Цвет страха
Шрифт:
В возникшей давке погибло несколько человек, так что назвать вторжение совсем уж бескровным было нельзя. И все же менее чем через час опустевшая крепость «Евро-Бисли» распахнула свои ворота перед всяким, кто пожелал бы в нее войти.
Оставалось лишь найти человека, который обладал бы достаточным мужеством и политической дальновидностью, чтобы справиться с этой задачей.
В тот миг, когда секретарь Президента Франции без стука вошел к нему в кабинет, руководитель государства обдумывал положение дел в Соединенных Штатах. Ситуация складывалась
Если это обычный нервный тик, Франция могла бы не обращать на него ни малейшего внимания. Америка страдала икотой по нескольку раз в году. Такая уж это страна! И виной тому, вне всяких сомнений, была бездарная американская кухня.
Но в случае гражданской войны Президенту Франции надлежало выбрать сторону, к которой следовало примкнуть. Разумеется, с этим можно подождать — во всяком случае, до момента, когда определится победитель или хотя бы наметится четкая политическая перспектива. Дабы заключить наиболее выгодный союз.
В прошлой Гражданской войне, которая по меркам древней Франции произошла совсем недавно, а историю США поделила пополам, французы выступали на стороне Конфедерации. Это была ошибка, но Франция не пострадала. В те добрые времена Штаты не имели политического веса. Не то что сейчас.
Таким образом, сейчас, очевидно, следует повременить с выбором союзника до второго, а то и третьего года войны.
В настоящий момент перед Президентом стояла задача сохранения нейтралитета в этот короткий промежуток времени. Ведь что ни говори, а Вашингтон рассчитывает на незамедлительную помощь Франции. Эти американцы — сущие дети! Впрочем, чего еще ждать от народа, занимающего удаленный утолок планеты и прожившего там менее половины тысячелетия? Им еще взрослеть и взрослеть.
Президент Франции нахмурился и, достав массивное золотое перо «Монблан», принялся составлять нейтральное заявление, которое следовало опубликовать в тот же день. Заявление вышло весьма расплывчатым. Каждый мог толковать его по-своему, что в данной ситуации немаловажно, ибо Франция еще не определилась в своем отношении к Америке.
С одной стороны, литературная элита всегда проявляла неприятие и презрение ко всему американскому.
С другой стороны, среди молодежи и даже людей постарше, чьи воспоминания об освобождении от нацистов освежил прошлогодний юбилей высадки союзников в Нормандии, вновь стало преобладать недопустимое с политической точки зрения снисходительное отношение к американскому образу жизни.
Президент Франции еще выводил очередную сентенцию, утверждающую, будто бы такой юной неоформившейся нации, как США, следует пройти через муки становления, когда секретарь, до сих пор хранивший почтительное молчание, осторожно кашлянул.
Президент поднял глаза:
— Да? В чем дело?
— Похоже, мятеж в Америке наконец подавлен.
Седые брови Президента, казалось, взлетели к сводчатому потолку.
— Каковы потери? — осведомился он, комкая бумагу с начертанными на ней тремя фразами и бросая бумажный шарик в корзину для мусора.
— Потери незначительные. — Кто усмирил повстанцев? Армия?
— Non, месье Президент.
— Значит, силы местной полиции? Мне казалось, они держатся в стороне.
— Non, месье Президент.
— Кто же? Говорите, не тяните резину.
— Компания Сэма Бисли.
Президент Франции в изумлении застыл.
— Компания Сэма Бисли?!
— Его люди спустились с неба на воздушных шарах, и сражение тут же утихло.
— А разве не они развязали эту войну?
— Так считает ОВБ.
— Любопытно, — произнес Президент Франции. — Так, значит, война окончена?
— Можете не сомневаться.
Президент вздохнул.
— Что ж, пожалуй, оно и к лучшему. Если Германия вновь поднимет голову, американская индустриальная мощь придется нам как нельзя кстати.
— Не желаете ли сделать официальное заявление?
— Нет. Я желаю вздремнуть.
— Oui, месье Президент, — кивнул секретарь и на цыпочках удалился.
Вместо того чтобы отправиться на боковую, Президент задумался, сожалея об утраченных возможностях, которые сулила война между американскими солдатами. Он просидел за столом чуть меньше тридцати минут, как вдруг тот же секретарь, до сих пор входивший без стука, с грохотом ввалился в кабинет. Поражало его лицо цвета печеной свеклы, и глаза, напоминавшие созревший виноград.
— Месье Президент! Месье Президент!
— Успокойтесь! Что на этот раз?
— Парк «Евро-Бисли»! Его разбомбили!
— Кто?
— По предварительным данным, «миражи» наших ВВС.
Президент подскочил в кресле, словно подброшенный невидимой пружиной.
— Кто отдал приказ?
— Неизвестно.
— Соедините меня с генералом военно-воздушных сил! Немедленно!
Найти генерала не удалось.
— Что происходит? — спрашивал Президент у всех, до кого сумел дозвониться. — Сколь серьезны потери? Есть ли убитые и раненые среди наших граждан?
— Пилоты благополучно вернулись на базу, — отвечали ему.
— Я говорю о гражданах, которые находились на земле!
Ответа никто не знал. Бомбардировка состоялась от силы десять минут назад.
И вот позвонил министр культуры Морис Туре.
— Месье Президент! Мы получили шанс, о котором только можно мечтать.
— Вы с ума сошли! Наши самолеты разбомбили американский парк!
— Мы бомбили французскую землю. Это наше право.
— Нами разрушен символ американской культуры, находящийся на французской земле! — рявкнул Президент.
— Вы полагаете, это так уж плохо? Президент судорожно сглотнул, откинулся в кресле и заговорил спокойным голосом, пытаясь совладать с собой.
— Не хотелось бы мне сейчас с вами спорить. Американцы считаются нашими друзьями.
— Подавляющее большинство акций «Евро-Бисли» принадлежит Франции. Американцы нарушили массу соглашений, и парк за три года принес около миллиарда долларов убытка.
— Но ведь дела пошли на лад, — заметил Президент.
— За наш счет. Затраты Франции выросли до угрожающих размеров.