Цвет сверхдержавы - красный 4 Восхождение. часть 2
Шрифт:
— Так может, хотя бы рынки подготовить? — спросил Серов.
— Ты предлагаешь к визиту Никсона все московские рынки заново отремонтировать? — усмехнулся Хрущёв. — Ты прикинь, какие это расходы. Да он того не стоит. Хочет этот чудак ехать на рынок ни свет ни заря — нехай едет. Приглядите только за ним, чтобы чего не вышло. А то кошелёк вынут у дурака ненароком, неудобно будет.
— В семь утра? Вряд ли, карманники в это время спят ещё, — усмехнулся Серов.
Кое-какую подготовку рынков всё же провели — перед визитом рынки обследовали санитарные врачи, заставили администрацию рынков убрать наиболее откровенный беспорядок и навести порядок в местах, где обнаружились
Вице-президент, как и ожидалось, поехал рано утром на Даниловский рынок. Ему никто не препятствовал, но было установлено плотное наблюдение сотрудниками 20 Главного управления КГБ. Им было поручено фиксировать мельчайшие детали, чтобы потом сравнить две версии событий.
Никсон не спеша шёл между прилавками, разглядывая продукты и подмечая цены. Вокруг него суетились лишь несколько советских и американских охранников. Постепенно начали собираться любопытные — ситуация была всё же далеко не рядовая. В конце посещения рынка Никсон решил поговорить с «простым русским». Вице-президент был опытным политиком, он любил и умел завязывать непринужденные беседы с первым встречным. Никсон выбрал одетого в спецодежду мужчину, решительно направился к нему, протянул руку и представился. Разговор переводил сопровождавший вице-президента переводчик из американского посольства. Переводчик говорил с заметным иностранным акцентом. В те годы это была далеко не лучшая рекомендация.
Собеседник Никсона оказался весовщиком рынка по фамилии Смахтин. Он готовился с утра к приему товара. Менее всего он ожидал, что на его рабочем месте в восьмом часу утра в пятницу нарисуется вице-президент Соединённых Штатов Ричард Милхауз Никсон, в натуре. Если бы вместо Никсона пришла белочка, он, вероятно, удивился бы меньше, но рабочий был абсолютно трезв.
Смахтин, как и большинство советских людей, твёрдо знал, что от иностранцев лучше держаться подальше, можно сделать вид, что занят, и отойти. Но сейчас этот приём не годился. Их окружила плотная толпа. Поскольку достойное отступление было невозможно, оставалось лишь высоко нести честь советского гражданина, Смахтин приготовился дать достойный отпор американцу, показать иностранцам, что у нас всё есть, и ничем нас не удивишь. Он понимал, что за каждое сказанное слово потом придётся держать ответ.
Первые вопросы американца были просты: как зовут, чем занимается, есть ли семья? Дальше пошло сложнее, но Смахтин держался достойно. Ответил, что квартира его устраивает, заработок отличный, жизнью своей он доволен.
Никсон спросил, знает ли он об открывающейся американской выставке и собирается ли её осмотреть? Смахтин не знал, как лучше ответить. Он не хотел отвечать «не знаю», чтобы не обидеть случаем высокого гостя, да и себя не выставить отсталым от жизни. Сказать, что собрался на выставку — «органы» могут заподозрить в «преклонении перед Западом» — кампания против «космополитизма» в народе ещё не забылась. Смахтин ответил обтекаемо: о выставке слышал, но идти туда не собирается, не смог купить билет. Он подразумевал, что из-за большого интереса к выставке за билетами надо было отстоять очень длинную очередь. (В реальной истории Смахтин ответил, что не смог «достать» билет, но в АИ билеты на выставку продаются свободно)
Тут взаимопонимание затрещало вместе с шаблонами. Гость из Америки решил, что его собеседник — человек бедный, не может позволить себе купить билет. Весовщик
Вице-президент решил сделать благотворительный жест. Он понятия не имел, какую цену «эти красные» заломили за билет, но советские деньги у него с собой были, хотя он слабо ориентировался в незнакомых разноцветных бумажках. О наличии цифр на банкнотах Никсон, вероятно, не подумал.
Он вытянул из бумажника самую большую банкноту, сероватого окраса, как оказалось, достоинством в сто рублей (дореформенных) и протянул её Смахтину.
— Господин вице-президент просит вас принять деньги и приобрести на них билет для посещения выставки, — торопливо объяснил переводчик.
Смахтин, даже не будучи отличником боевой и политической подготовки, оценил предлагаемую ему сотню как политическую провокацию. Возьмёшь деньги — в глазах людей из «органов» моментально превратишься из «товарища» в «гражданина». Время было сложное. Смахтин опять искал достойный ответ.
А Ричард Никсон продолжал протягивать ему банкноту. Смахтин твёрдо и уверенно отстранил руку вице-президента США:
— Советские люди в подачках не нуждаются. Всё, что им нужно, они в состоянии купить на свои, заработанные деньги.
Переводчик тут же перевёл его слова. Никсон выслушал перевод, и осознал, что ошибся, но в чём именно — не понял. Ясно было лишь одно — его собеседник, хоть и в неряшливой, грязной рабочей одежде, достаточно обеспечен, чтобы купить билет. Вице-президент убрал деньги в карман и направился к выходу, всё ещё переживая ощущение совершенной ошибки. Продолжать знакомство с жизнью простых людей Москвы, Никсону, судя по всему, больше не хотелось.
После отъезда Никсона со Смахтиным побеседовали сотрудники 20-го Главного управления. Они, прежде всего, интересовались мотивами его ответов и восприятием ситуации, чтобы сравнить их с описанием из присланных документов. Рабочего поблагодарили за правильное поведение в нелёгкой идеологической схватке с очень серьёзным противником, и вручили ему билеты на выставку для всей семьи — чтобы не стоять в очереди.
Хрущёв, Келдыш и Серов очень внимательно изучили подробнейшие отчёты наблюдателей.
— Надо же, насколько всё же эластична ткань пространственно-временного континнума, — заметил академик. — Казалось бы, в нашем мире по сравнению с «той» линией времени произошли совершенно невероятные изменения. И тем не менее, обстоятельства, как и там, вновь сводят тех же самых людей практически в той же ситуации...
— А что в нашей истории изменилось конкретно для этих людей? — спросил Серов. — Как был Никсон вице-президентом, так и есть. Как открывал он выставку, так и открывает. Как работал Смахтин весовщиком на рынке, так и работает, должность у него доходная, ни в чём предосудительном не замечен. На его личной жизни изменения в мировой политике никак не сказались...
— Вот-вот... именно, — согласился Келдыш. — Видимо, инерция временного потока достаточно велика. Он, как вязкий кисель, гасит все колебания, которые его не расплёскивают на мелкие брызги. Это хорошо. Можно надеяться, что вносимые нами мелкие изменения не будут приводить к немедленным и обширным последствиям. Очень интересный эксперимент получился. Прошу разрешения обсудить его результаты с товарищами Бартини, Фоком и Лентовым.
— Обсуждайте, — разрешил Хрущёв. — Это входит в их обязанности, а о мере ответственности они предупреждены. Болтать не станут.