Цветок душевного стриптиза
Шрифт:
– Отлично отношусь, как к родному, как к брату, Леш, спасибо, тороплюсь, я побежала, до завтра, десять баксов за мной, в получку отдам, вместе пропьем, целую, извини, – протараторила я, чмокнув Ниткина в небритую щеку.
Как истинный мачо Алексей Ниткин бреется один раз в два дня. Смотреть приятно, целоваться больно. Даже по-родственному. Щетина колется. Я быстро преодолела непреодолимые препятствия в виде кодовых замков, дверных заслонов и домофонов. В моей квартире творился полный кавардак. Не знаю почему, но я уже знала, что Горов придет ко мне домой. Я знала это. Всегда знала. Пришлось затеять срочную уборку. По закону подлости время тут же стремительно поскакало. Оно гарцевало. Уносилось вперед. Не остановить. Я не успевала отслеживать бег стрелок. Но все-таки успела привести дом в боевую готовность. Снаряды начищены, стволы блестят, порох высушен, артиллеристы бодрствуют. На часах девять пятьдесят. Сотовый лежит на столе. Затем перемещается на ладонь. На другую. И потом совершает обратный ход. С ладони на ладонь, на стол и обратно. Последовательно. На часы даже смотреть тошно, бегут себе, бегут, будто их кто-то подгоняет. Может, остановить
Воображение тут же нарисовало яркий эпизод – Марк Горов играет со мной в прятки. Ему вдруг надоело. И он бросает меня. Как можно бросить живого человека? Легко. Точно так же, как уволить, выгнать, прогнать, забыть… Забыть, что обещал позвонить. Часы пробили десять. Забыл. Не позвонил. Пустое ожидание. Сердце защемило, будто его прижало чем-то острым, там, внутри где-то, прижало. Тонкая игла пролезла в артерию и застыла в сердечной мышце. Пронзительная боль разлилась по телу. И вдруг сотовый вздрогнул, задергался, заерзал по столу и наконец залился нежной трелью. Не забыл. Вспомнил. Едет. Игла растаяла. Боль улетучилась. Точность – вежливость королей. Марк Горов – мой король.
– Да, – сказала я.
И в этот раз не было в моем голосе слабости. Не было. Она куда-то испарилась. Вместо слабонервной барышни на телефонный звонок отвечала сильная женщина.
– Я у двери, откройте, – сказал Горов.
– А там есть звонок, – сказала я и бросилась к двери.
Едва справилась с цепочкой, руки дрожали, промахивались, наконец получилось, открыла. На площадке стоял Марк Горов с прижатой к уху трубкой.
– Разве звонок не работает? – спросила я, выглядывая за дверь.
Кнопка на месте. Не содрана. Повсюду встроены кодовые замки и домофоны, даже хулиганам не пробраться. Как он прошел? Джинн, настоящий джинн.
– Не знаю, – дернул плечом Горов и прошел в квартиру, не дожидаясь приглашения.
Он шел к себе домой. Без звонка. Без стука. Без приглашения. Я тупо смотрела в его спину и лихорадочно соображала, каким образом Марк Горов открыл все двери? Ведь даже хулиганам не пробраться. Сим-сим, откройся. Не иначе.
