Цветной Дозор
Шрифт:
– Я не хочу с тобой драться, – сказала Тави. – Не хочу. Не надо…
Она потянулась к воронке. Вдохнула безвкусный воздух, решаясь. И дернула на себя черно-белые нити энергии.
Поток энергии опрокинул ее на спину – и в тот же момент Андрей нанес удар. Тави захлебывалась Силой. Она кипела внутри, разрывая Тави на части – и разрываясь сама. Энергия Тьмы и Света распадалась на чистые спектральные линии и соединялась снова. Радужный хаос взрывался, переливался, сплетался перед глазами в безумный орнамент – и постепенно тускнел, превращаясь в сложнейший черно-белый узор. Красный круг летящего файербола, тусклый, похожий на закатное солнце. Андрей все-таки опоздал. Его последний удар сотрет Тави в порошок – но перед тем она успеет выплеснуть волну обратно. Море Света рассеет Тьму. Море Тьмы погасит Свет. Изначальные Силы разрушатся, и асуры обретут свободу… Файербол, похожий на солнце, заходящее над Слоновым островом. Кружок закатного солнца, плоский, будто вырезанный из цветной бумаги…
Тави дико закричала. Она ошиблась, ошиблась страшно и глупо. Цвета… дурацкие краски… глупые, плоские картинки, лишенные глубины. Только свет и тень дают им объем. Только Свет и Тьма…
Обратно. Переплести обратно. Она чувствовала, как Сила, обращенная внутрь, выжигает ее. Андрей в конечном итоге получит то, о чем мечтал. Получит ту девушку, которую хотел. Будет с Настей – а про Тави забудет как про страшный сон… Ее разум бешено работал, уже отключаясь, уже сгорая, но все-таки переплетал, перерисовывал волну.
А потом Тави обмякла, и поглощенная ею Сила хлынула обратно в мир. И в ней не было ни капли серого. Никакого монохрома. Ничего черного или белого. Она никогда не любила графику.
Разноцветье хлынуло в Сумрак, заполняя промежутки между Светом и Тьмой.
Обломки кальцита с острыми гранями больно кололи голые ноги, но у Тави не было сил встать. Она сидела на земле; ее колени придавливала голова Андрея. От его мокрых волос, покрытых сажей и грязью, по шортам расплылось грязное пятно. Тело мага казалось неестественно тяжелым, как мертвая колода. Но Тави видела, как тихо поднимаются и опускаются его ребра. Он дышал. Он был жив, и сейчас это казалось самым главным. Потеря Силы вылилась в полную апатию: Тави не интересовалась, что в конце концов сотворила с Сумраком. Не волновалась по поводу того, что натворил Андрей. Не думала, как они сумели выбраться из Сумрака. Ей смутно помнилось оранжевое пятно, мелькающее на фоне пастельных, приглушенных тонов пятого слоя. Взорвавшийся над головой файербол. Тонкие смуглые пальцы с железной хваткой, тянущие ее куда-то. Дэнг… Это Дэнг выбросил их в реальность, не дав погибнуть от истощения. Великий Красный Дракон, развоплощенный, но дождавшийся в глубине Сумрака итога своей многовековой работы… Доволен ли он? Разочарован? Тави было неинтересно. Она не чувствовала ни благодарности за спасение, ни злости за то, что ее втянули в это безумие.
Ресницы Андрея мелко задрожали, и Тави провела пальцами по его мокрому лбу, убирая упавшую на глаза прядь слипшихся волос.
– Убери… руки… оборотень, – простонал Андрей, и Тави отвела ладонь.
– Дурак ты, и уши у тебя холодные, – сказала она.
Уши Андрея были просто ледяные – она чувствовала это сквозь ткань шорт. Руки тоже… да и все тело. Нехорошая, синюшная бледность. Почти полная потеря жизненной энергии – какая ирония… Именно так погибали его жертвы. Но Андрей, наверное, выживет. Будет восстанавливаться годами. И ненавидеть цветного оборотня-тава так, как Светлые умеют ненавидеть лишь Темных…
Тави вздохнула, откусила половинку последнего куска сахара, а остаток запихнула Андрею в рот. Он вяло отбросил ее руку. Ничего. Выживет… Тави склонила голову набок, прислушиваясь к крикам торопливо поднимающихся на скалу Иных. Нок, наверное, поднял все-таки тревогу. А может, и Семен успел вмешаться… Зря суетятся. Вихрь Силы скоро растает, и можно будет проложить портал.
Если то, что она сделала, не разрушило вместе с Изначальными Силами и сам Сумрак.
