Цветы цвета неба
Шрифт:
Лето было жарким. Я уже не знала, куда скрыться от этого пекла. Меня месяц как переселили в комнату на первом этаже, которая выходила окнами в сад. Там хоть какая-то прохлада поддерживалась. Да и сынок вел себя неспокойно. А еще я чувствовала, что он вытягивает из меня энергию, что вызывало беспокойство. Отцу я не жаловалась. Он, итак, за время моей беременности весь извелся.
К этому моменту общими усилиями мы открыли лечебницу в старом доме отца. Оборудовали там три палаты для тяжелых больных. Лабораторию оставили там же. Наняли несколько помощников, тем более я только через год смогу нормально работать. Поэтому помогала я пока только с организационными вопросами.
Сегодня дел был особенно жарким. А чтобы хоть чем-то себя занять, я перебирала запасы трав, сидя на покрывале в тени в саду, собираясь ближе к вечеру сварить пару снадобий.
Внезапно я почувствовала, как юбка подо мной намокла. Началось! Спокойно без паники я зашла в дом и позвала Гуду:
— Сходи, пожалуйста, позови лорда Магнира.
Тот с утра отправился в лечебницу, хотя в последнее время старался надолго одну меня не оставлять.
Пока Гуда бегала за отцом, я успела нагреть воды, достать подготовленные простыни, переодеться. Схваток почему-то не было. Стараясь гнать от себя нехорошие мысли, я ждала отца. Он примчался быстро, увидел, что я спокойно его дожидаюсь и успокоился сам.
— Рассказывай, как ты? — выдохнул отец.
— Воды отошли, но схваток пока нет.
Я принесла ему ту самую книгу об императорской семье. И упомянула про то, что не расстаюсь с артефактом. Хотя я уже крепко жалела о том, что раньше не раскрылась. Отец прочел все, но по его лицу ничего нельзя было понять.
Было видно, что он хочет на меня накричать, но помня о моем состоянии, сквозь зубы прошипел что-то про глупых беременных девиц, у которых совсем отключилась соображалка. И добавил еще пару нецензурных выражений. Я молча его слушала, не пререкаясь. Сама же виновата.
Отец глубоко вздохнул, успокаиваясь.
— Торгесту написала? — спросил наконец лорд Магнир.
— Нет.
— Тогда я сам, — и ушел.
Торгест прибыл через час. Они заперлись в кабинете и что-то бурно обсуждали. Хотя, что именно, догадаться несложно.
А схватки так и не наступали.
Наконец отец и Гест вышли.
— Иди к себе в комнату, мы сейчас придем, — сказал отец.
Гест принес мне настой сонной травы.
— Пей, — произнес он.
— Что вы задумали? — взволнованно спросила я.
Тот взъерошил себе волосы, отвел взгляд к окну и прошептал еле слышимым голосом:
— Резать.
Я лишь кивнула и выпила весь стакан. Они не позволят, чтобы со мной и с моим ребенком что-нибудь случилось. 'Все будет хорошо!' — уговаривала я себя.
В сон я погружалась урывками, как будто мое сознание не хотело меня покидать. Сквозь сонную пелену до меня доносились голоса Рыжика и отца, но слов я не разбирала. А потом меня полоснуло жуткой болью, как будто меня раздирают на части. Я попыталась открыть глаза и встать.
— Держи ее. Придется привязывать к кровати! — услышала я строгий голос отца. Но глаза так и не смогла открыть. Чьи-то руки держали меня крепко за плечи, удерживая на кровати. А низ живота словно подожгли. Уши резал чей-то крик. Неужели это я так верещу?
— Давай еще одно заклинание, оно слишком быстро перестает действовать, — снова донесся до меня голос отца. Боль немного утихла, пульсируя как будто волнами — то больно, то почти не больно. А потом опять пришла тьма. Я как будто в черном вакууме. Вот только спасительной эта тьма уже не казалась. Я забыла на свету что-то важное. Пытаясь выбраться из темноты на свет, я цеплялась за эту мысль. 'Мне нужно найти! Оно очень важное!'. Я не могла вспомнить, что же я забыла, но эта мысль удерживала меня на краю, не давая скатиться окончательно в пропасть тьмы.
А потом меня скрутила еще одна волна боли. Только на этот раз, казалось, что из меня вытягивают все жилы, снимают заживо кожу. На миг я открыла глаза, увидела отца, держащего на руках моего сыночка, которых судя по всему кричал, но я ничего не слышала. А через секунду потеряла сознание.
Пить, жутко хотелось пить. Но позвать кого-то за водой я не могла. Во рту настолько пересохло, что не получалось издать ни одного звука кроме хрипения. С трудом разлепив глаза я осмотрелась. В углу комнаты стояла маленькая колыбель, которая там обосновалась еще месяц назад. Теперь в ней лежал мой малыш. Он спал. А рядом в кресле сидел отец и дремал.
Сил подняться не было, я смогла лишь только подняться чуть выше, и полулечь, опираясь на подушки. С такого положения сынулю рассмотреть мне не удавалось. Была видна только малюсенькая розовенькая ручка с крохотными пальчиками. С трудом удержав слезы радости, я перевела взгляд на отца.
Он, казалось, постарел лет на двадцать. Если раньше отец выглядел лет на сорок по человеческим меркам, то теперь не меньше шестидесяти. Лицо серое и осунувшееся, между бровей пролегла складка, под глазами темные круги и мешки. Неужели это я довела его до такого состояния? На глаза снова навернулись слезы.
Малыш захныкал. Отец тут же открыл глаза и склонился над ребенком. Взял его на руки и начал укачивать. Наконец он заметил, что я наблюдаю за ними.
— Ты пришла в себя, ну слава Рауду! — тихо произнес он. — Как ты себя чувствуешь?
Я попыталась было сказать, но голос опять не послушался меня, как будто я его сорвала. Поэтому я только пожала плечами. Отец все понял. Сначала он дал мне попить воды, а потом подошел ко мне и протянул сына. Мне стало страшно, смогу ли я его удержать ослабшими руками. Смогла. Аккуратно высвободила грудь. А малыш мой весьма проголодался.
Отец присел рядом на кровати и также, как и я, оперся на спинку.
— Тебе нельзя будет разговаривать неделю. Все-таки сорвала голос. Ну еще бы, ты так кричала, — тихо сказал он. Я наконец оторвала взгляд от сына и посмотрела на отца. Вблизи стало заметно, что половина волос его теперь была седой. — Я не буду тебе рассказывать подробности. Скажу лишь, что нам пришлось отдать немало энергии как тебе, так и твоему сыну, чтобы он появился на свет. Но как видишь все обошлось. Правда шрам у тебя на животе свести не удалось. Ты не переживай, он почти не виден. А малыш у нас крепыш, — отец улыбнулся и погладил внука пальцем по щечке. — Ты уже придумала как его назовешь?