Цветок яблони
Шрифт:
Она взвалила на себя то, с чем не смогла справиться Лавиани. Лечила Вира. Сойка в тот день сумела лишь удержать жизнь своего ученика, но повреждения оказались слишком обширны и мальчишка так и не пришел в себя, а значит, не мог воспользоваться собственными талантами для восстановления здоровья.
— Ты не поможешь! — Бывшая убийца Ночного Клана не хотела уступать.
— Я попробую... — Бланка не желала втягиваться в долгий спор. — Ему нужна сила, чтобы начать путь обратно, а не упасть на ту сторону. Неужели ты настолько против моего вмешательства?
—
— Посмотри на него.
Лавиани, не любившая делать хоть что-то, о чем её просят, набычилась, но все же взглянула на ученика. Вир лежал на кровати, перетянутый бинтами, которые пропитывала кровь из страшной раны, зашитой сойкой суровыми нитками и залитой крепким алкоголем. Походил он на покойника, который уже обеими ногами в могиле, но каким-то чудом все еще не упал в нее окончательно.
— Ну. Смотрю. И что?
— Тебе не кажется, хуже уже не будет? Хуже просто некуда.
Сойка с раздражением поскребла себе шею грязными изломанными ногтями, точно собака, которую одолевают блохи, и произнесла с наигранным сомнением:
— Кто я такая, чтобы бодаться с самой богиней?
— Перестань!
— Гнев? Ну-ну. Не спали оставшиеся огрызки города, рыжая. Чем тебе запал в душу этот юнец?
— Он защищал меня. — И, увидев скептическое лицо собеседницы, добавила: — Этого, ты считаешь, мало? А по мне — больше, чем делал для меня даже отец. Не говоря уже о муже. Тот готов был защищать друзей, любимых псин или свою гнилую честь, но не меня... Вир встал на пути у моих врагов. И я собираюсь ему помочь.
— Надеюсь, ты понимаешь, что подобные действия подвергнут риску всех, кто рядом с тобой. Сулла могут прийти в любой момент, стоит лишь тебе совершить ошибку.
— Сулла приходили из-за того, что я, сама того не зная, создавала брешь на ту сторону. Меняла структуру ткани. Сейчас этого не случится. К тому же у меня есть защита.
— Твои евнухи неспособны защитить даже тухлую курицу! — с презрением фыркнула Лавиани. — Сулла разберут их на кусочки и накормят саранчу.
— Я же сказала, они не придут, — с терпеливой обреченностью уставшей матери ответила ей Бланка. — Я буду осторожна. И Тэо поможет. Его эти существа боятся.
— Тэо сейчас нет. Он остался во дворце.
— Так найди его и не мешай мне. Время уходит.
Лавиани еще раз бросила быстрый взгляд на Вира.
— Тьма с тобой, рыжая. Я вернусь, и мы поговорим.
Но она не вернулась. Шесть дней уже прошло с той ночи, как в подземелье Гвинта пробудилась та тварь, но от сойки не было ни слуху ни духу. Тэо, впрочем, тоже не появлялся. Как и сулла. Бланка, предоставленная сама себе, стала тем самым паучком, что создал паутину.
Это оказалось очень непросто.
Бланка прекрасно помнила, на какие нити не реагировали сулла.
На темные.
А таких поблизости не было. Она решила рискнуть, взяла самые тонкие, едва видимые, протянула их к Виру, двумя оплела запястья, третью перекинула через грудь, над сердцем. Но нити расплелись, вернулись на свои места.
В следующий раз их свободные концы Бланка обернула вокруг дерева, растущего в саду особняка. Никаких изменений.
Она подумала еще. Тщетно поискала хоть что-то темное, втайне мечтая, чтобы на улице появился искари, шаутт или хотя бы мэлг. Покусывая губу, в глубоком сомнении покинула комнату Вира и вышла в зал, все еще испачканный кровью после схватки с незваными гостями.
Самый молодой из дэво молился в углу над палочкой, источавшей аромат густого, сладкого, незнакомого ей благовония. Старший спал прямо на голом полу, положив себе на глаза шейный платок. Тот, кого звали Ради, единственный, чье имя она запомнила, сидел на широком подоконнике, смотря на опустевший город.
Заметив ее, легко спрыгнул на пол, поклонился с удивительным изяществом:
— Госпожа.
Молодой прервал молитву, старший (возможно, он и не спал) убрал тряпку с глаз, поднялся на колени и тут же распластался на миг, коснувшись лбом каменных плит.
Бланка помедлила, рассматривая их лица. Видя нити эмоций. Счастье. Восторг. Нетерпение. Почти экстаз. От этих чувств она смешалась на несколько мгновений.
У нее было множество вопросов к этим странным южанам из далекого загадочного Храма. Она мало что о них знала. Лишь какие-то обрывки из легенд и то, что рассказала ей Шерон за время путешествия.
— Мне нужны знания о нитях. Что вам о них известно?
Они переглянулись.
— Мало, о Милосердная. Лишь то, что ты оставила нам в текстах, — произнес старший.
Повисла пауза, и Бланка щелкнула пальцами, подгоняя дэво, понимая, отчего заминка.
— Допусти, что я не помню того, что написала тысячи лет назад. Освежи мою память!
— То, что вы, Шестеро, называете нитями, является основой ткани мира. Плетениями асторэ, которые они принесли из другого пространства, госпожа. Это и есть суть магии. Она во всем и во всех.
Заметив досаду на её лице, он смутился, замолк, и сероглазый Ради взял слово:
— О, Милосердная. Мы бы справились куда лучше, если бы поняли твои устремления.
— Я хочу передать моему другу силу с помощью нити. Чтобы он стал здоров. Я могла бы так поступить, если бы рядом оказались темные нити той стороны. Но вокруг лишь обычные, и, взявшись за них, я рискую своей и чужими жизнями. Было ли что-то об этом в книгах вашего Храма?
— Разве Милосердная не поступала так прежде? Она не раз и не два лечила страждущих. Но Мири не касалась нитей, на которые был наложен запрет асторэ.
— И как же она справлялась?
— В текстах сказано, лишь «собственной силой». Она не трогала чужих плетений и не забирала силы у живых. «Отдавала лишь то, чем владела сама».