Цветы и железо
Шрифт:
— Я не советовал бы, милая…
— Ганс, я уже решила!
— Хорошо! — Хельман попробовал улыбнуться.
— Ты у меня хороший, очень хороший! — проговорила Шарлотта, придвинув свое плечо к его плечу. — На будущее учти: кто-то в доме должен повелевать, а кто-то слушаться.
«У нее отцовский характер!» — без радости подумал Хельман.
— Карл, почему вас не любит мой Ганс? — спросила Шарлотта у лейтенанта Эггерта, кокетливо кутаясь в шубку.
— Меня не любят все мужчины, — с многозначительной улыбкой ответил Эггерт.
— Почему?
— Потому, что любят женщины.
—
— Да, — сказал Эггерт, — эта женщина принадлежит другому, моему новому начальнику Гансу Хельману.
— А вы его боитесь?
— Нет. Но по уставу должен уважать. И подчиняться.
— Ах, эти уставы!
Весь этот разговор происходил на одной из тихих улочек Шелонска. Светило, но не грело январское солнце, снег переливался маленькими сверкающими кристалликами. С чердачного окошка одного из домов вылетели два белых голубя. Они взмыли ввысь, покружили несколько минут в холодном небе и вернулись к себе на чердак.
— Дом номер семь, — сказал Эггерт, — надо запомнить. С вашего разрешения, прелестная Шарлотта, сегодня может быть чудесный голубиный бульон.
— Что вы, Карл! — воскликнула Шарлотта. — Это же бог знает что такое: употреблять в пищу голубей!
— В конце прошлого года я был в Ревеле. Наши доблестные солдаты оставили этот город без голубей. Там меня научили кушать их чудесное, лучше куриного, мясо.
— Нет, нет, если вы, Карл, не желаете быть моим врагом, не говорите со мной на такую тему.
— Быть вашим врагом, Шарлотта?! — с изумлением воскликнул Эггерт. — О нет, этого никогда не будет! Можно мечтать стать вашим другом, но врагом — никогда!
— Но вы чтите начальство? — лукавый огонек появился в глазах госпожи Кох.
— Наши уставы, дорогая Шарлотта!
Эггерт посмотрел на свою спутницу. Она улыбнулась ему и уткнула нос в мягкий воротник котиковой шубки. Несмотря на солнце, мороз крепчал. Шарлотта ежеминутно прикладывала к лицу цветистые шерстяные рукавички, чтобы потереть мерзнущие нос и щеки. Эггерт притворно вздохнул.
— И дает же судьба счастье людям, — сказал он.
— Кому же это?
— Гансу Хельману!
— Вы умеете говорить комплименты, Карл! Где вы научились?
— Я служил во Франции и в Польше.
— Француженки и польки интересные женщины?
— Ни одна из них не сравнится с вами, милая Шарлотта!
— Я начинаю подозревать, что вы меня пригласили только для того, чтобы преподнести букет комплиментов!
— О нет, я мог бы найти и другое место, Шарлотта!
— Опасаюсь! Ганс чрезвычайно ревнив, я даже и не предполагала в нем этого качества! Пока меня это не беспокоит. Это даже льстит мне: ревнует, — значит, любит!
— Вы богатая невеста, Шарлотта, теперь единственная наследница!
— О, вы несправедливы к своему начальнику и к моему жениху!
— Любить невесту и ценить богатство — разве это так плохо?
Шарлотта надула губы и проговорила:
— В наш век мужчины лишились благородных качеств. Во всяком случае, они никогда не согласятся вызвать на дуэль друг друга из-за женщины!
— Смотря какой мужчина… Если бы вы были моей невестой и за вами кто-то стал бы ухаживать, даю вам честное благородное слово, я вызвал бы такого нахала на дуэль!
— Очередной комплимент из вашего богатого набора?
— Нет,
Будь позади Эггерта и Шарлотты случайный человек, он, вероятно, никогда бы не подумал, что люди, ведущие подобный разговор, отправились на т а к о е дело. До этого Эггерт встретил Шарлотту и невзначай обронил, что будет приводить в исполнение приговор над двумя русскими. «Кто они?» — спросила Шарлотта. «Большевики, — ответил Эггерт, — а если большевики, то к этому слову можно добавить весь ругательный немецкий лексикон». И добавил то, что нашел подходящим. Шарлотта попросила взять ее с собой, Эггерт согласился, а Хельман отпустил. Сейчас разговор шел о другом: Эггерт упражнялся в комплиментах, Шарлотта охотно их слушала. И только подойдя к тюрьме, где содержались арестованные, Шарлотта придержала за рукав Эггерта и озабоченно произнесла:
— Ганс на фронте стал ужасно сентиментальным, он сначала не хотел отпускать меня с вами!
— Почему?
— Такие вещи, говорит, женщина не должна видеть!
— С тех пор как я стал у него заместителем, милая Шарлотта, я не помню, чтобы он присутствовал при казнях русских!
— А раньше, до вас, он лично присутствовал при казнях?
— Не знаю.
— Мой брат Карл говорил, что он неженка и плакса. Однажды Карл, Гельмут Мизель и мой Ганс поймали бездомную кошку, судили ее за воровство сливок и приговорили к смертной казни через повешение. Ганс отнял кошку, поколотил Гельмута и Карла. Покойный отец сказал мне однажды, что Хельман рожден не для нашего сурового века.
— Но, милая Шарлотта, вы же любите его не в восемнадцатом или девятнадцатом веке, а в наш суровый двадцатый век!
— О боже, до чего же наивны мужчины! — Шарлотта захлопала рукавичками. — Ни из Гельмута, ни из вас, Карл, не будет хорошего мужа. Любовник еще быть может, но муж — никогда! А из Ганса может быть хороший муж: любящий, ревнивый, мягкий; из него, как из воска, можно вылепить что угодно! И я вылеплю!
— Женскую логику постигнуть трудно, — сказал Эггерт.
— Да, — согласилась Шарлотта, — для этого нужно обладать гибким женским умом!
Они подошли к тюрьме. Эггерт нажал на кнопку. Дверь открыл продрогший солдат с посиневшим носом.
— Приведите тех двух, — властно распорядился Эггерт уже совсем другим голосом. — Для сопровождения — одного автоматчика!
— Слушаюсь! — вытянувшись, ответил солдат.
От подруги Ильзы Шарлотта многого наслышалась. Ильза работала в концлагере и ничего не скрывала. Шарлотта не возмущалась и не протестовала. Активистка гитлерюгенда, она тоже считала, что в результате этой последней войны человечество убавится наполовину, немцы в силу их особого, выдающегося склада будут властелинами всей земли. Вот когда наступит для них настоящий золотой век!.. Брат Карл с начала чехословацкого конфликта подкреплял свои суждения делами, заполнив дом в Кенигсберге такими вещами, о которых Шарлотта и мечтать не могла. Но аппетиты росли, вещей хотелось иметь больше и больше; отец, Адольф Кох, подумывал о том, чтобы на месте прежнего двухэтажного дома отстроить что-то повместительнее: замок — это слишком громко, но что-то на него похожее. Строительство отложил: он предполагал, что Петербург и Москва падут осенью, дворцы там могут быть и готовые, что на один русский дворец он с сыном может законно претендовать!