Цвет пурпурный
Шрифт:
Я знаю только, о чем я думаю. Ни о чем. И собираюсь продолжать в том же духе.
Мы с ей в школе вместе учились, Шик говорит. Красивая она была. Черная-пречерная, кожа без единого изъяна, глаза черные, большие, как две луны. Хорошая была девка. Черт, да мне она самой нравилась. Зачем, спрашивается, я ей столько крови попортила? Я Альберта неделями от себя не отпускала. Она бывало придет, денег у него просит, детям еды купить.
Чувствую, мне на руку что-то мокрое капает.
А когда меня к вам притащили больную, как я с тобой по-свински обходилась. Как с прислугой какой. И все от тово, что Альберт на тебе женился. При чем сама-то я и не хотела за него замуж. Я ведь по настоящему-то никогда за него замуж не хотела. Мне надо было просто, штобы он меня прежде всех выбрал. Природа ведь и так за нас распорядилась. Природа велела, вы двое будьте вместе и другим пример показывайте, как это все на самом деле должно быть. А все што поперек того шло, мне хотелось с землей сравнять. Но видать, ничего хорошего между нами не было — так только, плоть потешить. Я такого Альберта не знаю, который не танцует, не смеется, не говорит почти, который тебя колотит и письма от твоей собственной сестры тебе не дает. Кто это такой?
Я ничего не знаю. И не хочу знать.
Как стало ясно, что Альберт прячет Неттины письма, я быстренько вычислила, где он их хоронит. В сундуку своем. У ево все ценное в сундуку спрятамши. Сундучина и открытый никогда не бывает. Добыть ключ Шикова работа.
Раз вечером, Мистер __ с Грейди пошли куда-то, мы отперли сундук. В ем охапка Шикового нижнего бельишка, открытки с гадкими картинками, и в самом низу, под его табаком, Неттины письма, целые пачки.
Как же их забрать? спрашиваю я Шик.
Очень просто, говорит. Мы письма то вынем, а конвертики то оставим, как будто так и было. Он в этом углу сундука никогда не шарит.
Я растопила плиту да поставила чайник. Стали мы конверты над паром раскрывать, письма вынимать да на стол складывать. Конверты взад запихнули.
Я их сейчас тебе по порядку разложу, Шик говорит.
Ладно, только не здесь, говорю, пошли-ка в вашу комнату.
Пришли мы в ихнюю с Грейди комнатушку. Она в кресло села, рядом с кроватью, и письма подле себя разложила. Я на кровати уселась, подушки под спину подложивши.
Вот эти самые первые, Шик говорит. Видишь штемпель.
Дорогая Сили,
Соберись-ка ты с духом да уйди от Альберта. Он плохой.
Как я вышла от вас, он за мной на лошади увязался. Только дом из виду скрылся, он меня нагнал и заигрывать стал. Знаешь, как он всегда. Ах, мисс Нетти, как ты выглядишь и все такое прочее. Я на него не смотрю и дальше себе иду, да с котомками далеко не убежишь, еще и по жаре. Притомилась я и присела у дороги. Тут он с лошади слез и в кусты меня поволок.
Я отбиваться стала и с Божьей помощью так ему врезала, что он отвалил от меня. Взбесился он ужас как. Сказал, раз я такая, то он не позволит мне с тобой переписываться. А тебе со мной.
Я такая злая была на него, меня просто трясло всю.
Вот такие дела, ну в общем подвезли меня до города добрые люди и показали, в какой стороне дом мистера __, проповедника. Можешь представить, как же я удивилась, когда дверь мне открыла девочка, и на ее лице были твои глаза.
Дорогая Сили,
Думаю, рано мне еще от тебе весточки ждать. Шибко много у тебя хлопот с Мистеровыми __ детьми. Но я так по тебе соскучилася. Пожалуйста, напиши мне, как времечко будет. Я о тебе каждый день тоскую. Каждую минутку.
Которую даму ты встретила в городе, ее имя Коринна. Девочку зовут Оливия. Мужа зовут Самуил. Мальчика зовут Адам. Они люди верующие, и ко мне добрые. Их дом подле церквы, где Самуил проповедник, и мы много занимаемся всякими церковными делами. Я говорю «мы», потому как они меня всюду с собой берут, чтобы я не думала, будто я позабытая и позаброшенная.
