Цветок Америки
Шрифт:
Франц Эккарт был бледен.
– Ну вот, – произнес он, наконец, – с заговором мы покончили. Вероятно, эти люди намеревались шантажировать меня, чтобы вырвать согласие занять престол. Все троны прокляты.
Жанна заснула на рассвете и проснулась поздно, в смятенном состоянии.
Франца Эккарта рядом не было. В испуге она ринулась в комнату Жозефа: мальчик мирно спал, наверстывая часы потерянного сна и оправляясь от пережитого волнения.
– Где Франц Эккарт? – спросила она Фредерику.
– В парильне, с Жоашеном.
Они вышли оттуда чуть позже, свежие как огурчики. Ко всеобщему изумлению, Жоашен сбрил бороду. Увидев удивленное лицо Жанны, он улыбнулся.
Сходство с сыном было разительным. Она поняла: отныне он может этого не скрывать.
Одна
Несколько дней спустя стало известно, что в Сеше их ожидала повозка: кучер должен был отвезти в Тур пять человек. Они намеревались отправиться в дальнее путешествие. Кто же был этот пятый?
Таинственное происшествие вскоре забылось. В то время все интересовались новым завоеванием Миланского герцогства, которое Людовик XII потерял в феврале.
Между тем Франц Эккарт объяснил Жанне исчезновение Жоашена в тот день, когда она беседовала с де Бодри: услышав этот разговор, он отправился в лес, чтобы собрать всех здешних волков. Ибо понял, что рано или поздно с этими людьми придется разбираться.
Но каким образом повелевал он волками?
21
Цвет невинности
После каждого открытия Гаспар и Мигель Кортереали записывали в бортовом журнале, что они вступают во владение этими землями от имени короля Португалии, свидетелями чего являются матросы. Феррандо, Жак Адальберт и Деодат не высказывались по этому поводу, но много об этом размышляли. Чем, собственно, они завладели? Пустынными побережьями? Они понятия не имели ни об этой земле, ни о населявших ее людях, которые, возможно, и не желали становиться подданными португальского короля.
Приняв решение плыть при попутном ветре, Гаспар продолжал двигаться к югу. «Ависпа» встретила июнь месяц в виду побережья, тянувшегося вдаль до бесконечности. Сомнений не осталось: это был Великий Северный континент, о котором говорил Бехайм. Братья Кортереаль не ошиблись, доверившись своему чутью. Они постоянно вносили исправления в портулан, оказавшийся до такой степени неточным, что некоторые ошибки выглядели просто фантастическими.
Исследования сводились к дневным высадкам на сушу, во время которых матросы добывали уток, селезней, индюшек, голубей и других птиц. Их ощипывали и жарили на берегу, ибо на корабле места для камбуза не было. Деодат нашел в трюме завалявшуюся рваную сеть, починил ее и ловил в большом количестве форелей и лососей. Гаспар с Мигелем убедились, что из всего экипажа лишь трое французов, жадно поедавших петрушку и редис, не страдают от кровоточивости десен – недуга, который неизбежно поражает моряков в долгом плавании; они начали проявлять больше внимания к тем травам, что постоянно собирал Деодат: отныне цикорий и дикий салат стали постоянной добавкой к традиционному супу.
Деодат нашел также цветок, который привел всех в восхищение: это была лилия с тремя лепестками кораллового цвета. Он сумел выкопать луковицу, не повредив ее, и обернул джутовой тканью, которую каждый день смачивал водой, твердо намереваясь привезти цветок во Францию.
На пятьдесят седьмом градусе северной широты Гаспар обнаружил пролив, очень невнятно отображенный на портулане, и решил углубиться в него. Воды здесь были спокойными, ветер – устойчивым. Через три с половиной дня пролив расширился, и «Ависпа» вошла в большое море. [25] Чтобы использовать попутный ветер, Гаспар повернул к югу, огибая круглый выступ, выглядевший весьма привлекательным. Там было много рек и ручьев. Значит, в пресной
25
Гудзонов залив.
Во время второй остановки в большом море случилось происшествие, изменившее настроение путешественников.
Шлюпка, в которой, как обычно, сидели шесть человек, прошла половину пути до берега, иными словами, четверть кабельтова, [26] когда над головой одного из матросов что-то просвистело, едва не сбив с него шляпу. Это была пущенная с берега стрела. Через секунду в нос лодки вонзилась вторая.
– Грести назад! – крикнул Вилламора. – Нагнуться!
Поскольку Деодат не знал португальского, он пригнул его голову к борту и улегся сам. В это мгновение над шлюпкой пролетела третья стрела. Четвертая скользнула по обшивке.
26
Примерно 200 метров.
Перегнувшись через борт верхней палубы, Гаспар отдавал приказы, непонятные для Деодата. Шлюпка обогнула корабль. С противоположного борта сбросили веревку с узлами, и участники экспедиции поднялись на палубу. Тем временем с берега сыпались стрелы. Но дальность их полета, судя по всему, не превышала двухсот метров. Матросы и пассажиры смогли рассмотреть воинственных туземцев. Они увидели около двадцати полуголых людей в необычных головных уборах.
Взбешенный Вилламора, ругаясь под нос, побежал за луком. Он был сделан на манер английского и поражал цель на триста пятьдесят метров. Натянув его, старший помощник выстрелил в нападавших. Несомненно, те полагали, что луки у чужестранцев не лучше, чем у них. И жестоко ошиблись. Они стояли плотной группой. Стрела Вилламоры угодила одному из них прямо в грудь. Он упал. На берегу раздались вопли. Туземцы отступили в лес, таща за собой раненого.
– Мы научим этих людей повиновению, – сказал Гаспар.
Он приказал поднять якорь.
Итак, континент обитаем. Последующие высадки становились рискованными. Фактически они были запрещены до особого распоряжения. Теперь Гаспар и Мигель только производили измерения и вносили поправки в портулан. И никаких больше купаний.
На пятьдесят четвертом градусе, иными словами – чуть южнее, они заметили группу таких же полуголых людей. При виде корабля те столпились на берегу. Путешественники насторожились, однако дикари не выказывали враждебных намерений – они даже приветственно махали руками. Гаспар подвел судно ближе к берегу, отчего туземцы пришли в страшное волнение. Стали слышны их крики. Они показывали пальцем на шлюпку, по-прежнему идущую на буксире: возможно, они думали, что это ребенок «Ависпы». Вскоре к ним присоединились женщины и дети. Луков ни у кого не было. Гаспар распорядился свернуть часть парусов, а тем временем восемь туземцев спустили на море два суденышка диковинного вида: они походили на большие ореховые скорлупки; сидевшие в них туземцы продвигались вперед с помощью одного весла. Матросы и путешественники склонились над поручнями, чтобы получше их рассмотреть. У всех были иссиня-черные волосы, очень смуглая кожа, головные уборы из перьев, обнаженные торс и ноги; некоторые из них были в одних набедренных повязках.
Гаспар спустил для них веревку с узлами. Они лазали великолепно, и вскоре все восемь поднялись на палубу, восхищенно осматриваясь вокруг. Вид у них был такой, словно они ступили на спину неведомого, но добродушного дракона. Они засмеялись. Феррандо, Жак Адальберт и Деодат засмеялись тоже. Затем к ним присоединились матросы. Тот, кто выглядел главным, опознал в Гаспаре равного себе. Он величаво двинулся к нему и произнес речь, из которой никто не понял ни слова. Сохраняя на лице любезное выражение, Гаспар развел руки в знак бессилия. Судя по всему, эти люди были преисполнены самых добрых чувств, но, увы, они не говорили по-португальски.