Цветы и железо
Шрифт:
— Господин обер-лейтенант мой начальник, но сегодня я должен возразить ему, — сказал, усмехаясь, Эггерт.
— Итак, повторяю счет — четыре ноль в пользу кнута, в пользу Мизеля. Проиграл пряник, проиграл Хельман.
— Гельмут, ты это напрасно, — встревожился Хельман. — Я никогда не был против кнута. Я говорил о том, что хорошо сочетать то и другое. Чтобы мы имели меньшие потери…
— Попа и редактора я оставляю в Шелонске, — продолжал Мизель. — Здесь будет своеобразная экспериментальная база по
Руку подняли все, и первым обер-лейтенант Ганс Хельман.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
«Переданные вами сведения представляют большой интерес. Продолжайте изучение, информируйте один раз в неделю. Где они разместятся? Чем вооружены? Как настроены? Потери на фронте? Куда пойдут после отдыха? Желаю успеха, дорогие товарищи!»
Прочитав радиограмму, Никита Иванович взглянул на дочку и задорно подмигнул.
— Ну, Танька, настоящее дело только начинается! — сказал он, поглаживая пушистую рыжую бороду.
— А если немец Отто набрехал? — заметила Таня, выгребая из печки золу. — Наделали мы тогда паники!
— Петр Петрович верит Отто, — проговорил Поленов, еще раз вчитываясь в текст шифровки. Он подошел к печке. — Будем верить и мы. То, что фашисты имеют в отношении Шелонска какие-то планы, было и раньше известно. Чуточку мы это дело прояснили.
— Давай, батька, прояснять и дальше. Наша рация заржаветь в лесу может!
— А ты следи за ней получше! — посоветовал Поленов, сделав вид, что не понял ее намека.
— Я не о том. Надо почаще передавать такие сведения! Об этих эсэсовцах. А рация в полном порядке.
— Будем, дочка! Слышала? Один раз в неделю. Конечно, если будет что-то новое и позволит обстановка.
Никита Иванович поджег шифровку и долго тер пальцами сгоревший лист бумаги; пепел, словно черная пыль, ложился на под печки. Таня стояла у окна и смотрела в заснеженную даль. Она обернулась к Поленову и тихо сказала:
— Завтра, батька, у меня день рождения. Мама, бывало, всегда что-нибудь дарила.
— Может, и я что-нибудь подарю.
Она обернулась и спросила:
— Что?
Никита Иванович развел руками:
— Пока не знаю, Танюшка.
— Отпусти меня домой!.. Я так по дому, по маме соскучилась! Денька на три…
Он понял ее просьбу как шутку, но отвечал серьезно — знал, что Таня скучает по матери:
— Дома нам с тобой делать пока нечего, только дадим лишнюю работу Эггерту. А мать, сама знаешь, в Чувашии.
— Да, батька, далеко, — задумчиво проговорила девушка. — Что она обо мне подумает? За столько месяцев дочка не удосужилась
— Наверное, разъяснили ей, что к чему, — успокоил Никита Иванович.
— Вряд ли, — усомнилась Таня.
— Не унывай, Танюха. Я для тебя такой подготовил подарок — лучше не придумаешь!
— Что, батька? Скажи, будь миленький!.. Ты же у меня добрый, хотя и кулак!
До сих пор ничего не сказал Никита Иванович про Сашка, опасался, что Таня не выдержит, сорвется, побежит в крепость отыскивать парня — задержат, что останется от легенды о кулацкой дочке? Ведь Сашок ничего не знает про эту легенду… Но и таить от нее долго нельзя. Узнает, что парень живой, — ей же легче будет.
Он так долго смотрел на нее с улыбкой, что Таня уже начала догадываться: батька готовит для нее что-то хорошее, иначе зачем ему затевать этот разговор!
— Я тебе подарю, Танюшка, то, что дороже всякого самого ценного подарка… Я тебе подарю завтра… встречу с Сашком.
Глаза ее расширились, она полуоткрыла рот, какое-то мгновение не могла говорить.
— Это… правда? — наконец спросила она.
— Правда. Он в крепости вместе с другими пленными, парники к весне готовит.
Таня бросилась к Поленову, обхватила его за шею, стала целовать в заросшие рыжими волосами щеки, смеясь и плача одновременно.
— Знал… и молчал?
— Молчал, Танюша. Не хотел раньше времени волновать.
Она покачала головой и проговорила:
— Это было бы такое счастливое волнение!
— Признаться тебе честно, дочка, были у меня опасения: делу бы твоя любовь не повредила.
— Да разве настоящая любовь может повредить делу! — пылко возразила она. — Неужели ты забыл про свои молодые годы?
— Не забыл. Помнишь, как я тебе рассказывал: на все готов был пойти, чтобы доказать свою любовь. От любви пьяным ходил. Да и сейчас люблю. Хорошая любовь что драгоценный металл: и с годами не тускнеет!
— Вот видишь! — Таня одобрительно кивнула головой. — Тогда и меня лучше поймешь…
— Давно понял. Да вот положение твое похуже моего. Все тебе надо прятать — и любовь, и ненависть.
— Завтра день рождения, — нетерпеливо заговорила Таня. — Неужели я увижу Сашка?
Никита Иванович подошел к ней и, решительно кивнув головой, сказал:
— Увидишь! А может, и перебросишься парой слов.
— Батька, а вдруг в крепости Сашок, да другой, а? — испуганно спросила она.
— Александр Иванович Щеголев, черноглазый, боевой паренек, родом из твоего города, все зовут его не иначе, как Сашок…
— Это он! — Таня посмотрела на Поленова и, не удержавшись, заплакала.
Дверь в доме Петра Петровича оказалась открытой, из комнаты валил пар. Заслышав чьи-то шаги, Калачников окликнул: