Цветочное алиби. На шпильках по джунглям
Шрифт:
– Пойдем, певичка, – сказал один из них. – Чувствую, что менты захотят вплотную с тобой пообщаться.
– Не вырывайся, Птичка. Все равно не поможет.
Следующие два часа стали самыми страшными в жизни Аю. Она уж думала, что в ее недолгой, но богатой событиями жизни было все. Что она успела изведать все мыслимые и немыслимые неприятности, которые валятся на одинокую женщину в большом и жестоком к любой слабости городе.
После смерти отца у Аю были такие трудные моменты, что она в буквальном смысле этого слова голодала. К тому же она работала, и работала так
Чтобы заработать своим родным на рис с овощной подливкой, Аю работала уборщицей в магазинах, ресторанах, школах и даже общественные туалеты, случалось, мыла. А что тут такого? Ничего позорного она в своей работе тогда не видела. Это ведь была временная работа. Аю всегда твердо знала: она выучится в консерватории и станет певицей. Вот тогда и придут другие, куда более приятные времена. А пока что надо кормить маму и двух маленьких братьев.
Отец у Аю был русский. Он и увез когда-то малолетнюю дочку и вообще всю свою семью из Вьетнама в Россию. Жена с двумя младшими мальчиками вскоре вернулась домой. А вот Аю осталась с отцом, хотя мать и возражала против этого. Когда Аю только оканчивала школу, отец умер. И Аю осталась совсем одна. Чудом ей удалось сохранить маленькую комнатку в коммуналке на Лиговке. Туда никого не заселили и оставили жилье осиротевшей девушке. Но кроме того, чтобы где-то жить, нужно было еще что-то и кушать.
И вот, отучившись в консерватории, куда Аю взяли за уникальные музыкальные способности, девушка бежала на свои подработки. Часть денег оставляла себе на хлеб, проезд до места учебы и изредка кусочек курятины, чтобы жизнь не казалась совсем уж черной. А остальное посылала матери, бабушке и братикам. О тех временах, когда наивная молоденькая девочка пыталась самостоятельно пробиться в этой жизни, Аю вспоминать не любила. Всякое ей довелось повидать.
Но вот в тюрьму ее еще ни разу не отправляли. Как-то ей удавалось избегать столкновений с законом. Однако было похоже, что на этот раз их пути пересеклись очень и очень основательно.
– У вас с вашим супругом были какие-то трения? – допытывался у Аю молоденький оперативник, у которого еще, как говорится, молоко на губах не обсохло.
Аю его начала презирать сразу же и инстинктивно. Она умела чувствовать людей, их настрой и намерения. И во многом это умение помогло ей не пропасть в этой жизни. И даже вполне преуспеть. По крайней мере, теперь она не должна была махать половой тряпкой по восемь-десять часов в день. А культурно преподавала в музыкальной школе, подрабатывая еще пением в ресторанах и ночных клубах.
Этот парень сразу же вбил себе в голову, что преступница именно Аю. Отсутствие орудия преступления, а также каких бы то ни было следов самой Аю возле найденного трупа ничуть его не расхолаживало.
– Не было у нас с мужем никаких трений.
– Но ведь вы с ним расстались?
– Да.
– Значит, трения были.
– Он несколько раз подряд поднял на меня руку. Вот и все.
Глаза оперативника
– Все, да не все! – воскликнул он. – Вы затаили на него злобу! И когда пришло время, отомстили мужу! Он бил вас, а вы убили его!
У Аю буквально глаза на лоб полезли.
– Вы в своем уме? – поинтересовалась она. – Он всего лишь, будучи пьяным, влепил мне под горячую руку три пощечины. Ни нос, ни зубы, ни кости у меня не пострадали. А я за это спустя почти пять лет взяла и убила его? Раскроила ему череп?
Аю еще хотела добавить, что если бы уж у нее был выбор, кого убить, то она нашла бы как минимум четверых мужчин из своего прошлого, которые были куда более достойны того, чтобы их убить. Хотела, да вовремя остановилась. Хватит с нее одной откровенности. Ни к чему хорошему откровенность с милицией не приведет.
Отличавшаяся необыкновенно острым слухом, Аю услышала, как оперативник пробормотал себе под нос что-то про азиатскую жестокость. Ей прямо худо сделалось от этой глупости. Еще не хватало, чтобы ей сейчас припомнили ее происхождение.
Поэтому Аю постаралась взять себя в руки и как можно мягче сказала:
– Мой муж не был плохим человеком. Он был всего лишь алкоголиком. Если хотите знать, мне было его даже жаль.
– И потому, что вам было его жаль, вы не виделись с родным мужем целых пять лет?
– Я никому не навязываю свою волю. Он хотел жить так, как жил. А я так жить не хотела. Поэтому и ушла. И все.
И опять же оперативник не успокоился:
– Нет, не все! Где орудие убийства?
– Понятия не имею!
– Имеете, имеете! Мы знаем, что у вас в ресторане пропал тесак, которым, предположительно, был убит ваш муж.
– В самом деле? Но я тут ни при чем.
– Да как сказать! Тесак-то этот пропал с кухни вашего ресторана.
– И что?
– А повар говорит, что вы заходили сегодня на кухню.
– Верно. Заходила. Или вы думаете, что певицам не нужно кушать?
– Так вы заходили на кухню, чтобы поесть?
Оперативник выглядел таким разочарованным, что Аю даже стало смешно. Про такого ее русская бабушка говорила: «Дурак дураком и нос башмаком!» Однако всегда нужно помнить, что дурак может быть куда как опасен, если затаит против вас злобу. Это Аю тоже твердо уяснила. И поэтому ответила как можно спокойнее:
– Да. Я заходила на кухню, чтобы поесть. Всем сотрудникам полагается один служебный обед или ужин в день за счет ресторана. Это входит в трудовое соглашение. Можете перечесть стандартный трудовой договор, там указан этот пункт.
– А я вот думаю, что вы заходили на кухню совсем не за этим!
– А зачем?
– Чтобы стащить тесак для разделки мяса! А потом этим самым тесаком прикончить вашего мужа!
Аю уже не знала, что и сказать.
– Кто-нибудь видел, как я крала этот тесак?
– Видели, как вы несли его по коридору.
– Я? Тесак?
– Да!
– Не может быть.
– Это было! Правда, тесак был завернут в цветную тряпицу. Но это был он! По форме, по размеру…
– Вовсе нет! – закричала Аю. – Я знаю, что видели ваши свидетели.