Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
Рамлал поставил на ступеньки стаканы с водой и удалился.
— Чуть не попался, — перевел дыхание Виру, глядя ему вслед. — Повезло.
Он не был бы так уж уверен в этом, если бы Рамлал вздумал обернуться на мгновение и стало бы заметно, как он усмехается в седые усы.
Глава тридцать первая
— Дедушка, ты опять не пил лекарства, которое прописал врач! Дедушка, перестань притворяться — вся деревня знает, что до одиннадцати ты все слышишь и никогда не спишь!
Басанти потрясла деда за плечо, но тот продолжал упорствовать в своем притворстве.
Нет, сегодня они точно выведут ее из себя! Все утро она ругалась с Рави, а теперь вот еще и дедушка, который совсем впал в детство и все время пытается пропустить прием таблеток.
— Если ты сейчас же не примешь лекарство, я иду на почту и звоню оттуда в Мансур. Там в больнице есть замечательный хирург — вылитый наш мясник — с большущим ножом. Он тебя отлично вылечит: вскроет тебе живот, и тогда уж мы все посмотрим, что там у тебя с печенью, — заявила Басанти, грозно глядя на старика.
Тот нехотя открыл один глаз, потом второй, а потом уж и рот, куда Басанти ловко забросила порцию таблеток и влила воду из стакана.
Дед проглотил, сморщился и — раз уж он все равно проснулся — решил немного поучить внучку жить. Не пропадать же драгоценному времени бодрствования.
— С чего это ты взяла, что от этих лекарств моей старой печени станет легче? Э, Басанти, и чем тебе нехорош наш лекарь? Почтенный человек и лечит, как учит аюрведа, а не этими таблетками, которые придумали умники из Дели, — завел он свою обычную песню.
— Да, но почтенный человек за мешок муки прописывает одно средство, а за два мешка — совсем другое. Что ты об этом скажешь? — ехидно спросила внучка, хорошо знакомая с привычками старинного дедовского знакомого — деревенского врачевателя.
Но дед не обратил на ее замечание никакого внимания и тянул свое:
— А что о тебе говорят в деревне! Конечно, грехи грешников — во рту тех, кто их обсуждает, но только благодаря тебе наши кумушки еще не умерли от скуки. Ведь с тобой что ни день, то происшествие. То тебе вздумалось работать извозчицей. Нет, только подумайте, моя внучка — извозчик! Ездит к поезду и отвозит приезжих. Молодая девушка! И почему я не отдал тебя сестре, твоей бабке Сите в Мансур. Может, там бы ты выросла как девушка из хорошей семьи. А что теперь? Все только и говорят о тебе и этом парне из усадьбы Тхакура. А все эти городские штучки, которым ты невесть где выучилась! — Дед так расходился, что даже затряс своей палкой, как бы угрожая Басанти начать ее воспитание.
— То ты собираешься отдать меня в город, чтоб я была хоть как-то похожа на приличную девушку, то говоришь, что из-за города я совсем на нее непохожа, — дернула плечиками Басанти, не выказывая никакого опасения в связи с решительностью дедушкиных намерений.
Ничего нового в этом разговоре для нее не было, и она совсем было решила оставить старика выговариваться в одиночестве, когда он случайно набрел на живо заинтересовавшую ее тему.
— А этот Виру, или как там его зовут. Виру! Что это за имя для уважающего себя человека? Кто он вообще? Ты хоть знаешь что-нибудь о его родне, занятиях, состоянии? Вот наступили времена — человек катается с моей внучкой в ее дурацкой коляске, а я не знаю, к какой касте он принадлежит! А его вчерашняя поездка к Габбару? Он что, служит в полиции? Или он охотник на тигров? Говорят, одного из них ранили. Смотри, Басанти, моя мать всегда говорила: жене вора однажды быть вдовой, — дед угрожающе сдвинул седые брови.
— Какого вора? Какой жене? — взвизгнула Басанти и, решив, что с нее на сегодня достаточно, выскочила из комнаты.
Дедушка, оставшись один, продолжал свои разоблачения, на этот раз касавшиеся брата Басанти Рави, который, к счастью, отсутствовал и потому был не в претензии.
Насчет Рави и у Басанти нашлось бы что сказать. Она привыкла, что брат, несмотря на свое старшинство, находился у нее в полном подчинении, и пользовалась этим, как могла. Но в последнее время стало ощущаться, что кто-то другой оказывает на него свое влияние, и отношения с сестрой Рави стал строить по-новому. Он успел несколько раз заявить ей, что она ведет себя легкомысленно, что ей пора бросить свои мечты о карьере танцовщицы и, уж коли она не собирается в ближайшее время замуж, заняться хотя бы учебой — они вполне могли бы это себе позволить.
В общем-то Басанти во многом была с ним согласна, но сам факт, что братец считает возможным читать ей нотации, бесил ее. У Рави явно завелась привязанность в Мансуре, и у Басанти были даже кое-какие подозрения насчет того, кто бы это мог быть. Мысль о том, что брат, которым она вертела всю жизнь, но которого очень любила, теперь принадлежит другой и настолько считается с ее мнением, что критически рассматривает поступки сестры, казалась ей невыносимой, и они ссорились с Рави каждый день.
Она так и не вручила ему браслет, который купила, хотя ей и очень хотелось сделать это, не дожидаясь праздника, просто затем, чтобы он знал, что, несмотря на все их ссоры, она любит его и дорожит его любовью. Но они всегда успевали поругаться, прежде чем она вытаскивала ракхи из шкатулки. Басанти даже стала носить браслет с собой, чтобы в случае короткого перемирия сразу же надеть брату на руку, но затишья стали настолько коротки, что ей так и не удалось сделать это.
«Конечно, — говорила себе Басанти, — характер у меня не слишком покладистый. Но я ведь стараюсь стать лучше? Или не стараюсь? Трудный вопрос».
Со свойственной ей решительностью она тут же уселась в свою коляску и отправилась в храм Шивы — просить его милости в отношении своего ужасного нрава. Шиве, конечно, было под силу и из нее сделать кроткую овечку, но заставить ее пять минут кряду думать об одном и том же не смог бы и он. А потому, когда она подъезжала к храму, Басанти уже забыла, за чем она именно сюда направлялась, и готовила Богу совсем другие просьбы.
Был сомавар — понедельник, день бога Шивы, и многие из деревни собирались сегодня в храм, но в это время суток мужчины работали в поле, а женщины еще не закончили с домашними делами. Басанти оказалась в храме одна.
Она коснулась рукой одного из висящих у входа колокольчиков, ответившего ей чистым звуком, и очутилась в святилище Шивы.
На высоком постаменте из серого камня застыла статуя бога. Шива восседал на расстеленной шкуре оленя, закрыв глаза и погрузившись в великое раздумье. Он, созидающий мыслью, источал мир и спокойствие.
Вокруг располагались фигурки, представляющие богиню Парвати — жену бога, его слоновоголового сына Ганешу и быка Нандина, неразлучного спутника Шивы, окаменевший взгляд удлиненных больших глаз которого навеки прикован к изображению Бога, а крутой горб на загривке и широко поставленные короткие рога символизируют силу животного, переносившего Шиву во все уголки Вселенной.