Цветок для ее Величества
Шрифт:
— Я в этом ни секунды не сомневаюсь, Мэссон. Удачи и счастливого плавания. Я уже с нетерпением ожидаю вашего первого отчета. Возьмите с собой эту карту и вот это тоже. — Бэнкс передал Фрэнсису карту, затем указал на несколько толстых томов Миллера, которые назывались «Словарь садовника» и лежали рядом на сиденье.
— Спасибо, сэр, но я думаю, что они не поместятся в мой багаж.
Шутку Бэнкс пропустил мимо ушей и хотел было возразить, но Мэссон продолжил:
— Кроме того, все эти работы я знаю наизусть, сэр. Вот этот комплект томов, а еще семь изданий, что печатались ранее.
Бэнкс лишь холодно улыбнулся уголками тонких губ и постучал в потолок кареты, подавая кучеру сигнал,
Мэссон сошел на пристань, проводил взглядом удалявшуюся от набережной карету. Потом он обернулся к Симмонсу и Болтону, чтобы попрощаться. Они оба стояли у открытого окна кареты и слышали каждое слово.
Несмотря на то, что именно на них лежала ответственность за тяжелое положение, в котором оказался Мэссон, крепкие рукопожатия обоих мужчин вселили во Фрэнсиса уверенность. Если дела пойдут как-то не так, то, по крайней мере, кто-то будет на его стороне. Пожав руки, Мэссон поднялся по сходням, оперся о фальшборт и помахал на прощанье, когда корабль отчаливал.
— Фолс-бей? — переспросил Симмонс, махая в ответ. — Это та полоска побережья, что входит в сферу королевских интересов?..
— Именно так, — ответил Болтон. — Но я уверен, что сэр Джозеф и лорд Сэндвич знают, как лучше. Пока мистер Мэссон думает, что ищет цветок для королевы, все должно идти своим чередом.
— Само собой разумеется, — ответил Симмонс. — Как бы там ни было, но меня не покидает мысль, что мы его отправили, так сказать, прямо в логово льва.
Симмонс и Болтон продолжали махать, больше не говоря ни слова, пока «Резолюшн» совсем не скрылся из виду.
Глава 8
Август 1772 года, 14 градусов северной широты, 24 градуса западной долготы (у побережья островов Кабо-Верде)
— Поймайте эту обезьяну!
Мэссон по-прежнему сидел за своим столом. Он как раз чинил перо и не понял, правильно ли расслышал слова.
«Резолюшн» плавно покачивался на волнах, его такелаж поскрипывал в унисон грузу — строительным бревнам, когда судно покидало якорную стоянку у берегов Кабо-Верде. Мэссон услышал отдаленные крики с палубы, нахмурился и скомкал еще один неудачный черновик письма к Констанции. К краю стола был прикреплен конопляный мешок, который служил ему корзиной для бумаг. Фрэнсис попытался выбросить смятое письмо туда, но промахнулся — на выбеленном известью полу собралась уже целая коллекция таких комков.
В посланиях к Констанции Мэссон описывал ежедневную рутину на корабле, рассказывал о еде и уверял, что все не так плохо, как она опасалась. Он описал капитана, страдающего манией чистоты, от взгляда которого не может укрыться ничто. Он обрисовал в красках каюту, потолок которой оказался таким низким, что Мэссон даже не мог здесь выпрямиться в полный рост. Зато в ней был иллюминатор, так что, по крайней мере, Фрэнсис мог иногда наслаждаться свежим воздухом и голубым небом. Он даже сообщил о никому не интересных спорах офицеров за обеденным столом, а также о том факте, что большинство его сотрапезников не понимали, почему Фрэнсис сидит за столом капитана, и в целом желали бы видеть Мэссона где-нибудь с простыми моряками или морскими пехотинцами.
Фрэнсису казалось, что он пишет бесконечно, но в то же время ни о чем не говорит. Зато за это время ему удалось начертать ряд рисунков и эскизов, на которых он запечатлел свой воображаемый сад. Он тщательно нарисовал каждое дерево и куст, измерил в мыслях каждую грядку. «Ну, отчего так тяжело писать письма Констанции, а свой сад рисовать легко?» — спрашивал он себя.