Эпилог
Маленький форт на Пра Атчит находился в трех шагах от гостиницы на канале, где Тави когда-то впервые услышала об Иных и их загнанной в колею судьбе. Там Тави и заночевала накануне Трибунала – ей хотелось тишины и покоя, да и лишние полчаса сна играли роль: сил у нее сейчас было как у котенка. Заседание назначили на пять утра – у Инквизиции было пристрастие затевать свои дела в несусветную рань.
Без десяти минут шесть Тави неторопливо поднялась на мостик через канал и рухнула в одно из выставленных с утра пораньше кресел. Постояльцы еще спали, и мост-гостиная был в полном ее распоряжении. Отсюда хорошо были видны белые стены форта с торчащими из бойниц старинными пушками. Их окружала тяжелая чугунная цепь: предполагалось, что туристы должны любоваться зданием издали, а не лазать по его галереям. Но Тави знала, что в Сумраке цепи нет, начищенные пушки масляно поблескивают свежей смазкой, а маленькая дверь, намертво заколоченная в реальности, совсем недавно была распахнута настежь.
Трибунал оставил у нее ощущение фарса. Видимо, все было решено заранее, и об этих решениях никто не хотел говорить вслух. От Инквизиции выступал старый знакомец Дингири; несмотря на торжественное серое одеяние, он больше обычного походил на жуликоватого торговца. Андрея, так и не признавшего свою вину, объявили невменяемым, запретили восстанавливать утраченную Силу в течение двадцати лет и сдали на руки коллегам. Приговор был вынесен так стремительно, что Тави даже не сразу поняла, что для Андрея уже все закончилось. Разделавшись с обезумевшим Светлым, Инквизитор принялся раздавать какие-то выговоры, какие-то предупреждения… Дозорных Роти и Чанга пожурили за бестолковое расследование, заодно приложив и поспешно приехавших в Бангкок москвичей. Нока, наоборот, похвалили за «оперативную реакцию». Попытались наехать на Гесера за то, что недосмотрел за своими сотрудниками, но слезли там же, где сели… Имя Тави вообще не прозвучало, и она не сразу сообразила, что «орудие судьбы», которое то и дело упоминал Инквизитор, – эвфемизм, обозначающий ее, живую Иную Тави… Что это было, Бэрримор?!
Над Чао-Прайей висел золотистый туман. На дорожках дрожала неверная тень тамариндов. Три бодрые завитые старушки радостно ухали на газоне, размахивая руками и ногами: утренняя зарядка в парке, милое дело… Глядя на них, Тави чувствовала себя опустошенной развалиной: ей до сих пор не хотелось шевелиться, и каждый шаг требовал усилия. Голова звенела и кружилась. Ночь накануне, как и предыдущие два дня, она провела, пытаясь найти изменения в Сумраке, понять, что же она натворила, и бесплодные попытки выжали ее как лимон. Одно Тави знала точно: Изначальные Силы уцелели. Ее последнее усилие не прошло зря; она рисковала сжечь себе мозги не впустую. Иные по-прежнему делились на Светлых и Темных. И, пожалуй, это была хорошая новость: видение мира, вырезанного из детской цветной бумаги, до сих пор преследовало Тави в кошмарах.
Она задремала, опасно откинувшись в шатком кресле, а когда открыла глаза, на мост поднималась целая делегация. Бледная, напряженная Юля. Илья, на губах которого блуждала рассеянная вежливая улыбка. Странно довольный Семен. И – Борис Игнатьевич. Он же Великий Гесер, он же Джору, которого сто лет назад, сидя на этом мосту, советовал остерегаться Дэнг. До сих пор Тави видела шефа московского Ночного Дозора лишь мельком – и только теперь заметила, как он похож на старого монаха. Поменять строгий костюм на оранжевую рясу, начищенные туфли – на пыльные резиновые вьетнамки… Не родственники, нет, но давние знакомые, выросшие и выученные в одной среде.
Тави с трудом подняла себя на ноги, подтащила с веранды несколько свободных табуреток. Борис Игнатьевич опасливо покосился на пыльный пластик, повел рукой – и колченогое сиденье превратилось в мягкий стул. Симпатичный, но совершенно неуместный здесь, на мосту через грязный канал. Остальных дозорных вид табуреток не смутил, и они расселись полукругом, полностью перекрыв проход.
Некоторое время играли в молчанку. Тави сидела, скромно сложив руки на коленях, и ждала. Не то чтобы ей не о чем было говорить с бывшими коллегами – но сказать хотелось слишком многое. Тишину нарушало только журчание воды в канале да отдаленный свист приближающейся по реке лодки. Из гостиницы тянуло ароматом кофе, и Тави страшно хотелось пойти раздобыть себе чашечку – но просто уйти было неловко.