Марк Горов прошел в комнату. В кухню даже не заглянул. Мое неутомимое воображение живо представило несколько этюдов, разных – на выбор. Горов принуждает меня нарядиться в одежду монахини. Или в костюм медсестры. Я заходила как-то в «Магазин эротической одежды», поговорила с продавщицами. Девчонки, вконец обалдевшие от скуки, смеясь, рассказали мне, как уставшие от бизнеса мужья выбирают одежду для надоевших им до чертиков жен. Приезжают в магазин на «Мерседесах» и долго копаются в ворохе неприличной одежды. Кропотливо выбирают сексуальные наряды. Понятно, что в «Магазине эротической одежды» полно разных экстравагантных костюмов для женщин, возбуждающих вялое мужское воображение: и с масками, и с плетками, с множеством кожаных ремней, шорты там разные, лифчики в виде конской сбруи, есть даже форменное обмундирование для женщины-полицейского. Юбка-мини, майка-тесемки, кобура, кожаные нашивки, ремни. В магазине много одежды и аксессуаров с восточными мотивами – разноцветные шальвары, покрывала, блестящие мониста, пышные опахала, причудливые веера. Магазин пользуется огромным успехом у мужчин. А женщины обходят его стороной. Стесняются, видимо. Но Горов не предложил мне устроить маскарад. Не стал просить ужин. Не принялся читать стихи, путаясь в рифмах и именах. Не уселся петь под гитару. И он не принес цветы. Совсем ничего не принес. Неизменный ритуал был нарушен. Любой мужчина идет на первое свидание к женщине, отягощенный джентльменским набором установок и условностей. Стихи, вино, свечи, шальвары. Ужин с эротическими припевками не состоялся. Это я поняла по спине Горова. Она уходила вдаль, уверенно, будто Горов уже был однажды в моей квартире. У него красивая спина. Мужская. Надежная. Она совершенно не такая, как у охранника. Не какая-то там плита бетонная. И не такая, как у мачо Ниткина, совсем не выставочный экспонат. У Марка Горова достойная, мужская спина со всеми ее издержками – солидная, стабильная, вечная. С ней и за ней не страшно. Горов остановился, обернулся ко мне и молча обнял. Он обхватил обеими руками мое тело и прижал к себе. Сцепил руки в замок, словно опечатал меня. И я остро почувствовала, что врастаю в него, становлюсь единым организмом, его рука – это моя рука, его нос – это мой нос, наши волосы переплелись, все стало общим, родным, целым. Цельным. Единым. Горов поднял меня и перенес на кровать. И мы долго лежали, обнимаясь, истово вдыхая запах друг друга. Даже целоваться нам не хотелось. Не до этого было, будто весь смысл нашего общения заключался в объятиях. Все произошло само собой. Красиво, достойно, высоко. Недаром говорят, что браки заключаются на небесах. Мы и находились на небесах. Высоко и далеко от земли. Не было стен, квартиры, окон. Город исчез. Мы перенеслись в заоблачные выси. А там все по-другому устроено. Там нет обыденности, нет раздражения и совсем не бывает отвращения. На небесах любят. Наслаждаются любовью. И там нет секса, его вообще нет. В космосе есть любовь. И двое принадлежат друг другу, они становятся цельным организмом, и у них все пополам – радость, счастье, восторг, ликование. Ликующая и счастливая, я лежала на Горове, как на воздушном облаке. И не боялась упасть. С ним не страшно. А потом он оперся на локоть и сказал: «Ты спи, а я буду на тебя смотреть, долго-долго. И тебе приснится чудесный сон, вот увидишь, спи, не бойся». И он смотрел на меня. А я не хотела засыпать. Глаза слипались от счастья. От восторга.
– А ты никуда не денешься, пока я сплю? – прошептала я.
– Нет, я буду рядом с тобой, всегда, – сказал Горов.
Его глаза загадочно блестели в темноте. Как в том далеком сне. И я уснула. И мне приснился мой дивный сон. И там я держала за руку прекрасного незнакомца. И этим незнакомцем был Марк Горов. Мы касались друг друга. И я была счастлива. Мы были счастливы.
А когда я проснулась, Марка Горова уже не было. И никаких следов от него не осталось. После свиданий с Черниковым обычно громоздилась гора грязной посуды, повсюду мешали полные пепельницы, в квартире стоял жуткий прокуренный запах. А в моей душе еще долго томилось раздражение, перемешанное с отвращением. Мешал запах. Терпеть не могу грязную посуду. Не люблю прокуренные комнаты. Ненавижу приземленный секс. Даже в профессиональном исполнении виртуоза.
Марк Горов не оставил после себя никаких следов и отпечатков пальцев. Можно было принять вчерашнее происшествие за фантасмагорический сон. Но у меня был свидетель. Ниткин. Алексей привез меня домой, и я задолжала ему десять баксов. Еще есть номер телефона в сотовом. Я его запомнила, семь волшебных цифр, небесная комбинация, номер отпечатался в мозговом отсеке. Навечно. И все-таки что-то не давало мне покоя, но что? Счастье продолжало биться в моем сердце. Глаза восторженно сверкали. И лишь со дна души вздымалось сомнение, и вдруг я поняла причину беспокойства. Код доступа засекречен. Зашифрован. Марк Горов навсегда останется для меня загадкой. Я никогда не смогу понять его до конца. Да. Мы стали с ним одним целым, и в этом не было никаких сомнений. Но он не допустит меня в свою душу. Ни на пядь. Ни на миллиметр. Абонент недоступен. Вечно недоступен. И пусть он останется недоступным. Пусть. Мужчина не должен раскрываться до конца. В этом заключается его тайна. Я люблю его таким, каков он есть. И этого достаточно для счастья.