Решившись все же несколькими фразами развеять волнения Констанции, которые наверняка у нее были, Фрэнсис вновь окунул перо в чернильницу и положил перед собой чистый лист бумаги.
Мэссон как раз запечатывал письмо воском, как вдруг в его каюту постучали. Он поднялся, чтобы отпереть засов, и в который раз ударился головой о потолок. В дверном проеме он увидел полную фигуру Рейнхольда Форстера — тот занимал должность ученого на корабле.
Форстер путешествовал вместе с сыном Джорджем, на вид очень смышленым и приличным молодым человеком. Но пожилой мужчина являл собой прямую противоположность добродушному сыну. Он говорил снисходительным тоном, вел себя высокомерно и не чурался оскорблений. Из-за неприятной манеры общения на борту за ним закрепилась слава самого нелюбимого члена экипажа. Его грубая натура усугублялась отвратительным запахом, который раздражал даже видавших виды простых матросов. Хотя капитан Кук отдал распоряжение всем на борту мыться холодной водой, Форестер считал, что лично он может этот приказ игнорировать, впрочем, как и другие предписания на корабле. Мэссон старался обходить его десятой дорогой, но сейчас отступать было некуда.
— Мистер Мэссон, — Форстер был почти на полметра ниже Фрэнсиса и запрокидывал голову, чтобы рассмотреть рослого собеседника, — у вас для меня найдется немного времени?
Не дожидаясь ответа Мэссона, Форстер тут же ввалился в каюту. Эта клетушка и для одного Мэссона была маловата, не говоря уже о посетителях столь тучных, как Форстер, так что Фрэнсис отступил к порогу. Одной ногой он стоял в каюте, а вторую пришлось выставить в кают-компанию младших офицеров, что позволило ему избежать перспективы быть раздавленным, да и вонь от гостя не так била в нос. Запах был настолько ужасающим, что Мэссон не удивился бы, если б воздух поменял цвет. Форстер огляделся по сторонам, нагло рассматривая личные вещи Мэссона. Казалось, он не торопится приступить к своему делу. Вместо этого он рассматривал письменный стол Фрэнсиса, изучал наброски с изображением сада с нескрываемым научным интересом. А когда гость увидел письмо со свежей печатью, взгляд его неподобающе долго на нем задержался.
— Так в чем проблема, мистер Форстер? — спросил Мэссон.
Форстер еще минуту изучал письмо, прежде чем взглянуть вверх, на хозяина каюты, потом ответил:
— Не могли бы вы мне объяснить, мистер Мэссон, чем вы здесь занимаетесь? Кроме того, конечно, что рисуете наброски с изображением садов и пишете письма юной даме в Англию.
— У меня есть поручение — собрать образцы цветов для садов короля в Кью, — ответил Мэссон, скрестив руки на груди.
Хищный огонек блеснул в зорких глазах Форстера:
— В самом деле? В последний раз я слышал, что лорд Сэндвич изменил свое задание. Он недвусмысленно дал мне понять, что ни сэр Джозеф, ни его люди не могут принимать участие в экспедиции. И все же вы здесь.
— Ну да, — нерешительно ответил Мэссон, чувствуя подвох, — я не могу говорить о лорде Сэндвиче, но поручения от сэра Джозефа были четкими и однозначными: мне нужно отправиться к заливу Фолс-бей и разведать окрестности, и там я должен найти один совершенно конкретный цветок.
— Фолс-бей, говорите? — После того как Форстер еще раз осмотрелся в каюте, он, казалось, потерял к этому интерес, оттолкнул Мэссона от двери и вышел в кают-компанию. Со снисходительной улыбкой он произнес: — Все наверняка прояснится. Ну, тогда удачи вам с вашим цветком, и простите, что отнял драгоценное время. Наверное, мне стоило самому догадаться, что простому садовнику не стали бы поручать заданий большой научной важности.