Но Боже ж ты мой, Сили, как я по тебе скучаю. Я вспоминаю, как ты ради меня принесла себя в жертву. Я люблю тебя всем сердцем,
Моя дорогая Сили,
Я просто в отчаянии. Видать, Альберт правду тогда сказал, что не отдаст тебе моих писем. Так оно, похоже, и есть. Я прикидываю, кто нам может помочь, и в голову приходит только папаша, да только я не хочу, чтобы он знал, где я.
Я спросила Самуила, не наведается ли он к вам, просто узнать, как ты там. Но он сказал, что не может встревать между мужем и женой, тем более они ему незнакомые. Мне было неловко приставать к нему с просьбами, они с Коринной и так делают мне много добра. Но у меня душа болит от горя. Болит от того, что мне не найти работы в городе, а значит, мне придется перебираться в другое место. А если я уеду, что с нами будет? Как я узнаю, что с тобой?
Коринна с Самуилом и с детьми входят в общину миссионеров, так они называются, а эта община часть Американско-африканского Миссионерского Общества. Они были с миссией на западе, у индейцев, а сейчас работают с бедняками в нашем городе. Они говорят, это подготовка к служению, для которого они рождены, быть миссионерами в Африке.
Я с тяжким сердцем жду их отъезда. За короткое время, что я жила у них, они стали мне как родные. Разумеется, не как настоящие родные.
Пиши мне, ежели получится. Вот марки.
Дорогая Сили,
На корабле, по пути в Африку, я писала тебе каждый день по письму. Но только мы причалили к берегу, на меня напала такая тоска, что я их все порвала на клочки и бросила в воду. Альберт все равно тебе не будет давать их читать, так какой смысл? Такое у меня было настроение, вот я и выкинула всю свою писанину на волю волн. Но после я передумала.
Помнишь, ты раз сказала, что тебе ужас как стыдно за все случившееся с тобой в жизни и ты даже не можешь Богу рассказать, а только написать, хоть писать для тебя сплошная мука. Ну вот, теперь я поняла тебя. Неважно, дойдут ли до Бога твои письма, ты все равно их пишешь; и это мне урок. Во всяком случае, когда я тебе не пишу, мне так плохо становится, как бывает, когда я не молюсь. Я тогда замыкаюсь в себе, и меня начинают душить собственные чувства. Мне
Теперь я тебе расскажу, как я очутилась в Африке. С Коринной и Самуилом должна была ехать еще одна женщина, чтобы помочь им открыть школу, но она неожиданно вышла замуж. Ее муж испугался ее отпустить, и сам не захотел поехать. Так мои Коринна с Самуилом и оказались с лишним билетом на руках, уже на чемоданах и без помощницы. А я как раз не могла найти работу. Вот уж я не ожидала, что попаду в Африку! Я и не думала о ней, как о чем то реальном, хоть у них у всех, даже у детишек, только и разговоров было, что об Африке.
Мисс Бизли в школе рассказывала, что там живут дикари, которые ходят голышом круглый год. Даже Коринна с Самуилом иногда так думали. А они знают гораздо больше об Африке, чем любой из наших учителей, и мечтают, как они будут помогать угнетенному народу своих предков, которым для нормальной жизни нужны Иисус Христос и хорошая медицина.
Перед отъездом я ездила с Коринной в город, и мы встретили мэрову жену с ее служанкой. Мэрова жена ходила по магазинам, а служанка носила за ней покупки и у дверей ее ждала. Не знаю, видела ли ты когда-нибудь мэрову жену. На мокрую кошку похожая. А ее служанка, вот уж, глядя на нее, трудно подумать, что она может кому-то прислуживать, а тем более этой.
Я с ней пыталась разговориться. Она ответила, но тут же смутилась, и будто все в ней погасло. Так странно это было, Сили! Только говорила с живой женщиной, и вдруг в ней ничего живого. Одна оболочка.
Я весь вечер не могла забыть ее. Самуил с Коринной мне рассказали, как она попала к ним в прислуги. Будто она полезла с мэром драться, ее посадили, а потом мэр с женой взяли ее из тюрьмы к себе по дому работать.
Я стала их расспрашивать об Африке и перечитала все книжки, какие есть у Коринны с Самуилом на эту тему.
