Цветок из пламени
Шрифт:
Сегодня явно не его день. Де Париньяка, в смысле, а не его желудка. Хотя… От вчерашней несдержанности придворного пострадали оба.
— Молчание я сочту вашим согласием на дуэль.
Граф судорожно сглотнул. По широким вискам, обрамленным пепельными локонами, уже вовсю стекал пот. На щеках багровела краска стыда. А руки, которыми его сиятельство неосознанно мял кипенно-белое кружево манжет, дрожали, выдавая его состояние.
— Полагаю, я задолжал маркизе извинения, — наконец, опустив голову, глухо пробормотал подданный короля.
У меня чуть пиала из рук не выпала, когда под сводами бального зала прогремел приказ:
— На колени!
— Что, простите? — опешил
Не знаю почему, но мне тоже стало стыдно. Наверное, из солидарности с графом. А еще захотелось провалиться сквозь землю. Пусть бы меня погребло под этим мраморным великолепием, в котором отражались хрустальная люстра, подсвеченная огнями, и гости Оржентеля, застывшие истуканами. До зубовного скрежета надоело чувствовать на себе их липкие взгляды.
Как будто здесь больше не на кого пялиться.
— На колени, — вкрадчиво повторил мессир изверг. После чего отстраненно поинтересовался: — Или уже передумали извиняться?
— Маркиз, не устраивайте здесь представлений! — возмутился было король поведением своего защитника, которое было на грани всех приличий. Или, скорее, уже давно перевалило за эту самую грань.
Венценосного супруга осадила правительница. Накрыла маленькую пухлую ручку, унизанную перстнями, своей властной рукой и покровительственным тоном велела:
— Продолжайте, маркиз!
— Но… — сделал слабую попытку отстоять свою позицию монарх.
Правда, на большее его не хватило, слово снова взяла королева:
— Была задета честь моей фрейлины. Совершенно справедливо, что его светлость жаждет возмездия.
Как оказалось, от всевидящего ока государыни не могло укрыться ни одно событие на подведомственной ей территории.
Не знаю, чего там жаждал его мстительная светлость, а вот я, наблюдая за графом, тяжело опускающимся на колени, не испытывала ни малейшего удовлетворения. И пока его сиятельство мямлил, выталкивая слова извинения с таким видом, будто его рвало ими, я бы с радостью и во мглу провалилась. Лишь бы оказаться как можно дальше и, пусть и косвенно, не принимать участия в этой унизительной сцене.
Исполнил, видите ли, супружеский долг! И снова мое имя будут полоскать, как давно не стиранное белье, нуждающееся в тщательной чистке. И наверняка пронырливые придворные костьми лягут, но выяснят, что стало причиной конфликта.
То, о чем мне хотелось забыть и никогда больше не вспоминать. Но стараниями мужа другие теперь точно не забудут. По крайней мере, не скоро.
Напоровшись взглядом на Серен, злорадно ухмыльнувшуюся, я отвернулась. Повсюду мельтешили лица, выражавшие самые разнообразные чувства. Но если на некоторых и читалось сочувствие, обращено оно было к графу. А мне снова достались неприязнь и укор.
Я по-прежнему была здесь чужачкой, из-за которой пострадал свой.
Не в силах больше находиться в помещении, превратившемся для меня в пыточную, я поступила так, как наверняка мечтал поступить граф: обратилась в бегство. А оказавшись в благодатном полумраке, подхватив юбки, поспешила удалиться по галерее к лестнице.
Правда, далеко убежать не успела. За спиной раздалось, пригвоздив к полу, раздраженно-жесткое:
— Александрин!
Как еще не гаркнул: «Стоять!»
— Ты снова убегаешь, — нагнал меня маркиз.
— А ты снова меня преследуешь. Зачем нужно было устраивать эту комедию?
— Комедию? Ублюдка следовало наказать, — прячась под маской невозмутимости, заявил страж.
— На глазах у всего двора?!
