Цвет ночи
Шрифт:
— Меня зовут Морана, — представляется она.
Конечно, это была она. Смерть.
Сама смерть.
Я умерла, и она пришла за мной.
Потому что кто-то должен был явиться: её предвестницы или она сама — по-другому не могло быть. И отдалённым участком памяти, мимолётной мыслью я напоминаю себе, что она — родная мать Яна.
Я вспоминаю о драконе. Внутри разгорается боль, тупая, давящая непреодолимой тяжестью. Но не на плечи, не на грудь — тело всё же ощущается как-то по-другому. Я пока не могу определить как будто свою собственную природу и форму. Мир яви остался где-то там, и рядом со мной, с моим телом, другим телом, человеческим,
Я больше могу никогда не увидеть Яна. Если я умерла — я отправлюсь в навь, мороз которой уже сейчас чувствовала. Затем пройду искупление. Совсем скоро моя душа будет заточена в одном из небрежно сбитых гробов у берегов кипящей реки Смородины подле Калинового моста. Мне придётся проанализировать свою жизнь. Точнее не мне, не теперешней мне, а настоящей — той, кого я пока не помнила, но чьи воспоминания скоро станут мне доступны. А затем я пойду дальше, в один из миров, и моя прежняя жизнь больше не будет мне принадлежать. И вместе в ней растворится Ян. Он не найдёт меня у гробов на берегу, потому что нельзя прерывать искупление. Потому что я могу застрять в нави и не прыгнуть в водоворот. Он не отправится за мной в вырай, хоть и обещал. Может быть, навестит меня раз или два, но навсегда не останется там со мной, нет. И так же, ни я ни он не узнаем друг друга в моей новой жизни в яви, если она случится. Если моя дорога в рай пока что окажется закрытой. Мне было мало, что терять. Правда, мало. Почти ничего, потому что я многого лишилась совсем недавно. Почти ничего, кроме моего дракона. Прямо сейчас мы разлучились. Так неожиданно, так внезапно. Так жестоко. Пусть у наших отношений изначально и мог быть лишь такой исход, но я к нему была не готова. Не сейчас. Я мгновенно и остро начала по нему скучать. И вдруг вспоминаю ещё и о своём Кинли. Справится ли он теперь без меня? Он так привык к дому и к людям. Привыкнет ли он к одиночеству? Сможет ли выжить один?
— Я наблюдала за тобой то недолгое время, пока ты пребывала в загробном мире, — произносит она, и я пока что ничего не отвечаю, не в силах поверить в собственную смерть и осознать её. До конца не веря, что это происходит. Надеясь, что всё это снова сон, вероломно вклинившийся в разум, заставивший меня потерять сознание, родивший видения, которых в самом деле нет.
— И я была рада узнать тебя саму, и то, что мой сын так к тебе привязан, — продолжала Смерть. — Извини, если я напугала тебя, показывая те сны. Но по-другому нам было не поговорить.
Меня пронзает её звенящий стеклянный тон, и необычайный мороз от прикосновения, которое не разжималось. Она была той, кто долго наблюдал за мной, почти с самого моего момента появления в нави. Её предвестницы, заметив меня вместе с Яном на рубеже почти сразу же рассказали о нас, и после она долго преследовала меня во снах, вклинивалась в мой разум, следила за мной, невольно запутывала, пытаясь ни то привлечь внимание своего сына, ни то привлечь моё собственное внимание к нему и его истории.
И прямо сейчас она просто делает то, что должна. Забирает меня. Выхватывает из потока сгустившейся тьмы. Потому что в этом её суть. Суть смерти. Она вытаскивает меня из этого безразмерного пространства, чтобы отвести куда-то дальше. И мне точно известно куда именно — в навь.
— Значит, это всё? — наконец, заговорив, спрашиваю я. — Я, правда, умерла?
Она кивнула.
Всё кончено, повторяю я мысленно. Моя жизнь кончена.
Скоро я познакомлюсь с собой настоящей. Готова ли я? Не знаю. Странно подумать, сколько жизней я до этого жила. Но момент истины очень близок. И от него не уйти, не скрыться. Мне не вернуться назад.
Пока я молчу, пытаясь собраться с мыслями, безжалостное дуновение треплет мои волосы. И я снова на несколько мгновений замечаю повисший в воздухе снег. Недвижимый и нерушимый. Он блестел голубым светом. Мерцал как звёзды, и быстро исчезал. Снег, мерзлота, метель, губящее всё живое — всё это она олицетворяла. Смерть — бесконечный сон, в котором засыпало живое, впадая в беспробудную зимнюю вечную спячку.
— Теперь всё решится? — продолжаю говорить я. — Теперь я попаду в навь, рай или снова в явь?
Задаю бессмысленные, ничего не способные изменить вопросы. Зная наперёд, какой получу ответ.
Однако, Морана почему-то отрицательно качает головой. Неожиданно.
Не слишком понимаю, что это значит, и она уточняет:
— Никуда. Ты не сможешь попасть ни в одно из этих мест.
На миг мне мерещится, что я ослышалась. Потому что произнесённое — бессмысленно.
Внезапно снова вижу вспыхнувший вокруг нас снег. Он горит — синим. Обращаю внимание на её руку. Она крепко держит меня. Но когда смотрю на свои пальцы, вдруг начинаю замечать, что моя кожа покрыта голубым прозрачным светом, и что этот свет будто бы отслаивается. Не понимаю, как не замечала этого раньше, или Морана просто не давала мне этого увидеть. И теперь мне становится ясно, что этот снег меньше всего похож на кристаллы льда. А больше — на пепел. Пепел, в котором сгорали души. В котором я уже видела, как сгорали чужие души.
— Что?… — немо шепчу я. — Что со мной происходит?
И заключительная мысль, прежде, чем моё сознание не охватывает ужасом, погружая меня в бесконечный неосязаемый пустой страх, о том, что искры лазурного цвета, цвета вечности, цвета звёзд, когда я лежала ничком на брусчатке полуразрушенного городского парка, когда меня укачивал на руках Ян, мне не привиделись. Они были более, чем реальны. И исходили от моего собственного тела, а не от драконьих глаз Яна. Поэтому Валентина и плакала. Поэтому Ян был безутешен и разбит. Поэтому Велес оградил нас от битвы, чтобы дать ему возможность попрощаться. В самом буквальном смысле — навсегда. Все это понимали, кроме меня самой.
Не знаю почему, и как так вышло, но меня… расщепляло. Меня уносило в Вечность, но уже иную, не ту, на которую я рассчитывала ранее. Всё ещё хуже, чем я думала. Проблема не в том, что я должна была оставить свою прошлую жизнь и сейчас отправиться в навь. Проблема в том, что мне никогда не попасть в навь. К водовороту. К новым жизням или своим старым, сокрытым в памяти, которых мне не вспомнить. Меня возносило к звёздам. Я видела, как это происходит уже много раз.
Всё происходящее обрушивается на меня внезапным ошеломляющим грузом. Он слишком велик, чтобы его принять.
Меня не расщепляет, громко думаю я… Нет. Не может быть.
— Но я человек. Люди умирают по-другому, — произношу тихо, машинально протестуя, словно это поможет.
— Ты искупалась в озере с Тьмой, — невозмутимо говорит мне Морана. — Она увидела тебя в нави. Обнаружила. Пометила тебя. И теперь думает, что ты принадлежишь миру духов. И забирает тебя подобно им.
Я избежала этой участи в пекле, когда меня мог убить Чернобог, когда я могла отправиться к звёздам, но эта судьба настигала меня здесь.