Знала ли ты, к примеру, что тысячи лет назад в Африке были большие города, больше, чем Миллиджвиль и даже Атланта? И что египтяне, которые пирамиды строили и израильтян покорили, были не белые? И что Египет вообще в Африке? И что Эфиопия, о которой в Библии написано, обозначала всю Африку?
Я читала и читала, чуть глаза не повылезли. Читала, как африканцы нас продали, потому что любили деньги больше нас, своих сестер и братьев. Как нас привезли в Америку на кораблях. Как заставили работать.
Я и не подозревала, что я такая
Они держат слово, и я занимаюсь день
Да, Сили, есть на свете цветные, которые хотят, чтобы мы учились! Хотят, чтобы мы росли и тянулись к свету! Не все такие низкие, как папаша и Альберт, и не такие забитые, как мама была. Коринна с Самуилом чудно ладят друг с другом. Их очень огорчало, что у них не было детей, но потом, как они говорят, «Бог» послал им Оливию и Адама.
Я хотела им сказать, что «Бог» им послал еще и их тетю и сестру, но не стала. Да, Сили, это твои дети, посланные «Богом». И они растут в любви, христианском милосердии и познании Бога. И теперь еще «Бог» послал меня, чтобы хранить и защищать их. Чтобы передать им часть моей любви к тебе. Разве это не чудо? Такое чудо, что тебе наверняка трудно во все это поверить.
С другой стороны, если ты веришь, что я в Африке, а я в Африке, ты можешь поверить во что угодно.
Дорогая Сили,
Когда мы ездили в город, Коринна купила материи на два дорожных костюма для меня. Один оливкового цвета, другой серый. Длинные юбки клиньями и жакеты, под них белые хлопковые блузки, а на ноги высокие ботинки на шнурках. Еще она мне купила соломенную шляпку с лентой в мелкую клетку.
Хоть я и работаю у Коринны с Самуилом, и смотрю за детьми, я совсем не чувствую себя служанкой. Думаю, это потому, что они занимаются со мной, я занимаюсь с детьми, и так круглый день — учеба, занятия, работа.
Прощаться с нашей церковной общиной было грустно. Но и радостно тоже. Все надеются, что в Африке нам удастся много сделать для тамошних жителей. Над кафедрой у нас в церкви написано
Не знаю даже, с чего начать тебе рассказывать про Нью-Йорк; наверное, начну с железной дороги. Мы должны были ехать в сидячем вагоне, но, Сили, представляешь, в поездах есть кровати! И ресторан! И туалеты! Кровати прикреплены к стенкам, они откидываются и называются полками. Только белые могут спать в кроватях и ходить в ресторан. И для них устроены отдельные туалеты.
Один белый, на остановке в Южной Каролине, когда мы вышли, чтобы проветриться и отряхнуть платья от пыли и крошек, спросил нас, куда мы едем. Когда мы сказали, что в Африку, его это позабавило и как будто малость оскорбило. Он сказал своей жене, ниггеры в Африку едут, ну теперь меня ничем не удивишь.
Мы приехали в Нью-Йорк усталые и грязные. Но сколько было радости! Слушай, Сили, Нью-Йорк такой
Африку здесь очень любят. Снимают шляпу при одном упоминании. И говоря о шляпах, если бы мы просто пускали по кругу наши шляпы, они бы переполнились тут же и не вместили бы всех пожертвований на наше предприятие. Даже маленькие детишки доставали свои монетки и бросали в общую кучу. И говорили при этом, пожалуйста, передайте африканским детям. Все детки здесь очень нарядные, Сили. Как бы мне хотелось, чтобы ты на них посмотрела. В Гарлеме теперь мода для мальчиков носить короткие брючки, присобранные ниже колена, бриджи называются. А девочки носят цветочные венки на головах. Я таких красивых детей еще не видывала, и Адам с Оливией с них глаз не сводили.
И еще нас приглашали на обеды, а также на завтраки, ленчи и ужины. Я поправилась на пять фунтов, хотя везде только пробовала, потому что не могла есть от волнения.
И еще тут у всех туалеты внутри дома, и газ, и электрические лампочки!
