Цветок для ее Величества
Шрифт:
Глава 47
— Иногда люди могут препятствовать смерти страстной жаждой выжить, но в моем случае это было желание увидеть, как другие умрут первыми. Результат сходный, — произнес Схеллинг, злобно смеясь.
Ухмылка застыла на его обезображенном лице.
Когда Мэссон выступил вперед, чтобы заслонить собой Джейн, Схеллинг громко откашлялся и сплюнул на пол сарая.
— Я не знаю, где вы отыскали цветы, — прохрипел голландец, указывая на деревянные ящики, которые были выстроены в ряд у стены, — но в любом случае вы должны облегчить мою боль хоть немного.
Когда Мэссон услышал, как кремень ударил по затвору, он продолжал спокойно стоять, закрыв глаза. В мыслях он уже представлял быструю яркую вспышку загоревшегося пороха, а потом язык пламени, вылетающий из ствола пистолета. Выстрел в сарае прозвучал, как грохот корабельной пушки.
Мэссон был готов встретить удар пули, которая пробила бы его плоть, и глубоко вдохнул аромат лаванды и жасмина. Он был уверен, что это последнее ощущение в его жизни.
Но Фрэнсис внезапно почувствовал мягкое тело Джейн, которое прижалось к нему. Мэссон подумал, что Схеллинг промахнулся или — еще хуже — попал в Джейн. Он снова открыл глаза и приготовился броситься на противника, прежде чем тот успеет выхватить из-за пояса второй пистолет.
Но Схеллинг не полез за оружием. Вместо этого он в безмолвном удивлении уставился на Мэссона и Джейн, а потом упал на колени. Его глаза закатились под лоб. Он рухнул лицом на солому, которой был выстелен пол сарая.
В дверном проеме показался еще один силуэт. Эулеус опустил дымящийся пистолет и бросил его на пол. Он стоял вполоборота. Туземец произнес последнюю фразу, не глядя на остальных. Акцент был сильный, английские слова во рту казались непрошеными гостями, но голос был четкий и ясный, как и убеждение, скрывавшееся в его словах:
— Я ему рассказал, где растут цветы, потому что он обещал мне свободу. Потом он сжег поля и мою деревню. Мой народ обвинил меня в этом и был прав. Я боялся, но теперь могу вернуться. Если разразится война, я буду им нужен. Если нет, я приму любое наказание, которое на меня возложат.
Когда Мэссон и Джейн вышли из сарая, Эулеус уже сидел на коне Схеллинга и скакал галопом прочь. Навстречу ему подъезжал Тунберг. Доктор придержал лошадь, чтобы поздороваться с Эулеусом, но тот лишь поднял руку в ответ и поскакал дальше. Швед удивленно посмотрел ему вслед.
Глава 48
Друзья завернули труп Схеллинга в покрывало и заперли дверь сарая. Вернувшись в дом, они сели за стол из желтодревесника, где Тунберг принялся жадно есть.
— Хорошие новости, — произнес он, едва успевая пережевывать, — мне удалось снять одну каюту, достаточно большую для двоих мужчин и цветов.
Мэссон и Джейн переглянулись и посмотрели на Тунберга.
— Что вы имеете в виду, каких «двоих мужчин»? — спросил Мэссон.
— Речь идет о военном корабле, а там строгие правила: никаких женщин на борту. — Тунберг ел и говорил одновременно: — Итак, я забронировал койки для мистера Барнетта и мистера Мэссона, двух ботаников, которые возвращаются с грузом в Англию. В деле есть только одна маленькая закавыка: вам придется делить одну каюту на двоих. Это большая проблема?
Джейн и Мэссон снова переглянулись, но Тунберг не заметил этого и продолжал:
— Кроме того, есть небольшая сложность: Форстер разбил свой лагерь практически в порту. Он лично проверяет все и вся, что попадает на борт каждого корабля. Очевидно, Схеллинг каким-то образом передал ему новости. Мы должны отвлечь его, пока вы не погрузите цветы на борт и сами не сядете. Это, собственно, не так уж сложно. Да, чуть не забыл!
Тунберг схватил одну из седельных сумок, которые принес с собой, и передал по письму обоим: Мэссону и Джейн.
— Они ждали вас на таможне.
Мэссон постарался скрыть свою озабоченность, когда с первого взгляда узнал почерк на конверте. Он взглянул на Джейн и заметил, что та тоже не торопится открывать послание.
— И что? Вы не хотите прочесть? — спросил Тунберг.
Мэссон рассматривал письмо. Оно состояло из одного-единственного листка, который был свернут так, чтобы получился конверт. Снаружи тем же женским почерком были выведены его имя и адрес, внутри — короткое известие.
Он вышел в сад, прихватив с собой письмо, чтобы прочесть его наедине. Сломал сургуч и наткнулся на второе письмо, написанное не такой спокойной рукой. Когда Мэссон вернулся в столовую, он как раз застал Джейн в приступе гнева, а Тунберг напрасно пытался ее утешить. Ее письмо лежало на столе.
— Оно от моего отца, — в сердцах объясняла она. — Он угрожает лишить меня наследства, если я немедленно не вернусь в Англию. Он забронировал для меня билет на корабле «Своллоу», который через две недели прибудет в Кейптаун. Когда я приплыву в Плимут, то должна встретиться с семьей и потом вместе с ними отправиться на Карибы. Там мой отец хочет выращивать на плантациях сахарный тростник. Он пишет, что моя интрижка с Джозефом может стать крахом для всей семьи и что я не оставляю им выбора.
Она умоляюще смотрела на Мэссона.
— Если бы я это узнала не сегодня, а вчера, я вздохнула бы с облегчением. Но что теперь?
Мэссон тяжело опустился на стул. От радости и восхищения, которые он испытывал еще утром, не осталось и следа. Вместо них появилась страшная уверенность в том, что теперь его ожидает.
— Наверное, так будет лучше всего, — почти беззвучно произнес он.
Если письмо не добило его сердце, то от взгляда Джейн оно разлетелось на тысячи осколков.
— Что ты хочешь сказать? — спросила она.
— Я имею в виду, что тебе еще остается? — ответил Фрэнсис.
Не говоря ни слова, Джейн развернулась и убежала.
— Мэссон, какого черта?.. — растерянно произнес Тунберг.
Мэссон поднял письмо:
— Новость из дома. Моя мать умерла.
— Мне очень жаль, — сказал Тунберг.
— Не так жаль, как мне. Незадолго до смерти она написала мне весточку, в которой просила вернуться домой как можно скорее, чтобы… — Мэссон осекся и с тоской взглянул на дверь, куда еще мгновение назад выбежала Джейн, — чтобы я мог сдержать обещание, которое дал перед отъездом. Я должен жениться на Констанции.