Цветы абсолютного зла

Данилова Анна

– Хорошо, тогда и я скажу, меня зовут Стелла, – сказала девушка в искусственной шубке и с ярко накрашенными губами. – А это тогда что?

Она достала из сумочки помятый листок.

– Я нарочно не выбросила его, потому что словно чувствовала, что это может кому-то пригодиться… Вот, послушайте, этот листок наш учитель литературы Ивлентьев поднял с пола после того, как Аш однажды вышел из класса… У него было такое лицо, что я, задержавшись, не выдержала и спросила, что там написано… Накануне назревала дискуссия о фашизме, но Сергей Иванович пресек ее в корне… Итак… «Право на жизнь в концлагере имели только трудоспособные, и поэтому время от времени отбирали нетрудоспособных и умерщвляли их. Такие акции

назывались отборами или сортировками…» Или вот еще: «Заключенного, который на первый взгляд производил впечатление истощенного, болезненного или нетрудоспособного, врач приговаривал к уничтожению…» Откуда эти выписки, сделанные рукой Аша? И разве вы сами не знали, что он со своими людьми громил старое кладбище? Что вы все молчите? Оля могла что-то знать, вот он ее и убил. Но вам будет трудно что-либо доказать, потому что у него… родители… Они скорее откупятся от вас, чем вам удастся что-то нарыть на их сыночка.

– Да что такого она могла знать? – спросила Таня Воронцова. – К примеру?

– Да, может, команда Аша замочила какого-нибудь бомжа, – предположил Томаз. – Хотя и в это не верится. Зачем ему пачкаться? Не знаю, почему вы связали убийство Ольги с Ашем?

– Хорошо, я отвечу вам, – вдруг решилась Женя. – У нас есть факты, подтверждающие, что Аш в последнее время давал деньги Оле, причем немалые. Вот я и пытаюсь выяснить, за что? Их видели вместе в магазине, где он покупал ей вещи…

– Акция благотворительности? Ну не знаю… – пожала плечами явно ущемленная полученной информацией Таня. – Хотя в последнее время она действительно стала лучше одеваться.

– Кто из вас с ней дружил?

– Ну я, – сказала несколько раздраженным тоном Стелла. – Но я не знаю мужчин, с которыми она трахалась за деньги. Но то, что они были, – это точно. Она давала объявления в газеты, об этом многие у нас знали… Но мы ее… как бы это сказать… не осуждали… Вы бы видели ее родителей… Удивительно, что она жила в таком доме…

– Говорили, что их оттуда собирались выселить за неуплату…

– А я слышала, что ее отец грозил поджечь дом…

– Да уж, действительно родителей не выбирают…

Стелла внезапно расплакалась:

– Она же такая красивая была… вы же помните ее… Ей бы получше питаться да не пить… Она вся была сплошные нервы. Похудела очень. Может, это и Аш так на нее действовал, я допускаю, что она боялась его, а то и узнала о нем что-то такое, за что он ее и убил, а убийство представил таким образом, что она шла по парку, споткнулась, упала и ударилась головой… Мы же ничего не знаем…

Приехал Шубин, который ездил по адресам, которые ему дала Земцова после разговора с толстяком-таксистом. Точнее, это были не адреса, а улицы и дома, куда таксист подвозил Неустроеву. Мест было много, и в центральном районе города, и на окраине, словом, никакой системы. Шубину удалось вычислить через соседей лишь троих мужчин, знакомых с Олей, которые, будучи одинокими пенсионерами, признались в том, что время от времени приглашали к себе Олю. Об этом Шубин рассказывал Жене уже после того, как они проводили из агентства ребят.

– Представляешь, пенсионеры эти даже не знали, что ее убили.

– А между собой они не знакомы?

– Нет, все в разных районах живут. У меня создалось такое впечатление, что одинокие пенсионеры – это и был ее контингент. Или она боялась встречаться с молодыми мужчинами… – начал Шубин.

– …или же Аш ей запретил, – договорила за него Женя и в подробностях пересказала свой разговор с недавно покинувшими агентство ребятами. – Вот, видишь листок… здесь тоже концлагерь, как и в том листке, где говорится об опытах над женщинами… А что, если этот Аш ставил опыты над Олей?

