начале 1812 года, угрозой начала войны с коалицией Наполеона I, для верности наносимого удара по реформатору, министр полиции представил императору данные о расположенности Сперанского к французскому императору. Были бы сведения в доносе, граничащие с изменой Отечеству, были бы оба, Сперанский и Магницкий в Берёзове, а так сослали из столицы далеко, но не очень.

Будучи уже в Вологде, Михаил Леонтьевич, когда Наполеон уже находился в ссылке на острове Эльба, подсуетился и посетил Грузино (вне столичная резиденция Аракчеева на берегу реки Волхов Санкт-Петербургской губернии) с целью прошения о смягчения своей ссыльной участи перед фаворитом Александра I графом А.А. Аракчеевым. Как следствие этой встречи в Грузино последовало ходатайство фаворита перед императором и Магницкий был назначен в конце лета 1816 года воронежским вице-губернатором, а в последующим Симбирским гражданским губернатором. Участь его бывшего начальника , Сперанского, была так же изменена в лучшую сторону – был определён губернатором в Пензенскую губернию. По тому, как Магницкий относился впоследствии своего нахождения на должности гражданского губернатора к своему служебному миру, можно судить с его слов, высказанных им при первой встрече по приезду в Симбирск – «коллекция, какой я с рода не видал, точно четвероногие стали на задние лапы и надели шитые ошейники, на которых виднелись ленты и звёзды, с изображением страха и ожидания наказаний, словно повешенные собаки». За время своего симбирского губернаторства Магницким было привлечено к суду восемь помещиков за тиранство по отношению к своим крестьянам. При переводе Михаила Леонтьевича на должность члена главного правления училищ министерства народного просвещения, местные симбирские помещики выпили всё шампанское, что было в Симбирске, включая и пригороды.

Именно с назначения в комиссию по ревизии Казанского университета и назначения его попечителем казанского учебного округа Магницкий вошёл в историю как «разрушитель Казанского университета». Выскажу своё мнение. Возможно, оно абсурдно. Отчего пошла коренная ломка учебного процесса университета, проводимая новым попечителем? Заглянем на несколько лет вперёд. В июле месяце 1825 года Михаил Леонтьевич во второй раз посетил Аракчеева в его усадьбе Грузино. За пять дней пребывания у царского фаворита ему снится сон. Суть его, коротко, дух старца водит Магницкого по саду хозяина усадьбы Грузино с разными повествованиями. Но главное, этот факт говорит о том, что Магницкому снятся сны, которые он считает вещими. Поэтому, вполне возможно, что Магницкому приснились два образа братьев Ульяновых, покушавшихся на устои монархии. Оба были выпускники Казанского университета, Александр и Владимир. Отсюда такая агрессия на университет со стороны Магницкого. Согласны? Что-то странное в поведении Магницкого заметил и Сперанский и, даже, рекомендовал своей дочери больше не общаться с ним.

Возможно, дело бы дошло до полного закрытия университета, если бы Николай I не поставил бы точку «разгулу» попечителя. Стоны преподавателей Казанского университета наконец дошли до ушей государя, уже Николая I. Направленная в Казань государственная комиссия выявила значительную растрату казённых денег Магницким, но не имеющих направленность на личное обогащение. Было заведено дело. Магницкий был снят со своих должностей и сослан в Ревель (Таллин). По меркам того времени этот город считался ссылочным для столичных сановников. На этом закончилась эпоха восхождения вверх по служебной карьере в жизни героя нашего очерка. Далее – пырхался, пырхался, стараясь вновь обратить на себя внимание в столице, но уже безуспешно.

Вот, что пишет о самом себе Николай Петрович – «С тех пор как я стал себя помнить, я страшно любил музыку. Первая музыкальная моя страсть была скрипка. Еще до отъезда моего на службу в Варшаву я уже начал пилить на этом инструменте, сперва по слуху наигрывая разные песни, а потом уже и по нотам. По приезде Варшаву, я умолял моего дядю дать мне учителя на скрипке. Он и сам быль большой поклонник музыки и усердно по целым часам, насвистывал на флейте разные арии из известных тогда опер. Но в отношении к моей музыкальной страсти этот чудак-дядя оказал сочувствие, совершенно согласно с его циническими воззрениями на вещи и на людей. Он купил для меня скрипку на одном аукционе за три руб., а в учителя взял полкового и пьяного музыканта, игравшего на валторне, но который в то же время и на скрипке поигрывал секунду на бальном квартете. После десяти уроков я потерял всякую охоту продолжать, учение. Прошли годы, я поступил в школу гвардейских подпрапорщиков. Но страсть моя к игре на скрипке усилилась еще более от следующего обстоятельства. Во время коронования в Варшаве императора Николая Павловича в мае 1829 году, приезжал туда знаменитый Паганини, царь бывших и настоящих скрипачей. Он произвел неописанный фурор и дал девять концертов в народном театре, который был битком набит, несмотря на тройную цену билетов. Я плакал, рыдал. слушая дивные звуки, извлекаемые волшебным смычком из волшебной скрипки этого гиганта исполнительной концертной музыки, подобно которому я никогда не слыхал и, вероятно, никогда не услышу».