— Когда утром узнал о случившемся, первым моим порывом было найти и убить жирную тварь. Как видишь, я сдержался. Де Париньяку повезло. Отделался легким унижением. А другим урок — больше никто не посмеет тебя коснуться.
«Убить? Это что, шутка?» — мрачно покосилась на мужа. Понять по непроницаемой физиономии, говорил ли де Шалон серьезно или же просто неудачно пошутил, не представлялось возможным.
Если иронии не было, готова признать: я совершенно не знаю этого человека. Согласна, граф мерзавец. Но ведь не убивать же его за это. За то, чего даже не было!
Оставаясь верной самой себе, ускорила шаг. Что толку говорить? Все равно он меня не слышит.
Но после слов маркиза:
— Думал, ты хотела, чтобы я его наказал, — в которых сквозили упрек и привычный холод, не сдержавшись, развернулась и выпалила:
— В этом твоя проблема, Моран: ты всегда думаешь за меня! Принимаешь решения за меня. Решил жениться — женился. Захотел убить — убил. Мне повезло, что под руку тебе тогда подвернулась псевдо-Александрин. А если бы нет? — Меня передернуло от страшного, болезненного воспоминания. Стража перекосило. — Ты вроде как пытаешься все исправить, но на самом деле ведь ничего не меняется. Ты все такой же. А я в твоей жизни по-прежнему играю роль непонятного дополнения. Чего-то вроде тебе и нужного, но только ты и сам не определился зачем. Ладно, раньше тебя интересовало мое тело. А что теперь?
Замерла, затаив дыхание, а потом… усмехнулась горько. Его светлость не спешил нарушить затянувшееся молчание и дать ответ, который я, глупая, вопреки всему, все еще надеялась от него получить.
— Ты лишаешь меня магии, когда тебе вздумается…
— Я пытался. Тебя. Защитить, — перебил, чеканя каждое слово, раня своим холодом. — Очень жаль, что во всех моих поступках ты видишь только плохое, Александрин.
— Возможно, будь ты более открытым и откровенным со мной, считайся ты с моим мнением, я бы поняла и приняла твои решения. Но ты привык поступать по-своему, привык отгораживаться от меня. Знаешь, что я к тебе испытываю, и умело играешь на моих чувствах, чтобы снова к себе привязать. — Наверное, следовало прекратить, ведь моя пылкая речь, полная боли и обиды, ранящих мое сердце, разъедавших душу, совсем не возымела действия — ни один мускул не дрогнул на лице чародея. И тем не менее я уже не могла остановиться, выплескивала на него все, что накопилось за последнее время: — Возможно, это срабатывало с Серен. Ты не считался с ней, она — с тобой. А любой конфликт улаживался через постель. Но это не нормальные отношения, и я не хочу быть их частью. Я не Серен. И больше не кроткая провинциалка, которая явилась в Валь-де-Манн по приказу новоявленного жениха. Та Александрин осталась в прошлом, а новую ты в упор не замечаешь.
Тяжелая поступь стража разнеслась по галерее, отголосками зазвучала в ее темной глубине. Моран схватил меня за руку. Притянул к себе, опалив дыханием губы.
— Как же тебе открыться, если ты не перестаешь меня отталкивать? Говоришь, что ненавидишь и презираешь, и тут же упрекаешь в том, что это я от тебя отгораживаюсь. Ты то хочешь оказаться от меня как можно дальше, то сама тянешься ко мне. И я уже сам не понимаю, как мне себя с тобой вести. Определись, что же тебе на самом деле нужно, Александрин. Свобода? — Пальцы чародея соскользнули с запястья, забирая с собой тепло прикосновения. — Силой удерживать не стану. Попросишь отпустить — отпущу. Хотя — взгляд, полный горечи и сожаления (по крайней мере, мне очень хотелось, чтобы он выражал именно эти чувства), замер на моем лице, — я буду надеяться, ты не сделаешь этого с нами.