Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Явились жрецы, несшие позолоченные деревянные статуи предков царя, начиная с Менеса*, основателя царства, и кончая семьею правящего фараона.
Во главе шествия стал теперь сам фараон. Он сменил синий шлем на корону Севера*; в руках его были посох и булава. Ослепительно сверкнул золотой диск между рогами белого быка, воплощения бога.
Взгляд Ка-Нейт встревоженно заскользил по пестрому, волнующемуся собранию. Его нет! О боги! О радость – он здесь, он позади фараона.
Красивое лицо верховного жреца на мгновение скрыл дым – служитель Мина с обнаженным
Шествие остановилось у жертвенника, места отдохновения бога. Мина поставили на жертвенник. Фараон совершил воскурение и возлияние. Он поднес Мину дары – пищу, которую потом предадут огню, золотые вещи, благовония.
Свита почтительно ожидала окончания обряда. Ка-Нейт вся ушла в созерцание – лицо великого ясновидца было обращено в сторону фараона, солнце освещало его сбоку.
Фараон возложил на голову соединенные белую и красную короны - короны Хора и Сетха.
Царю подали лук и колчан со стрелами. Стрелы засвистели – владыка послал их в четыре стороны света.
Народ ахнул, толпа расступилась - выпорхнули четыре сизоворонка, четверо сыновей Хора.
Статуи обожествленных царей поставили на землю. Помощник распорядителя обряда подал фараону серп из позолоченной меди и снопик пшеничных колосьев. Фараон высоко срезал колосья.
Запели последний гимн – мать Мина прославляла силу сына, победителя всех врагов.
Обряд был завершен. Жрецы вновь подняли на плечи статую бога; шествие двинулось обратно, к его жилищу.
Вот голову фараона снова покрыл синий шлем. Он сел в носилки; со всею многочисленной пышной свитой носилки двинулись обратно.
Солнце сверкнуло в ожерельях и браслетах царских сановников и начищенном оружии царских воинов. В последний раз зазвучали систры и тамбурины.
– Идем, - сказала мать Ка-Нейт. – Величество ушло.
Девушка, вся погруженная в созерцание, не услышала ее. Мерит-Хатхор пришлось тронуть госпожу за плечо.
Ка-Нейт неохотно послушалась; но голова ее оставалась обращена в сторону, куда отбыл фараон с его свитой, пока мать сердито не велела ей перестать глядеть назад.
***
– Как он прекрасен, Мерит-Хатхор!.. – Женщины уединились в комнате Ка-Нейт – небольшой угловой комнате, стены которой были расписаны связками папируса, с низким синим потолком. – Глаза его чернее мрака ночи. Он выступает в величии. Руки его чисты. Мудрый жрец, известный самому фараону…
– Он большой человек, госпожа.
– Наперсница говорила, тщательно подбирая слова. – Ты думаешь о нем, но искать пути к нему может оказаться плохо для тебя.
– Нет, - прервала ее хозяйка. – Если я не найду пути, это будет плохо. – Она уставила на наперсницу свои большие черные глаза, которые были серьезны.
– Подобного ему нет.
– Это большое дело - то, которое ты задумала, моя госпожа. – Ка-Нейт покраснела под твердым взглядом своей наперсницы. – Я буду твоими глазами у дома великого жреца. Я узнаю, есть ли к нему путь.
– Добрая Мерит-Хатхор! – Лицо девушки просияло.
– Ты лучше всех для меня!
Не теряя времени – оставалось еще несколько часов до вечерней трапезы - Мерит-Хатхор отправилась по взятому на себя тайному делу ее госпожи.
– Мерит-Хатхор, - оживившись, приветствовал ее скучающий привратник. – Куда ты идешь… госпожа?
Мерит-Хатхор чуть улыбнулась.
– Ты любопытен, Джаа. Смотри, куда ходишь сам, а за мною не присматривай.
Джаа рассмеялся.
– Любовное свидание, госпожа?
Мерит-Хатхор не удостоила его ответом и пошла прочь. Джаа помрачнел, глядя вслед женщине, которая вела себя так, точно и вправду была здесь госпожой – хотя была всего только сиротой, дочерью старого писца Джедефптаха, взятой из милости в дом начальника мастерских. Это был подарок богов, что ее как сестру полюбила хозяйская дочь.
Мерит-Хатхор пошла вниз по улице, в направлении главного храма Амона, рассудив, что дом первого слуги бога должен быть расположен вблизи дома его господина.
Ка-Нейт смотрела вслед ей – ее окно выходило на улицу, на ворота в кирпичной ограде, которые отделял от дома садик, где росли акации и гранатовые деревья.
Начинало смеркаться, когда наперсница возвратилась.
Ка-Нейт не могла утерпеть. Она сбежала по лесенке, которая вела наверх, и бросилась ей навстречу:
– Что?
– Тише! – шепнула Мерит-Хатхор. Она выглядела очень довольной. – Поднимемся к тебе, госпожа!
Она увела госпожу в ее комнату, где ничьи уши не могли их слышать, и лишь тогда сообщила, что узнала.
– Владычица звезд*! – Ка-Нейт расцвела от радости. – Мерит-Хатхор! Золотая, как твоя покровительница!
Наперсница улыбалась, довольная.
– Как ты узнала так скоро?
Дом великого ясновидца Мерит-Хатхор указал первый же прохожий, по виду ремесленник, которого она спросила об этом, едва оказавшись в виду великолепного храма Амона.
Заговорив со служанкой, выходившей через боковую дверь с пустой корзиной, она похвалила дом и пожелала благополучия господину дома, жене его и детям его. Служанка – живая маленькая девушка со множеством коротких косичек на голове – оказалась словоохотлива. В ответ Мерит-Хатхор услышала, что жена господина, Мут-Неджем, не родила ему детей, хотя он взывал к Амону* и премудрому Имхотепу*, ниспосылающему их, а в минувшее время засухи переселилась на Запад*.
Вдруг лицо девушки омрачилось.
– Он ничего не знает. Как сделать, чтобы он раскрыл мое сердце?
– Пойди в дом Амона, госпожа, - сказала Мерит-Хатхор. – Проси владыку Уасета сделать так, чтобы сердце его первого пророка обратилось к тебе.
***
– Отец, позволь мне пойти в Опет Амона*! Я хочу вознести хвалу великому богу.
Джедефптах, нахмурив брови, с удивлением поглядел на дочь.
– Дабы милость его пребывала с нами, - говорила Ка-Нейт. В глазах ее была нежная мольба.