Цветник бабушки Корицы
Шрифт:
— А сейчас, похоже, мы увидим самое главное, — торжественно сказал Че, — сам момент появления на свет госпожи Афелии.
В оранжерею из каморки вошел, насвистывая, Гриша Садовник. В белой рубашке, новом костюме, с безумно горящими глазами и встрепанной шевелюрой. Он торжественно нес на вытянутых руках поднос, где стояла бутылка шампанского, два высоких бокала и праздничного вида зажженная свечка. Но руки его предательски дрожали, было ясно, что он с трудом сдерживает сильнейшее волнение. Гриша водрузил свою ношу на зеленую травку около вьющейся гирлянды. Начертил на дощатом полу хорошо знакомую друзьям пентаграмму и еще более торжественно установил в ее центре горшок с афеляндрой оттопыренной, пока не переименованной в афелиум. Потом всплеснул руками,
— Раз-раз-раз, — забормотал Гриша, глядя в объектив, — я должен запечатлеть это событие для истории. Такого человечество еще не знало! Как жаль, мамочка, что ты не дожила до этого момента. Ты бы порадовалась за меня. Сегодня главная мечта моей жизни осуществится. Это так странно — находиться всего в нескольких минутах от исполнения своих… грез. Мне никогда не нравилось слово «фантазия» — только «греза». Греза — она воздушна, она искрится, она все озаряет своим светом и наполняет смыслом. Та, что вот-вот появится на свет, будет грациозна, как сама греза. Девочка, родившаяся в цветке! Сколько лет в реторте моей души кипел этот образ, подогревался моей любовью, кипятился, исходил паром и искрами. Сколько книг я перечитал, в какие только дебри не залезал! Эльфы, покровители воздуха, царственные саламандры, живущие в огне, дриады — их свойства и качества должны были стать строительным материалом для Самой прекрасной. Много лет я смотрел на женские лица — и в мыслях перекраивал их, чтобы создать лицо своей возлюбленной. Я искал цветок, достойный своей мечты. И я его нашел, — тут Гриша перевел камеру на афеляндру-афелиум, — посмотрите, какой стройный стебель, какие гибкие ветви, упругие листья, как серебрятся его соцветия в лунном свете.
— Очень спорный вопрос, — пробурчал в этом месте герр Чертополох.
— Страшно ли мне? — продолжал между тем Садовник. — Нет, не страшно! Страшно жить без огня грезы, когда все лишается смысла. Но если твой путь освещен путеводным светом — нет ничего невозможного. И сегодня мы убедимся в этом!
Гриша, подперев камеру кирпичом, приладил ее на грядке, а сам быстрым шагом удалился в каморку и вернулся с двумя ретортами. В одной плескалась жидкость, напоминающая кровь, вторая будто полна была искристого, вихрящегося ветра. Гриша, левое запястье которого теперь перетягивал бинт, медленно, приговаривая что-то, вылил содержимое обоих сосудов в землю у корней афеляндры. Потом торжественно выпрямился, взял в руки камеру с грядки, направил ее в сторону цветка, приосанился и снова зашевелил губами. Зрачки его расширились.
— Читает заклинание, — шепотом прокомментировал Сильвестр, — вот только зачем он посторонний предмет в руки взял! Ох уж эти наклонности туриста! Сейчас же все испортит!
Чем дольше Садовник бормотал, тем сильнее цветок преображался. Он стал почти прозрачным, будто отлитым из стекла, и внутри стебля, от корней к макушке побежал, казалось, жидкий огонь. Стебель начал принимать очертания, отдаленно напоминающие женскую фигуру, у которой на голове, правда, еще лишенной лица, короной искрилась метелка. Остолбенев, Гриша во все глаза смотрел на происходящее. И тут его ослепило яркой вспышкой света: отделившись от соцветия афеляндры, вверх взмыло что-то типа шаровой молнии. Ударившись о потолок, оно шлепнулось на доски пола — и странное существо с переливчатой шкуркой, мелькнув длинным хвостом, юркнуло в зеленые заросли. Цветок, изрыгнув огонь, снова стал вполне обыкновенным, листья его поникли. Камера в руках Садовника заискрилась, и он еле успел ее от себя отшвырнуть: она полыхнула на прощание зеленым светом и бесследно исчезла.
«Там прибыло, здесь убыло», — прокомментировал Че.
