Цветок в пустыне
Шрифт:
– Дядя, вы часто встречаетесь с мистером Масхемом?
– Довольно часто: либо в "Бэртоне", либо он заходит ко мне в «Кофейню» поиграть в пикет, – мы с ним последние любители этой забавы. Но это только зимой, пока не начался сезон. Теперь я не увижу его до самого конца Ныомаркетских скачек.
– Он, наверно, замечательно разбирается в лошадях?
– Да, Динни. В остальном – нет, как все люди его типа. Лошадь – это такое животное, которое закупоривает поры нашей души, делает человека чересчур бдительным. Нужно следить не только за лошадью, но и за всеми, кто имеет к ней касательство. Как выглядит молодой Дезерт?
– Дезерт? – замялась Динни, чуть было не захваченная врасплох. – Он изжелта-тёмный. – Как пески под солнцем. Он ведь настоящий бедуин. Отец его живёт отшельником, они все немного странные. Майкл любит его, несмотря на ту историю. Это лучшее, что я могу о нём сказать.
– А что вы думаете о его стихах?
– Хаос и разлад: одной рукой творит, другой разрушает.
– Он, видимо, ещё не нашёл себе места в жизни. Глаза у него довольно красивые, вы не находите?
– Мне больше запомнился рот – нервный и горький.
– Глаза говорят о том, каков человек от природы, рот – о том, каким он стал,
– Да. Рот и брюшко.
– У него нет брюшка, – возразила Динни. – Я обратила внимание.
– Привычка питаться горстью фиников и чашкой кофе. Неправда, что арабы любят кофе. Их слабость – зелёный чай с мятой. Боже правый! Вот и твоя тётка. "Боже правый!" относилось не к ней, а к чаю с мятой.
Леди Монт сняла свой бумажный головной убор и перевела дух.
– Тётя, милая, – взмолилась Динни, – я забыла, что у вас день рождения и не принесла подарка.
– В таком случае поцелуй меня. Я всегда говорю, Динни, что ты целуешь особенно приятно. Как ты сюда попала?
– Я приехала за покупками для Клер.
– Ты захватила с собой ночную рубашку?
– Нет.
– Неважно. Возьмёшь мою. Ты их ещё носишь?
– Да, – ответила Динни.
– Умница. Не люблю женских пижам. Твой дядя тоже. От них такое ощущение, словно что-то ниже талии тебе мешает. Хочешь избавиться и не можешь. Майкл и Флёр остаются обедать.
– Благодарю, тётя Эм, я переночую у вас. Сегодня я не достала и половины того, что нужно Клер.
– Мне не нравится, что Клер выходит замуж раньше тебя, Динни.
– Этого следовало ожидать, тётя.
– Вздор! Клер – блестящая женщина: на таких, как правило, не женятся. Я вышла замуж в двадцать один.
– Вот видите, тётя!..
– Ты смеёшься надо мной! Я блеснула всего один раз. Помнишь слона,
Лоренс? Я хотела, чтобы он сел, а он становился на колени. Слоны могут наклоняться только в одну сторону. И я сказала, что он следует своим наклонностям.
– Тётя Эм! За исключением этого случая вы – самая блестящая женщина, какую я знаю. Все остальные чересчур последовательны.
– Мне так отрадно видеть твой нос, Динни. Я устала от горбатых.
У нас у всех такие – и у твоей тётки Уилмет, и у Хен, и у меня.
– Тётя, милая, у вас совсем незаметный изгиб.
– В детстве я ужасно боялась, что будет хуже. Я прижималась горбинкой к шкафу.
– Я тоже пробовала, только кончиком.
– Однажды, когда я этим занималась, твой отец спрыгнул со шкафа и прокусил себе губу. Представь себе, он спрятался там, как леопард, и подсматривал за мной.
– Какой ужас!
– Да, Лоренс, о чём ты задумался?
– Я думал о том, что Динни, по всей вероятности, не завтракала.
– Я собиралась проделать это завтра, дядя.
– Вот ещё! – возмутилась леди Монт. – Позвони Блору. Ты всё равно не пополнеешь, пока не выйдешь замуж.
– Пусть сначала Клер обвенчается, тётя Эм.
– Надо бы у Святого Георгия. Служит Хилери?
– Разумеется!
– Я поплачу.
– А почему, собственно, вы плачете на свадьбах, тётя?
– Невеста будет так похожа на ангела, а жених в чёрном фраке, с усиками даже не почувствует, что она о нём думает. Как это огорчительно!
– А вдруг он все почувствует? Я уверена, что так было и с Майклом, когда он женился на Флёр, и с дядей Эдриеном, когда Диана выходила за него.
– Эдриену пятьдесят три и у него борода. Кроме того, Эдриен – особая статья.
– Допускаю, что это несколько меняет дело. Но, по-моему, оплакивать следует скорее мужчину. Женщина переживает самую торжественную минуту в своей жизни, а у мужчины наверняка слишком узкий жилет.
– У Лоренса жилет не жал. Твой дядя всегда был худ как щепка. А я была тогда стройной, как ты, Динни.
– Вы, наверно, были изумительны в фате, тётя Эм. Правда, дядя?
Тут она заметила, какое непривычно тоскливое выражение приняли лица обоих её пожилых собеседников, и торопливо прибавила:
– Где вы встретились впервые?
– На охоте, Динни. Я увязла в болоте. Твоему дяде это не понравилось, он подошёл и вытащил меня.
– Идеальное место для знакомства!
– Слишком грязное. Потом мы целый день не разговаривали.
– Как же вы сошлись?
– Так уж всё сложилось. Я гостила у Кордроев, знакомых Хен, а твой дядя заехал посмотреть щенят. Ты почему меня допрашиваешь?
– Просто хочу знать, как это делалось в ваше время.
– Выясни лучше сама, как это делается в наши дни.
– Дядя Лоренс не хочет, чтобы я избавила его от себя.
– Все мужчины – эгоисты, кроме Майкла и Эдриена.
– Кроме того, я не желаю, чтобы вы из-за меня плакали.