В 1830 Николай Макаров окончил школу и был произведён в офицеры. Появилась возможность самостоятельно нанять учителя для обучения игре на скрипке. Но здесь в Польше вспыхнуло восстание, и герой нашего очерка был пленён повстанцами. Хорошо ещё, что не убили. Получил он свободу, когда в августе 1831 года войсками под командованием фельдмаршала И.Ф. Паскевича была взята Варшава. Макаров принял решение выйти в отставку и поселиться в деревне Тульской губернии, приданое его первой жены. «В то время скрипка была уже окончательно оставлена. а гитара входила у меня в милость». Родные и близкие хором взывали к нему, мол, поздно тебе уже осваивать новый музыкальный инструмент, и на нём не сыграешь ничего путного. «Около того времени удалось мне приобрести в Москве очень хорошую гитару работы Штауфера, лучшего тогда гитарного мастера в Европе. Я разучил уже серьезные пьесы для гитары, преимущественно сочинения Мауро-Джулиани, величайшего гитарного композитора. Но я чувствовал тогда же, что стиль джулиановской музыки уже устарел, что в этой, впрочем прекрасной музыке, не доставало уже многого, чего не мог еще тогда себе объяснить. Не было в ней того новейшего блеска, того концертного шика, который находился в сочинениях тогдашних виртуозов фортепьяно, скрипки и других главных инструментов. Тогда же я написал несколько малых и больших произведений и между ними мазурку, которая впоследствии произвела фурор в моем концерте в Брюсселе». Среди слушателей гитарного исполнения Макарова поползли разговоры о том, что он «Паганини на гитаре». Однако, директор оркестра Московского театрального общества, господин И.И.Иоганнис, выразил своё мнение Макарову – «Вы избрали самый трудный, неблагодарный инструмент, и я от души жалею, что вы даром тратите ваш талант». «Доходило иногда до того, – вспоминал Николай Петрович впоследствии, – что я хотел сжечь и гитару, и все мои сочинения и ноты, и навсегда отречься от музыки». Кризис прошёл. Позже Николай Петрович напишет: – «Едва ли возможно быть настойчивее, терпеливее и бескорыстнее, чем я. Едва ли кто сумеет и сможет в продолжение восемнадцати лет бороться и с равнодушием своих соотчичей, и с недоброжелательством своих собратий по инструменту, бороться и с тысячами других препятствий и не пасть духом, а смело идти и придти к предложенной цели.» А цель была – провести первый международный конкурс гитаристов. В октябре 1856 года он состоялся в Брюсселе.

За долгую жизнь Николай Петрович испытал разные перипетии в своей жизни. Но никогда не сдавался, преодолевал трудности. Даже когда он разорился, вложив неудачно свои сбережения в одно ненадёжное коммерческое дело, он выкарабкался, занявшись литературной деятельностью.

Елена Ивановна является выпускницей Смольного института благородных девиц, находящегося в 19 веке в Санкт-Петербурге. То, что она является автором кулинарных книг, видно из представленных читателю картинок. На моей памяти книга из детства -«Кулинария» пятидесятых годов издания, лежащая на полке торшера, стоящего в углу комнаты. Тяжёлый, объёмный фолиантище, особенно учитывая детские ручки его поднимающие. Но поднятие тяжести стоили этого. С первых страниц открывалась неимоверная вкуснотища и красотища. Реальность виденного была где-то там, я по-детски не знал где. Но рисунки, а может фотографии, были так реально представлены, что не было сомнения в реальности существования этих изысков кулинарии. У детей кулинарные шедевры вызывали восхищение, у взрослых, как правило – негодование. Кулинарные книги Елены Молоховец по рецептам вызывали также негодование у тёток и дядек. Многие ингредиенты были недоступны для большинства по причине дороговизны или полного отсутствия в продаже. В стихотворении Арсения Тарковского это недовольство «сквозит». Для детей кулинарные книжки Молоховец были напрочь не интересны по причине красивых картинок.