Глава 3
Наконец свершилось страшное. Я увидела Черникова. Нет. Не так все было. Это Черников увидел меня. Тоже неправильно. Вот как все случилось. Утром я помчалась на склад, впопыхах забыв накинуть куртку. Отопление еще не включили, отовсюду несло чахлой сыростью. Промозглая осень. На бегу я согрелась, а когда прибежала на территорию склада, в один миг продрогла. И сразу затряслась, будто в лихорадке. И вовсе не от озноба мне стало нехорошо. От неожиданности. Обычно грузчики и водители, едва завидев меня, орали со всех сторон, кричали, перекрикивали, заглушая друг друга: «Настя, приглашаем на дискотеку, в „Папанин“, в „Плазу“, на рыбалку, на охоту, замуж!» Приглашения сыпались со всех сторон и не отличались разнообразием, но меня устраивало настроение рабочих. Они играючи находили товар, грузили легко, без натуги, и совсем не отлынивали от своих обязанностей. Я всегда улыбалась, раздавала направо и налево обещания: дескать, приду и в «Плазу», и в «Папанин», поеду и на рыбалку и на охоту, но после дождичка в четверг. А замуж пойдешь? Грузчики выжидающе смотрели на меня. А я лишь смеялась. Отличная разрядка. Помогает при монотонном труде. Рабочие в шутку затрагивали животрепещущий вопрос, и вот наступал самый ответственный момент, волнующий публику. Да. А слабо замуж за Юрку, от него жена только что сбежала. И дикий хохот. Мое алое смущение. И взбешенный грузчик Юрка с яростным взглядом. И взлетающие под потолок тяжелые ящики. Весело. А тут…
Все молчат. Будто воды в рот набрали. И выплюнуть боятся. Усиленно роют глазами землю. А грузовые фургоны стоят под парами. И все пустые. Ничего не понимаю. Чего они глаза прячут? Перепили, недопили, не опохмелились? Я обернулась и увидела Черникова. Денис Михайлович с явным любопытством наблюдал за мной. И ему нравилась эта новая Анастасия гораздо больше, чем та, прежняя, юная и несмышленая.
– Вот, это я, Денис Михайлович, здравствуйте, – сказала я, потирая предплечья.
Какая холодная осень. Знобко. Но не страшно. Мне теперь вообще ничего не страшно. Я больше не боюсь жить.
– Вижу-вижу, Анастасия Николаевна, рад встрече, – сказал Черников, приближаясь ко мне.
Денис Михайлович не шел, он медленно подкрадывался, будто вдруг превратился в тигра. Охота у него такая образовалась. Жертву обнаружил поблизости.
– Денис Михайлович, смотрите, что я придумала, – сказала я и отступила от Черникова на безопасное расстояние, пытаясь предъявить ему доказательство моей лояльности в отношении компании «Максихаус».
Таким образом я хотела извернуться, убежать от кровожадного тигра, чтобы не обидеть мужского самолюбия и заодно не выказать своей строптивости. Неделю назад я попросила нашего слесаря прикрутить ко всем грузовым настилам маленькие колеса. Получились великолепные самокаты. Грузчики устанавливали на них ящики и легко вкатывали настилы в фургоны, подталкивая тяжелый груз металлическими прутьями. Наверное, в цивилизованном мире все так делают, а в «Максихаусе» грузчики таскали коробки и ящики на плечах и спинах. От варварского обращения хрупкая испанская плитка разбивалась в мелкие осколки. Раковины разлетались на части. Слетала эмаль. Падало качество. Клиенты верстами катали рекламации. Бегали по судам. Адвокаты жирели на своих хлебах. С моими настилами на складе прекратились скандалы и склоки, уменьшилось количество инфарктов у чересчур нервных клиентов, увеличилась производительность труда. Адвокаты сели на диету. И безразмерно выросла любовь к моей скромной персоне. Недаром же все грузчики в шутку сватали мне бесхозного Юрку, от которого только что сбежала жена. Рабочие выражали таким образом свою любовь ко мне, ведь я добилась карьерного роста. Профессиональная карьера – это люди прежде всего и уважение в коллективе.
– Посмотрите, какие самокаты я сделала, любо-дорого посмотреть. – Я уходила от Черникова все дальше и дальше.
А он все крался и крался за мной, на цыпочках, на носках, на нервах. Я здорово подсекла его самолюбие. Незабываемая встреча.
– Хорошая идея, – с трудом выдавил из себя Черников.
Денис Михайлович остановился. И я встала у выхода, как раз под железным навесом, задранным вверх. Высунула голову под дождь. Козырек крыши нависал над моей шеей, как гильотина. Жутко. Я провела ладонью по лицу.