Цветок боли
Шрифт:
Я размышляла, что делать дальше, стоя перед огромной кроватью, застеленной темно-алым шелком, с разбросанными на ней подушками и тяжелыми, такими же темно-алыми, балдахинами, свисающими с потолка с золотыми кистями по бокам от нее. Вот пока я все это созерцала, Норан подошел сзади и толкнул меня.
От растерянности я упала вперед лицом на холодную гладь шелковой простыни и моментально почувствовала, как Норан наматывает себе на руку мои длинные волосы. Затем он резко дернул их на себя, и я инстинктивно прогнулась в спине, чтобы смягчить тянущую боль в волосах. Мои ягодицы приподнялись, он потянул еще сильнее, и я почувствовала, как муж прижимается ко мне сзади. А дальше была боль. Я знала, что такое боль, когда в детстве я упала и расшибла коленки, или когда порезала ножом палец, пытаясь разрезать
Он отстранился, мой крик застыл на губах, и я замерла, надеясь, что это все. Но как же я ошиблась. Норан, больно схватив меня за ногу, резко перевернул на спину. Разведя широко мои ноги, опять вошел в меня. Опять была боль – такая, что все попытки использовать магию, чтобы приглушить ее, проваливались сразу. Я просто не могла на чем-либо сосредоточиться – боль заполняла меня.
– Даже не думай применять магию.
Прошипев мне это в губы, Норан с размаху ударил меня наотмашь по лицу. Во рту образовался неприятный металлический вкус. Лицо Норана приблизилось, и он больно укусил меня в губы, став их то кусать, то облизывать. Я понимала, что он слизывает с них мою кровь.
– Я заставлю тебя стонать подо мной! – услышала я слова мужа.
Опять этот бездушный голос и его горячее дыхание у моего лица. Наверное, на какой-то момент времени я отключилась от действительности, и поэтому мои крики прекратились, хотя мне казалось, кричать я продолжала, даже проваливаясь в пустоту. Но, видно, это было не так. Норан хотел слышать меня. Я не очень понимала, зачем он так хочет, чтобы я стонала под ним. Но когда его кулак с размаху вошел в мой живот, а потом еще один удар я почувствовала на своих ребрах – я застонала. Теперь уже охрипнув от криков, я только и могла лишь глухо стонать. Наверное, его это устроило. Удары прекратились, но как только я, обессиленная, замолчала, облизывая языком болезненно пульсирующие губы, сразу последовал очередной удар.
И так продолжалось до самого рассвета.
Если бы я была человеком, то, наверное, умерла бы еще в начале этой ночи, но я из древнего рода Мафис, и все в нашем роду обладают даром магии. Конечно, маги ничем внешне не отличаются от людей, как и колдуны. Мы тоже состоим из плоти и крови, мы так же рождаемся, но не умираем, как люди. Наши тела так же, как и у людей, растут и развиваются, только, в отличие от людей, мы можем остановить их старение сами и навсегда остаться в том возрасте, в котором мы захотим. Правда, еще есть случаи, когда из-за болезней, серьезных травм и потери энергии происходит сбой, и тело прекращает развиваться, сохраняя магу жизнь, но оставаясь таким, в каком возрасте произошло с ним это несчастье.
Валяясь в виде поломанной куклы на окровавленных простынях, я уже тогда понимала, что мое желание навсегда остаться в теле двадцатипятилетней развившейся и расцветшей девушки стало абсурдным. После всего произошедшего я навсегда останусь недоразвитой восемнадцатилетней девчонкой, которая еще толком и не сформировалась. Мое тело больше напоминало тело подростка, чем женщины. Небольшие груди, угловатость и худоба – вот то, с чем я буду жить века. Хотя буду ли я жить?
– Убирайся.
Сквозь шум в ушах услышала я голос моего мужа и поняла, что эти слова относятся ко мне. Только желание уйти из этой комнаты, где я за одну ночь познала столько боли, дало мне силы сползти с кровати и, цепляясь за мебель, дойти до валяющегося бело-розового платья. Каждый шаг давался с неимоверной болью, но желание уйти заглушало эту боль, и даже когда, нагнувшись за платьем, я увидела алую кровь, стекающую по моим ногам, даже тогда я смогла поднять одну из юбок и, накинув ее на плечи, пойти к двери.
– Приведи себя в порядок. Сегодня к нам в гости приедут твои родители… дорогая.
