Цвет ночи
Шрифт:
На этот раз Велес не нёс с собой шлюпку. Он притащил её из ниоткуда, выволок из бесцветной пелены и коротким кивком подозвал меня. Как и в прошлый раз, мы плыли втроём, если не считать Кинли. Остальные будут ожидать нас на берегу. Драконы не могли полететь за нами, ведь ирий не место для тёмных богов, для такого количества тёмных богов — это не давало им возможности двигаться за нами вслед.
Напоследок Гай спросил меня, не хочу ли я оставить Кинли. Но я отрицательно помотала головой. Велес приблизился к Яну, хлопья снега в каштановых волосах изгнанного бога таяли, превращаясь в капельки воды.
—
Ян подался к лодке.
— Был бы у меня такой отец, как ты, подобного бы не случилось? — с выражением абсолютного спокойствия на лице вопросил Ян, устраиваясь в судне, подавая мне руку.
— Разве я тебе не папаша? — сказал изгнанный бог, и ответил на вопрос Яна: — Будь я на месте вашего отца, не стал бы из-за своего высокомерия объявлять войну на тысячи лет.
Держась за кисть Яна, я ступаю на борт шлюпки и присаживаюсь рядом, Кинли спрыгивает с моих коленей и располагается у ног, с противоположной стороны от дракона. Мы ожидаем лишь Велеса.
— Если бы Смог не объявил волколакам войну, они бы подчинили себе все миры, — пояснил Ян.
Велес ступает в лодку, и произносит:
— Возможно, если бы драконы не пытались при любом удобном случае показать своё превосходство, волки бы так не бесились.
Слышится тихий плеск воды — мы отплываем, оставляя позади братьев и сестёр Яна, силуэты которых растворяются в белоснежном покрове.
— В смысле не показывать своего превосходства? — тихо процедил Ян и вздёрнул плечами.
Велес ухмыльнулся и промолчал. Я уже знала, что причина войны была не в соперничестве двух кланов древних существ. Не только в соперничестве. Ян был прав: волколаки родились из самых тёмных частиц вселенной, и им нужна была безраздельная власть.
Скользя взглядом по борту нашего небольшого судна, разрезающего молочную непрозрачную гладь воды без помощи весел, двигающегося лишь по велению воли Велеса, я замечаю скульптурную фигуру на носу лодки, но сидя позади, не могу её рассмотреть. В то же время понимаю, что это не та же самая шлюпка, в которой мы в первый раз путешествовали в рай.
Нас со всех сторон окружает тишина. Ни я, ни Ян — не видим дороги, не видим русла млечной реки, её поворотов, не видим её ширины и размеров, окружающих её берегов.
— Что такое правь? — спрашиваю я, вспоминая, что именно так Троян описал место, где мы должны найти Живу. Евгению.
Ян продолжает молчать.
— Так называется часть вырая, где живут древние ирийские боги. Та часть, где жил я. Где расположен пустующий замок Дивии.
— Значит, я уже была там.
Велес кивнул.
Мы медленно плывём, скользя по воде, поверхность которой не имеет отражения. Мои глаза немного режет с непривычки, после нескольких дней ночной темноты. В этой части нави, на рубеже мира мёртвых, мира неприкаянных душ и рая, снег не порошит с небес, и погода больше не кажется зимней. Я чуть распахиваю свой меховой жилет и свешиваю руку за борт, желая коснуться разлитого молока — меня никто не останавливает, но я не довожу начатое до конца. Рядом с моей ладонью из реки резко выныривает нечто чёрное, пугая меня, заставляя одёрнуться. Пряди чьих-то мокрых волос колышутся на поверхности воды. Заблудившаяся русалка. Её голова всплывает под тихий плеск; она смотрит на меня абсолютно чёрными глазами, не имеющими белков, в них отчётливо читается желание полакомиться мной, сделать меня лёгкой жертвой, добычей, едой. Заворожённая моим видом, привлечённая энергией человека, опьянённая, она не сразу замечает двух богов рядом со мной. Велесу приходится окликнуть её, и та, очнувшись, как только переводит на них взгляд — мгновенно исчезает в молочной глади.
Безмолвие и тишина продолжают окружать нас. Мы с Яном не общаемся, почти не контактируем друг с другом, он старается на меня не смотреть. Мы вообще слишком мало говорим с того момента, как узнали, что Морана, его мать, проникала в мой разум и показывала мне фрагменты их совместного прошлого. Не слишком радужного прошлого, моментами — пугающего, беспощадного, жестокого.
Мы ещё не обсуждали, не успели поговорить о том, что поведали мне его мать и брат Гай — детали из многовековой жизни моего дракона, от которых он до последнего желал меня оградить. Утаивал, возможно, желая меня уберечь. Продолжая пребывать в закрытости и отстранённости. И в какой-то степени — желая не представать передо мной в своём тёмном облике, поворачиваться ко мне не самой светлой своей стороной, не желая обнажать душу со всеми её изъянами, с глубокими пропастями, в которых жили неведомые чудовища из страшных кошмаров. Одним из которых, скорее всего, считал себя Ян. Я догадываюсь, допускаю, что Ян ощущает себя несколько неловко, и по большей части мы молчим.
Тихий низкий голос Велеса просачивается сквозь пустоту, в которой мы застряли, распространяя спокойствие и безмятежность вокруг нас. Он начинает петь песню, медленную и мелодичную, напоминающую балладу. Мужской бас его голоса смягчается, и мне начинает мерещиться музыка, одна из тех мелодий, которые играла королева Барбара в бальной зале замка. Облокотившись о невысокий борт, ощущая тепло, исходящее от прижимающегося к моим ногам Кинли, я вслушиваюсь в слова, наблюдая, как рядом с нашей лодкой время от времени мелькают стволы деревьев, словно растущие из воды.
«По млечной реке плыла ладья, ветер нёс мою песнь –
Как средь дремучей чащи зимой, брёл одинокий олень.
Теплом и светом явился он в мир, рождённый любить и мечтать,
Он шёл по земле со стаей своей, но судьба велела отстать.
Найти желая счастье во вне, он двинулся в собственный путь.
Оставив семью и друзей позади, он захотел ускользнуть.
Никто не знал тайных мыслей его, и чем был наполнен день.
Билась в сердце печаль и тоска, он стал похож на тень.
Память ушедших лет — прошлой жизни тушила огонь,
медленно гас яркий внутренний блеск, он стал недоволен судьбой.
Шелест осени царской звенел — золотом бор горел,
Олень шёл один, не найдя себе пары, был столь одиноким олень.
С тех пор уже и не помнил никто, о хранимом в груди его,
Чего он ждал и грезил по ком, от стаи убрёл далеко.
Когда зима наступила вновь, и вскоре пришли снега,
Метель замела благородное тело, истлевшее льдами костра.
Однако в тот день, когда он исчезал, вопреки былому всему