Цветик-2 . Обычные судьбы
Шрифт:
– Сынок, я на пять минут отойду. Галь, смотри мне!
– Да, мам! Ванька, ты не представляешь, что было, мама все дни сидела неподвижно, мы её растормошить не могли, она была как робот, а потом, когда дядь Толя приехал и сказал, - она всхлипнула и утерла нос рукой, - сказал, что ты нашелся... Ванька, я такую маму никогда не видела... она так материлась... разбила свою любимую вазу. Ну, ту, метровую. Как она дядьку обзывала... Вань, она такие слова, оказывается, знает...
– Что ребята?
–
– Галь, Авер будет звонить, скажи, чтобы Наташу успокоил, а ты мне конвертов принеси и бумаги.
– Значит, будущую родню Наташа зовут? Вот и хорошо, - оба не слышали как вошла мать, - значит, сразу и порешаем, так сказать, быка за рога возьмем. Так, сынок, ультиматум тебе мой: как только выпишешься из госпиталя - женись немедленно и по возможности сразу детку родить!! Хватит мне такого удовольствия, не знать, жив ты или...
– её голос сорвался, она глубоко вздохнула, и продолжила, - ещё... этот старый му... интриган переводит тебя в обычную часть. Вон, хоть в Коломну - там парашютная есть, я узнавала, и никаких, я повторяю, никаких командировок! Хватит мне мозги пудрить!
Ванька во все глаза смотрел на свою раздухарившуюся мамулю: -Мам, мама, я тебя так люблю!
– выдал он, с нежностью глядя на неё, и Евсеевна жалко улыбнувшись, вдруг залилась слезами.
– Мам, иди сюда,- Ванька неловко обнял её, и она уткнулась ему в грудь:
– Паразиты вы с братцем! Сыночка, я же без тебя жить не смогу.
– Всё, все, мам, я же вот он, о, смотри, мой кореш проснулся! Юр, ты как?
– Нормально, здравствуйте, пить очень хочется.
– Ой!
– мамуля мигом подхватилась и взяла с тумбочки возле капитана поильник.
– Давай, миленький, я тебя попою, не переживай. Пусть рука твоя пока в покое будет.
Спасибо Вам!
– напившись сказал вертолетчик.
– Меня Юра зовут, а Вас?
На последней паре в аудиторию, где занималась Натахина группа заглянул Санька, оглядел всех и, увидев сестру, кивнул головой на выход. Побледневшая Наташка, еле шевеля языком, попросилась выйти. У неё разом начали отниматься ноги, она еле выбрела, как старая Богданиха в Медведке, которая пять метров шла пять минут. Санька сидел на подоконнике, а Наташка, собрав все силы, дошла до него, тревожно всматриваясь в лицо брата.
– Сеструх, ты чего, как старушка ковыляешь, чё болит?
–
– О, я дебил! Натах, жив твой Чертушка, жив. Позавчера вышли на дальний пост, совсем в другой стороне. Авер сказал, ранен, но, но, но, не падай в обморок, не тяжело, в бедро. Просто они там оказались без лекарств, воспалилось все. В госпитале он, в Москве, велел сказать, чтобы ты не волновалась, как выпишут - приедет!
– присочинил про приезд Санька, видя, как бледнеет ещё больше и без того бледная сеструха.
– Натах, я... ты меня прости за тот срыв, война, она даром не проходит, - перевел он тему, стараясь, чтобы она не разрыдалась.
– Да я понимаю, - слабо улыбнулась Натаха, - вот и Ваня теперь воевать по ночам будет!
– она как-то непонятно взглянула на брата.
– Сань, я тыква. Только сейчас начинаю понимать, через что вы прошли с Авером, теперь вот и Чертов.
– А ни хрена, на то мы и русские, фиг нас сломаешь!
– Помолчал, подумал...
– Не всех, правда, есть и слабаки, и немало, но все равно, русский дух, он...
– Ага, могучий и вонючий, - добавила Натаха.
– Но, но, я попрошу...
– заулыбался Санька.
– А что, не так? Вон, у нашего магазина в Медведке, постоянно, как бабка Богданиха скажет,'дюжеть духмяные мущщины стоять'.
– Так что, все нормально, жди теперь письмецо от своего амбала, а и сама отпиши, чё почём. Ему в госпитале, знаешь, как от писем полегчает?
– А я б и не сообразила?
– всплеснула руками повеселевшая Натаха.
– Ну и хорошо, я побёг, от меня там поклон напиши, пусть не сачкует.
Санька чмокнул её в щеку и удрал.
А Наташка, придя в общагу, наплевав на факультатив, села писать письмо. Она как-то враз расписалась и опомнилась, когда за окном уже стемнело:
– Ничего себе, аж пять листов накатала. А, и пусть!
– Шустро накинула куртку, сгоняла, опустила письмо в ящик и вздохнула:
– Живой!! Пусть даже и не сладится у нас ничего, все равно - живой!!
А живой держал лицо перед родней, а по ночам 'видел Америку', бедро как-то плохо заживало, перенёс ещё одну чистку, поматерился всласть, но стало полегче. После перевязок лечащий врач похваливал, дело крошечными шагами шло на поправку. У Юрки рука заживала веселей, но он волновался, сможет ли он летать после ранения, разрабатывал понемногу руку, много гулял, вызывая зависть у безногого, пока что, Ивана.