Мне было бы легче, если бы он не сказал в конце это слово, но, наверное, Норан точно знал, как доставлять боль, и не только физическую.
Я все-таки вышла из этой комнаты. Массивная дверь за мной захлопнулась, теперь уже точно проведя черту «до» и «после». «До» этой страшной ночи, когда в эту комнату зашла юная девушка, которая мечтала о любви, живя в своем сказочном мире, где у нее был дом, ее родители, лучшая подруга и прекрасный мир, который она так любила. А теперь, пройдя через тьму этой ночи, из дверей этой комнаты вышло то, что осталось от физического тела, истерзанного и доведенного до грани, когда боль становится частью тебя, и это было «после». Но страшнее было не тело, которое подверглось такому надругательству – тело можно починить, ведь я не человек, и магия залечит раны, побои и уберет все следы, делая опять кожу гладкой и ровной. А как залечить то, что было у меня внутри, ту пропасть, которая поглощала меня своим мраком и осознанием того, что все, во что я верила – все было растоптано, теперь нет ничего и уже и не будет. Неужели я буду жить со своим мужем века?
Эта мысль болью пронзила мое сознание. Ноги подогнулись, и я упала на пол, больно ударившись о холодный мрамор. Мрачный коридор замка, освещенный лишь предрассветными сумерками, действовал угнетающе, а сквозняки, гуляющие по пустынным коридорам, моментально заставили меня плотнее закутаться в тонкую ткань одной из свадебных юбок. Я знала, что нужно идти к себе. Быть найденной на полу в коридоре перед дверьми комнат своего мужа в таком жалком состоянии – это окончательно добило бы меня. Бросив взгляд на светлеющее небо, я понимала, что вскоре проснется прислуга, и тогда меня точно увидят. Я даже боялась представить, как сейчас выгляжу после стольких побоев. Мои губы еще кровоточили, а из носа на ткань юбки упало несколько алых капель.
Заставив себя сконцентрироваться, я попыталась с помощью магии приглушить боль. Мне нужно было совсем немного – просто дойти до своей комнаты. Сконцентрироваться не удавалось, предательские слезы опять стали набегать на глаза, но я заставила себя и, почувствовав небольшое облегчение от боли, поднялась, все еще придерживаясь за холодный камень стен. Затем двинулась по мрачным коридорам спящего замка в свою комнату.
Наверное, прислуга была заранее предупреждена о моем раннем возвращении сюда. Хотя от понимания, что мой муж заранее знал, что со мной сделает, мне становилось только хуже. Пройдя в комнату и закрыв дверь, я увидела горящий камин и то, что в него недавно подложили дрова. Но меня больше привлекла ванна, наполненная водой. Подойдя к ней, я поняла, что это не просто вода. Там была магия – магия исцеления. Вода манила, хоть больше всего сейчас я хотела дойти до кровати и, упав на нее, лежать, свернувшись калачиком, и жалобно скулить. Но я пересилила себя и, еще чувствуя действие магии, которая заглушала боль, залезла в ванну.
Сначала я не ощущала ничего, только то, что теплая вода неприятно щипала в местах моих порезов, побоев и царапин. Потом магия начала обволакивать меня, и вот уже боль стала уходить. Когда тело перестало болезненно реагировать на прикосновения и даже внутри меня отбитые органы стали постепенно восстанавливаться и переставать отдавать тупой болью, я погрузилась в воду с головой. Мои спутанные длинные волосы, перепачканные кровью и семенем мужа, очищались в магической воде, приобретая свой блеск и красоту.
В комнату постучали. Я вздрогнула и хотела сказать, чтобы меня оставили в покое, но служанка уже зашла.
С ужасом я смотрела на ее лицо, понимая, что, увидев меня, она закричит, но ничего не произошло. Тогда я перевела взгляд в зеркало, в которое боялась заглядывать. Оно висело справа от меня на стене, и в нем отражалась ванна и я в ней. В зеркале я увидела сидящую в ванной девушку с мокрыми волосами и не узнала себя. Нет, с моим лицом было уже все в порядке – магическая вода сделала чудо. Все побои исчезли, затекшие от слез глаза, опухший от ударов нос, гематомы на скулах и разбитые губы – все это прошло, как будто ничего и не было. Только вот я не узнала свой взгляд. За одну ночь мой взгляд переменился настолько, что я сама себе не могла смотреть в глаза, видя в них страх и боль.