– Женя, это уже фантазии… Опыты он мог ставить определенного плана, поверь мне, да и вообще Аш здесь ни при чем. Стал бы он убивать…

– Откуда такая уверенность?

– Да я встречался с его отцом…

– А

чего же молчишь? И что это за птица?

– Обычный бизнесмен, у него магазины, набитые электроникой. Симпатичный мужик. Я ему сразу рассказал о том, что его сына видели в магазине вместе с Неустроевой, на что он с хохотом ответил мне, что это был скорее всего благотворительный акт. Что подобные вещи (это когда его сыночек тратит деньги на кого-то) приводят его в восторг… Благотворительность и все, заладил, как ненормальный. А когда я попытался осторожненько так спросить его, не связан ли его сын с какой-нибудь местной фашистской группировкой, он снова расхохотался мне в лицо. «Все это детские игры, поверьте мне, как отцу… Пацан ищет себя. Ну погромили несколько старых захоронений – это все. Витюша и сам не знает, зачем он это сделал…» Вот и весь разговор. Я так понял, что было возбуждено дело, но он сынка отмазал…

– А где Юля? – вдруг спросила Женя. – Я вот с ребятами сейчас разговаривала, а сама постоянно думала о ней…

– Ревнуешь? Я ее не видел, но разговаривал по телефону. К ней приехал Патрик. Она приглашает нас сегодня на ужин в ресторан, хочет познакомить со своим французским другом.

– Это ее любовник?

– Судя по тому, что они ночь провели в гостинице, а не дома, думаю, что да… Так что мы с Ашем будем теперь делать?

– Встретимся для начала.

– Отец сказал, что он вроде бы на даче сейчас гриппует с какой-то девчонкой, ну то есть она за ним ухаживает…

– Ты выяснил, где у них дача?

– Дворец на берегу Волги, его прямо с дороги видно, на Усть-Курдюмском направлении… Я примерно представляю себе, где он находится и даже о чем мы будем говорить с этим парнем…

– Ну и о чем же?

– Потом расскажу… Ты бы мне кофейку сделала, а?

Глава 12

Шубин смотрел на Патрика, Патрик смотрел на Земцову, Женя Жукова смотрела на Шубина, а Земцова, чувствуя себя почему-то неуверенно в этом ресторане (ей постоянно казалось, что вот сейчас раздвинутся красные бархатные портьеры их отдельной кабины и она увидит насмешливую улыбку Крымова), пыталась поймать на вилку кружочек лимона. Все вели себя довольно непринужденно, расспрашивали Патрика о Париже, об его адвокатской деятельности, но Женя и Шубин, каждый в отдельности (Земцова была в этом просто уверена), задавали себе один и тот же вопрос: какие в действительности отношения существуют между этим симпатичным французом и Земцовой? Даже сама Земцова не могла бы себе ответить на этот вопрос честно, что-то мешало ей это сделать.

С одной стороны, Патрик был ее любовником, и этот факт отрицать бессмысленно. С другой стороны, он быстро заставил Юлю убедиться в неверности и ненадежности ее мужа Крымова. Стало быть, Патрик за неполные сутки стал для нее больше, чем любовник. Теперь она и сама оценивала его как своего будущего спутника жизни, хотя ее, признаться, немного забавляла эта роль. Появление Крымова она ждала уже хотя бы потому, что он был непредсказуем, раз, а во-вторых, у него прекрасно развита интуиция. Кроме того, он великий собственник, и даже если допустить мысль, что он не любит свою жену так уж пылко и страстно, как это может показаться со стороны, то увести ее у себя он тоже никому не позволит. Из принципа. К тому же, у него дочь.

То, что у Крымова хорошо развита интуиция, она прочувствовала буквально за час до того, как они с Патриком отправились из загородного дома, где провели целый день в обществе Кати и Машеньки, в ресторан, в котором была назначена встреча с Шубиным и Женей, – внезапно позвонил Крымов. У Кати, взявшей трубку, мгновенно побелело лицо, словно это застукали ее, а не хозяйку. Крымов много говорил непонятного, из чего Юля сделала вывод, что он нетрезв, но суть его разговора сводилась к тому, что он жутко скучает, жалеет о том, что оставил ее одну в Саратове. «Я осел, больше добавить нечего… Как ты, птичка?»