В общем, у нас было две недели на изучение языка олинка, на котором говорят жители той земли, куда мы едем. Доктор (цветной!) проверил наше здоровье, а Миссионерское общество Нью-Йорка выдало нам запас лекарств для нас самих и для жителей деревни, где мы будем жить. Во главе Общества стоят белые, и они ничего не говорили о любви к Африке, а только о долге. Неподалеку от деревни, куда мы едем, уже живет одна белая женщина-миссионер. Говорят, что местные ее очень любят, хотя она их считает совсем другим биологическим видом по сравнению с европейцами. Европейцы это белые люди, которые живут в Европе. Наши домашние белые все приехали из Европы. Еще она говорит, что африканская ромашка и английская ромашка называются цветами, но это совершенно разные цветы. Один человек из Общества сказал, что она не потакает своим подопечным, поэтому у нее получается. И еще она знает их язык. Этот человек белый и относится к нам так, будто нам нечего и надеяться на подобный успех у африканцев.
После того как мы побывали в Обществе, я немного упала духом. Там все стены увешаны портретами белых мужчин, какой-то Спик, какой-то Ливингстон. Еще кто-то по имени Дейли. Нет, вру, не Дейли. Может быть, Стенли? Я искала портрет с белой женщиной, но не нашла. Самуил тоже загрустил, но потом приободрился и напомнил нам, что у нас есть одно большое преимущество. Мы не белые. Мы не европейцы. Мы черные, как и сами африканцы. И у нас с ними есть общая цель: духовный рост черного народа во всем мире.
Самуил большой и высокий. Он одевается во все черное, только воротничок белый, как положено проповеднику. Он очень черный. Если не видишь его глаз, кажется, что он мрачный или даже злой, но у него очень добрые и заботливые карие глаза. Все, что он говорит, действует успокаивающе, потому что он никогда не говорит ничего сгоряча и никогда не хочет огорчить, осадить или обидеть. Коринне повезло, что у нее такой муж.
Теперь про корабль. Он называется «Малага» и, представляешь, он высотой в три этажа! На корабле у нас были комнаты (называются каюты) с кроватями. Ах, Сили, как это необыкновенно — лежать в кровати посреди океана! А сам океан! Сили, в нем больше воды, чем умещается в воображении. Нам понадобилось две недели, чтобы переплыть его! После чего мы очутились в Англии. Англия это такая страна, где живут белые люди, причем некоторые из них очень хорошие, и есть свое Миссионерское общество за отмену рабства. В английских церквях нас тоже очень поддержали. Белые мужчины и женщины, очень похожие на наших белых, приглашали нас на свои собрания и к себе домой на чай. «Чай» для англичан это как пикник в комнате. Бутерброды и печенье и, конечно, горячий чай. И у всех одинаковые чашки и тарелки.
Все говорили, что я слишком молодая для миссионерской работы, но Самуил сказал, что у меня большое желание работать, и, во всяком случае, моей основной обязанностью будет сидеть с детьми и вести один или два подготовительных класса.
В Англии мы стали яснее представлять свою будущую работу, потому что англичане уже, наверное, сто лет ездят миссионерами не только в Африку, но и в Индию, и в Китай и еще Бог знает куда. А сколько всего они навезли из этих мест! Мы провели в одном музее все утро. Он битком набит драгоценностями, мебелью, коврами, мечами, одеждой, и даже есть гробницы из тех стран, где они бывали. Мы видели тысячи ваз, чаш, масок, кувшинов, корзинок, статуй из Африки — они все такие красивые, даже не верится, что народа, их сделавшего, больше не существует, как уверяют англичане. У африканцев была цивилизация выше европейской (я это вычитала у писателя по имени Дж. А. Роджерс, сами англичане, конечно, так не считают), но несколько столетий назад для них настали тяжелые времена. Англичане любят повторять эту фразу — «тяжелые времена», когда разговор заходит об Африке. При этом легко забывается, что они сами немало постарались, чтобы «тяжелые времена» стали еще тяжелее. Миллионы и миллионы африканцев были проданы в рабство — я и ты, Сили! Целые города гибли и разрушались, когда работорговцы воевали между собой, чтобы поймать побольше людей для продажи в рабство. Сейчас жители Африки, после того как самые сильные и крепкие были убиты или проданы, страдают от болезней и духовного и физического упадка. Они верят в бесов и поклоняются мертвецам. И не умеют ни читать, ни писать.