А Гриша осел, схватившись за сердце, и, бормоча «нет-нет-нет», — раздвинул двумя руками гирлянду глицинии: из зеленого полумрака на него удивленно смотрели два огромных бирюзовых глаза, наискось поставленные на морде ящерицы.
Сначала Гриша онемел, застыл, как громом пораженный, потом, шепча: «Нет! Только не такая уродина», — попятился. Остановился, по его лицу текли слезы; вдруг оно исказилось гримасой, глаза засверкали, и с криком: «Я тебя породил, я тебя и убью!» — он устремился вперед. Ящерица, проявив завидную прыть, отпрянула. Однако Гриша успел ухватить ее за переливчатый хвост и дернул на себя, пытаясь вытащить. Тут отчаянно заискрило, Садовник вскрикнул и упал с раскрытым ртом, привалившись к стене.
— Вот те на, — удрученно протянула Корица, — похоже, просто имел место несчастный случай. Ничего себе Принцесса греза. Что это вообще за существо?
— Грезить надо осторожнее! — сказал Че.
— Отдаленно напоминает саламандру {43},— предположил всезнающий пекинес, наблюдая, как на экране из глубины оранжереи, раздвинув заросли, с грацией карликового тираннозавра рекса, крадучись, вышла на задних лапах ящерица. Передние неразвитые конечности выполняли функцию рук. Гребень, начинаясь с покатого лба, тянулся по всей спине, заканчиваясь мелкими зубчиками в районе гибкого хвоста.
Она подошла к Грише, боязливо потрогала его лапками, села на пол, подвернув хвост калачиком, и из ее глаза выкатилась вдруг огромная слеза. Тут послышался шум подъезжающей машины. Ящерица встрепенулась, шкурка ее пошла переливчатыми сполохами, и вот уже — не ящерица, а струйка искристого газа — подплыла к цветку и исчезла.
— Спряталась, — сказала Крапива, — залезла в цветок, и сейчас ее заберет Франкенштейн.
— Н-да, — протянула Корица, — угол зрения меняется. В какой-то мере Гриша нес ответственность за это нелепое существо, которое создал. Афелия, по-моему, ни добра ни зла поначалу не различала. Только когда «сняла» фантазийную матрицу Франкенштейн, получила какие-то корявые знания и представления о мире. И была готова добывать любовь любой ценой.
— А ведь это не саламандра, — рассуждал вслух Георгий, — на эльфа, дриаду, сильфа или другое волшебное существо она тоже не похожа. Странный какой-то дух цветка, честное слово.
— Боюсь, секрет Гриши мы никогда не узнаем. Блокнот с записями и формулами безнадежно утерян. Да и никому не советую я подобное повторять. Думаю, он скрестил множество технологий, надеясь получить свою Дюймовочку, но что-то пошло не так, — почесал голову Че, — говорю же — никакой экологии. Вот где он вообще взял саженцы афеляндры? Кем и где они выращены, какой ерундой напичканы? К тому же, с моей точки зрения этот афелиум, точнее, афеляндра оттопыренная, совсем не симпатичная. И эти выходки с камерой. Повторяю, у парня был дурной вкус.
— Любовь зла, — улыбнулась Корица, — очень трудно понять, почему мы выбираем одно, а не другое. К тому же, говорю, Гришу всегда привлекали самые экзотические растения. А это еще и родом из Центральной Америки.
ГЛАВА 48
Когда вышли из сторожки, Сильвестр с Крапивой принялись прощаться.
— Вы поезжайте домой, — сказали они, — а мы пешочком, нам надо проверить свой «Аттракцион невиданной щедрости». Забрать машину со стоянки. Да и вещички пора собирать, дело-то, похоже, закончено.
— Вы уезжаете? — опечалилась Маргарита и подняла глаза на Че и Георгия.
— Ну не прямо сейчас, — пробурчал песик, глядя в сторону.
— Сперва, в любом случае, нас ждет прощальный праздничный ужин, — сказал Камрад и зашагал по тропинке к машине.
Вскоре Маргарита, старательно контролируя свои мысли, чистила на кухне картошку. За окном падал пушистыми хлопьями снег. Совсем как в тот вечер, когда девочка впервые увидела в круге света под фонарем веселого человечка в круглых очках. Че достал из саквояжа стеклянную банку с заготовленной впрок кашицей чертополоха. Тут только Маргарита подумала, что на кухне нет ящиков с рассадой.