Цветок Фантоса. Романс для княгини
Шрифт:
Платье мадам Каро отставало от столичной моды всего на несколько месяцев, что по провинциальным меркам было просто невероятным. Не удивлюсь, если услышу, что местные дамы тайком посылают к мадам за модными выкройками. Кстати, впереди бал у городского головы. Посмотрим, насколько мои предположения верны.
Мой взгляд ещё раз скользнул по шёлковому платью, задержался на мгновение на изящном золотом браслете, украшавшем тонкую руку, потом на паре перстней. И вернулся к улыбке, вспыхнувшей на её лице
– Павел Алексеевич, какой приятный сюрприз! Мы уж думали, вы совсем забыли о нас! – воскликнула она. – Представьте же мне вашего друга! Мысленно скривившись от мысли о дружбе с господином Игнатьиным, я поспешила взять инициативу в свои руки. Виталиону уже не раз случалось любезничать с дамами. Сначала это давалось с трудом, но постепенно я научилась целовать ручки и говорить комплименты.
– Виталион Задольский к вашим услугам, мадам, – произнесла я, – но вы, чаровница, можете звать меня просто Тали.
При этом иллюзия Виталиона обворожительно улыбнулась, а иллюзия Андрюши покраснела от смущения. Ещё сильнее Андрюша покраснел, когда я едва коснулась губами запястья мадам.
– Так уж и чаровница, – кокетливо улыбнулась хозяйка.
– Вы напрашиваетесь на комплимент, мадам Каро, – рассмеялась я, поскольку сама частенько пользовалась приёмом «усомнись, заставь удвоить». И поспешила удвоить комплимент:
– Но поверьте мне, и в столице мало найдётся дам, чьё очарование сравнится с вашим.
Я снова прикоснулась губами к её запястью и продолжила:
– К этому платью вам подошёл бы браслет в виде золотой змеи. Браслет-змейка, который просила меня передать Варвара Степановна, был больше чем красивой побрякушкой.
– С глазами из жёлтых топазов? – спросила она, скрыв за нарочитой беспечностью на мгновение промелькнувшее в её глазах удивление.
– Нет, к вашим глазам больше подойдут сапфиры, – уверенно ответила я. В искусно подведенных глазах вспыхнул алчный огонёк. Теперь можно было не сомневаться, что мадам быстро предоставит мне возможность пообщаться с ней наедине.
И действительно, спустя всего несколько минут мы уже поднимались с ней по лестнице. Тяжёлая резная дверь со стуком захлопнулась, отгораживая нас от всего мира. И девица выжидающе посмотрела на меня.
– Скажите, мадам, – тихо спросила я, – сколько перьев у сойки?
Вопрос звучал, по меньшей мере, странно, но ответ на него был именно тем, который я ожидала:
– Больше, чем у змеи, но меньше, чем у орла, – не задумываясь, выпалила моя собеседница. И добавила с лёгким смешком:
– С Варвары Степановны сталось бы ощипать и орла, и сойку, чтобы проверить это.
– Это точно, – согласилась я. Моя бывшая наставница бывала неумолимо дотошной. – Но она просила меня передать Вам с оказией совсем не перья, – с улыбкой добавила я.
– Браслет? – с надеждой спросила мадам.
– Да, – коротко ответила я, – снимая с руки браслет, скрытый до того рукавом моего фрака и трёхслойной иллюзией.
На мой взгляд, змейка была слегка грубоватой и никак не могла претендовать на звание шедевра ювелирного искусства, однако при виде её глаза мадам засияли.
– Нравится? – спросила я.
– Да, очень, – восхищённо ответила девица, протягивая руку к браслету. За дверью послышались шаги, и я поспешила включить поглотитель звуков.
– Но прежде, чем я отдам его вам, – холодно произнесла я, – хотелось бы услышать, почему вы не доложили о появлении Дикого Охотника?
Девица вспыхнула.
– По какому праву вы со мной так разговариваете? – с негодованием спросила она.
Вместо ответа я подняла рукав ещё выше, открывая её глазам браслет из трёх переплетённых змей тонкой работы, обвивших мою руку от запястья до локтя. И пусть чёрные опалы змеиных глаз – оберегов от чёрной магии – свидетельствовали о том, что я – Уж, а не Аспид, трех змей было вполне достаточно, чтобы школить девицу, с восторгом глядящую на свою первую змею.
Увидев моих змей, мадам побледнела и поднесла к глазам платочек, изящным жестом вытянутый из-за корсета.
Будь я мужчиной, тонкие пальцы, на мгновение отведшие газовую косынку в вырезе платья, или глаза, наполнившиеся слезами, могли бы подействовать. Но мужчиной я не была, а «слезоточивых» платочках наслушалась ещё от кузины Софьи Александровны, пытавшейся сделать из меня барышню.
– Мадаму, – сказала я ещё холоднее, чем прежде, – оставьте эти дешёвые уловки для своих клиентов.
Она посмотрела на меня с уважением и страхом.
– Господин Задольский, – сказала мадмуазель, – вы же видите сами, какая это дыра. Чтобы отослать донесение…
– Почта идёт отсюда до ближайшего Гнезда неделю, – перебила я её. – Охотник бродит по окрестностям уже не первый месяц. И, тем не менее, до сих пор никто в Аспиднике не слышал о нём.
– Увы, – вздохнула мадмуазель. – Боюсь, что так. А ведь я отсылала донесения, и не единожды.
Она сделала небольшую паузу и продолжала:
– Но оказалось, что ни одно из них не дошло.
– Как это не дошло?
Мадам тяжело вздохнула:
– Я отсылала донесения по почте.
Я кивнула. Это обычная практика пересылки донесений, замаскированных под письма друзьям и знакомым. Кто из непосвящённых определит, что «поклон Пелагее Евграфьевне» означает, что всё благополучно, а беспокойство «о здоровье Поликарпа Евлампиевича», напротив, содержит просьбу о помощи? Естественно, что у каждого из нас был свой набор условных родственников.