Цветок забвения
Шрифт:
— Ты всё равно не поймёшь.
— Конечно, куда мне, я же просто тупой мужчина, который никогда никого не терял.
— Не утешай меня!
— Это не утешение, а сарказм. Мужчины тоже страдают не меньше Дев, когда теряют своих женщин.
— Прежде чем найдут себе другую!
— Ну, кто-то так же как и вы распускает сопли, жалуется и впадает в крайности.
— Заткнись! Ты делаешь только хуже! Тебя бы никто не взял своей единой!
Он улыбнулся — слабо, но с безусловным чувством собственного превосходства.
— Я могу утешать иначе.
— Вот
— Я не умру раньше Датэ, — заявил он спокойно, но твёрдо, будто решил это давным-давно, и его никто не смог в этом переубедить все эти десять лет, хотя пытались, и это были люди посильнее меня.
— Раньше? Нет, — согласилась я. — Вас должны казнить одновременно, как сообщников, коими вы и являетесь.
Вместо разъярённого крика Старец лишь утомлённо вздохнул.
— Хватит. Прекращай повторять это снова и снова. Ты только что сама сказала, что не помнишь вторжение Датэ. Как ты можешь нас сравнивать?
— Как я попала к тебе, я тоже не помню. И ты ещё пытаешься убедить меня в том, что за десять лет не сделал того, что сделал Датэ за день?
Он отвернулся, и мне пришлось снова держать его голову, заставляя смотреть в глаза. Наклонившись над ним, я собрала его волосы в кулак на затылке, стараясь быть жестокой настолько, насколько требовал этот допрос. Но мои руки не умели причинять боль, поэтому этот жест вызвал у мужчины не протест, а удивление. Удивление такое же сильное, как и у меня: его волосы были мягкими, полная противоположность колючести на лице. Сжав в пальцах пряди, я вспомнила, как прикасалась к другому зверю, чей мех был нежен, а когти — острее ножа. Абсолютный король среди хищников. Безумцы-охотники, что осмеливались сунуться на его территорию, сами становились добычей. Но если вдруг кому-то везло настолько, что он приносил трофей, ему и его семье был обеспечен вековой почёт. Из шкуры мифи делали императорские мантии, хотя это была просто жалкая пародия на власть. Ведь настоящую власть над ними могла получить только Дева.
Я смотрела в глаза этого зверя. И я подчинила его. И он носил на спине, а когда я засыпала, измученная, он забывал о собственных нуждах, храня мой покой.
— Продолжай, — нетерпеливо выдохнул мужчина, явно говоря не о допросе. Как будто тут могло продолжаться что-то ещё.
— Говоря, что не тронул, что ты имеешь в виду? — Меня было едва слышно. — Ведь ты тронул меня всеми возможными способами, кроме одного — того самого, которым не гнушался Датэ. Поэтому ты упорно повторяешь, что ты лучше него?
— Ты… ты что-то… вспомнила?
Я вздрогнула.
Я говорила не о себе. Просто предположила, что Датэ мог осквернить кого-то из сестёр, подражая первому Калеке. Это было в их духе… что-то вроде ритуала… ещё один способ показать полное доминирование над Девой. Над Метрессой… Да, он сделал это с нашей госпожой. Для такой паскудной цели ему нужна была женщина высокого ранга… или просто лучшая из нас. Кто-то вроде Чили… Он сделал это с Чили?
Теперь пришла очередь обхватывать руками свою голову.
ГЛАВА 5
Эта абсолютно голая, демонстрирующая всеми возможными способами, что не боится его, женщина держала его за волосы, требуя ответить, не насиловал ли он её. И Илаю было интересно: солги он, она бы решила отплатить ему той же монетой? Он был закован и так чертовски возбуждён, что возиться с ним долго не пришлось бы. Если близость с ней поставлялась только на таких условиях? Он согласен.
Но шутки в сторону.
Её испуганное, заплаканное лицо в тот момент, когда она догадалась, о чём именно он её спрашивал, убивало.
Датэ выбрал своей жертвой именно её — теперь это стало очевидным. Илай до последнего не хотел в это верить, хотя ещё когда слушал воплощённые в жизнь эротические фантазии Калеки, каким-то мистическим образом догадался, что речь идёт о ней. А потом, когда он снял первую защитную печать с ящика, реакция предводителя Калек подтвердила его опасения. Датэ не просто почувствовал Деву. Он почувствовал ту самую Деву — лучшую из них, которую он определил себе и которая от него сбежала.
И которую Илай принёс ему обратно.
Да, если рассуждать в таком ключе, его никак нельзя назвать спасителем. Но его дальнейшее поведение — прямая противоположность той самонадеянности и неосторожности. Тот случай многому его научил. Например, что с Датэ невозможно тягаться, пока не освоишь техники всех четырёх великих кланов.
— Ты не можешь использовать Высшее мастерство, — сказал Илай, только теперь всё сопоставив, — из-за печати, которая поставлена прямо на твою сущность. На сердце.
— Это ты её поставил?
— Нет, конечно, — отрезал Илай. — Я никогда не видел мастерство подобного уровня. А даже если бы видел, не смог бы повторить, так что поверь…
— Верю. — В её голосе звучало отнюдь не доверие. Пренебрежение, скорее.
— Я кажусь таким слабаком?
— Тебя притащил сюда и заковал ребёнок.
Вообще-то это были женщины. В смысле… он сдался с самого начала, но они сделали вид, что этого не заметили, и врезали ему пару раз в качестве профилактики.
— Раз это тоже техника, то почему она работает даже здесь? — Она всё ещё держала руки на голове и глядела в пол. — Дитя сказало, что эти стены должны подавлять любую силу отшельника.
— Любую им противоположную, — согласился Илай, оглядываясь. — Здесь на каждом камне блокирующая печать того же свойства, что и у тебя в груди.
— И кто это сделал?
У него на уме было только два имени. Лишь эти люди на тот момент были сильнее него в технике печатей. Его собственный учитель, которого он убил, и…
— Датэ.
Она снова вздрогнула, будто он её ударил, хотя ответ казался очевидным.
— Зачем ему так стараться ради меня?
Для кого-то очевидным, а для кого-то нет. Но он не осуждал её за то, что она до сих пор отрицала правду. Насилие даже для любой женщины — жуткая травма, которой бы она стыдилась, мечтая забыть. Для Девы? Илай предпочёл бы убеждать её в обратном, успокаивать, чем озвучивать эти уже никому не нужные выводы.