Цветок в пыли. Месть и закон
Шрифт:
Вот уже ни одного не осталось в чистой рубахе или сари, у каждого волосы обсыпаны цветным порошком, а на лбу размазаны подтеки краски, но разве до того, чтобы отряхиваться или отмываться, когда из-за чайной выбежала с песней укрывавшаяся там стайка девушек — лучших танцовщиц деревни. Они бегут, шурша широченными сборчатыми юбочками — канджли самых ярких тонов, а в руках у них разноцветный порошок, который через мгновение взлетит в воздух, и сказочным облаком укроет прекрасные, как райские птицы, юные создания.
С противоположного конца площади им навстречу устремляется группа нарядных парней с напомаженными волосами. Взявшись за руки, они идут на девушек, успевая выделывать
Девушки чуть растеряны, немного смешались их ряды, но вот одна, самая смелая, решается дать отпор наступающему противнику:
Наши парни, быть может, и хороши,
Но где среди них хоть один,
Такой, чтобы мог стать он и другом души,
И в доме моем господин?
Кто честен и верен обетам своим,
Не требуя ничего?
Кто будет достоин — тот будет любим,
Но что-то не вижу его.
Ее высокий голосок крепнет, набирая силу, и теперь в замешательстве юноши, получившие вызов от девушек. Немного посовещавшись, они выбирают одного — коренастого крепкого парня. Он будет отвечать.
Кто на любовь закрывает глаза,
Тот высохнет без любви.
Если сама прогнала, в слезах,—
Влюбленного не зови.
Многие девушки хороши,
И, если жестока ты,
Им достанется жемчуг со дна души
И свадебные цветы.
Юноши поддерживают своего товарища, в знак одобрения похлопывая его по плечу. Они довольны, им кажется, что девушки получили достойный ответ. А те, не найдя ничего лучшего, решают облить парней цветной водой и делают это так ловко, что ни один не успевает увернуться.
Девушки хохочут, но это еще не конец. Лучше бы им было подумать о немедленном отступлении, потому что юноши, с которых еще течет вода, вынашивают планы мести. Мгновение — и вот уже девушки пытаются отряхнуть засыпанные красящим порошком волосы, платье, лица. Но это не так просто, тем более вблизи окрыленного удачей противника.
Один из парней подбегает к зазевавшейся девушке и, наступая на нее с притворно сердитым лицом, поет:
Что, попалась птица в частую сеть?
Попробуй теперь взлететь!
Кто не умеет от счастья петь,
Тот должен уметь терпеть!
Девушка делает вид, что страшно напугана и, с преувеличенным отчаянием вырываясь из символических объятий парня, отвечает ему:
Птицу сумеет поймать не каждый,
Но лучше, счастливчик, проверь,
Нет ли сильного клюва у этой пташки
И острых, цепких когтей!
С этими словами она вдруг резко дергает его руку и, будто исполняя танцевальное движение, ухитряется так скрутить ее, что теперь незадачливый охотник становится ее пленником. Короткий удар в грудь — и вот уже юноша в пыли у ее ног!
Девушки издают торжествующие крики, радуясь неожиданной победе. Толпа хохочет, а на веранде, где столпилось немало детей, бой между мальчиками и девочками, вдохновленными успехом своих старших сестер, разгорается не на шутку. Тут поняли все слишком буквально и с увлечением тузят друг друга за все прошлые и будущие обиды, что нанесли и нанесут еще, взрослея. В честном бою побеждают сильнейшие, и девчонкам приходится покинуть веранду, оставляя победителям поле битвы.
А юноши и девушки уже танцуют вместе, забыв про недавние уколы и насмешки. Музыка ликует на площади, и вместе с ней молодежь, исполняющая веселый танец, которому, может быть, тысяча лет, но который так молод, как каждый из них. Отбивают ритм стройные ноги, а руки так плавно плывут, сходясь и расходясь одна с другой, так выразительно движутся, что кажется, будто они никогда и не знали другого дела, кроме как танцевать и радовать своим искусством людей. Будто и не эти юноши гнут на полях спину круглый год — с раннего утра до заката, будто и не эти девушки слабыми ручками месят и раскатывают тесто, стирают, шьют, мелят рис и рагу под долгие, заунывные песни. Пришел праздник — и они танцоры, певцы, музыканты до завтрашнего утра, когда надо будет вставать и отправляться в поле, на огород, на скотный двор, в кузницу, — возвращаться к своей обычной нелегкой жизни, скрашиваемой такими счастливыми днями.
Но сейчас никто не помнит о тяжелом труде, о долгах, которых на каждом крестьянине — тьма, о грозящей засухе, способной отнять даже то немногое, что есть в каждом доме.
Индийская деревня умеет веселиться, полностью отдаваясь своей радости, и каждый с поклоном занимает свое место на общем празднике так же, как безропотно и достойно принимает свою долю в жизни.
Глава двадцать третья
Виру с Джаем, уже промокшие с головы до ног под разноцветными струями, с удовольствием следили за танцующей площадью.
— Такое впечатление, — с восхищением обернулся Джай к другу, — будто в этой деревне все профессионалы.
Виру слушал его рассеянно, нетерпеливо ожидая, когда же появится та, ради которой он здесь. Но стоявшим рядом пожилым матронам понравилось, что Джай отдает должное искусству их односельчан.
— Мы рады, что эти танцы пришлись вам по вкусу, — сказала ему одна из женщин. — Видите, вон та, в розовой юбке, высокая девушка — это моя дочь. Она пляшет лучше всех, правда ведь?
Джай уже хотел вежливо с ней согласиться, хотя никак не мог отыскать глазами девушку в розовом среди мечущегося по площади разноцветного вихря, но тут вмешалась другая крестьянка, возмущенная словами соседки:
— С чего это ты взяла, Гита, что твоя Инду так уж хорошо танцует? И какая она высокая — она моей Акке даже до плеча не достает!
— До плеча? — взвизгнула мать Инду. — Твоей тощей Акке? Да твоя Акка черная, как старый пенджабец, а ты еще хочешь, чтоб люди о ней сказали доброе слово!
— Спасаемся, пока целы, — шепнул Виру увлекая, Джая за собой, — а то нас сейчас будут призывать в свидетели или еще и в судьи — кто краше: Акка или Инду.
Они осторожно протиснулись между проявлявших живую заинтересованность спором женщин и нашли себе место у самой чайной, на веранде которой Виру разглядел знакомого слепого старика. Тот вертел головой, будто надеясь найти своих внуков в праздничной толпе, но даже глазастому Виру, прекрасное зрение которого не раз выручало их с другом во время криминальных похождений, это никак не удавалось.