Цветы корицы, аромат сливы
Шрифт:
– Может, еще сказать «Слоны идут на север»?
– Да это не пароль! Это значит, что тут оказался подвох. Фигня с секретом. Выражение такое, китайское.
Сюэли проводил Лешу до порога. Когда они проходили мимо Ди с милиционером, Ди символически отгородился от них раскрытой ладонью и как ни в чем не бывало продолжал:
– В каждом человеке живут великая любовь и великое сердце, – проникновенно говорил он. – Повсюду есть место для подлинного переживания. Нет разницы между дворцом из золота и камышовой хижиной. Но стоить стеснить свои чувства и отвернуться от своего сердца, как промах на вершок
Милиционер их не заметил.
– Ирина Александровна, здравствуйте. Вы нам лекции читали на третьем курсе, по истории искусства, помните? Я еще сдавал вам четыре раза, – обрадованно сказал Леша. – А че это у вас такое?
– Здравствуйте, Лешенька. А вот лисичка бедная, жалкая такая… Я думаю, ее к ветеринару надо? – сказала историк искусства, прикладывая руки к щекам. – Еле подманила зверечка бедного. Вот, уговариваю пирожок съесть…
Из темноты навстречу Леше осклабился матерый старый лис.
– Лисичка со скалочкой… – задумчиво протянул Леша, присаживаясь на корточки напротив несчастного зверя. К счастью, Ли Дапэн знал его в лицо: Сюэли как-то приводил к нему Лешу и представлял его как своего друга. – В большом свитке малый свиток – картина в картине, – шепнул Леша в повернувшееся к нему лисье ухо. Лиса тявкнула и отбежала. Она поюлила возле Ирины Александровны, сделала несколько прыжков и зигзагов и скрылась в темноте.
– Спугнули, – ахнула та. – Совсем затравили зверя…
– Сейчас, в темноте, не поймаем. Если утром увидите – я помогу поймать. И к ветеринару отвезу. Вы мне позвоните только, я вам номер сейчас… – Леше даже не нужно было изображать из себя воплощение надежности, он действительно был надежным парнем. Он только знал, что лис больше никогда не придет. – Ну вот, а я, Ирина Александровна, понимаете, выучился на историка, после диплома начал искать работу, проработал сколько-то в Коломенском…
– Кстати, Леша, если вам когда-нибудь понадобится подработка, есть неиссякаемый источник дохода… Вы ведь специалист по истории ХХ века?..
Они проговорили довольно долго, когда к ним подошел благоообразный пожилой китаец в солидном костюме, представился как профессор Пекинского университета Юань Пин и пожаловался, что совершенно заплутал, разыскивая Институт русского языка на Волхонке, так что теперь ему уже не нужен и сам институт, а только бы добраться куда-нибудь. Леша вызвался проводить его до метро, и оба ушли. Таким образом Ли Сяо-яо снял Лешу с его поста.
Обойдя вокруг здания, они принялись помогать Сюэли и Ди, которые выволакивали с черного хода опоясанный яшмовыми украшениями темный деревянный сундук. Вдвоем им было тяжеловато, но вчетвером справились. Ди заскочил снова внутрь, провел ладонью перед лицом застывшего столбом милиционера и выбежал вон. Милиционер встряхнул головой и сел за письменный стол делать в книге дежурств запись о том, что никаких происшествий не было. Когда вернулась Ирина Александровна, он как раз дописывал слова «все спокойно» и выражение лица у него было самое дзэнское.
В это время Сюэли и Ди уже загрузили сундук с театром в передвижной обувной ларек Ли Дапэна, который, как известно, можно было тянуть за веревочку и который как раз о ту пору подъехал к Голицынскому флигелю со стороны Волхонки.
– Ну что
Он поймал машину, мелодично сообщил, что ему надо на Воробьевы горы, сонно откинулся на сиденье и мгновенно задремал.
Леша помог довезти ларек до Красной площади, и они с Сюэли прощались уже на рассвете возле Исторического музея.
– Я так тебе благодарен…
– Да не за что, – пожал плечами Леша. – По-моему, мы сделали сегодня нечто в целом правильное.
– Может быть, я могу чем-то… Может быть, в Китай так же случайно попало что-нибудь важное для русских и совсем постороннее для нас? Какая-нибудь реликвия? Я бы постарался отплатить добром за добро, – сказал Сюэли. – Есть какая-нибудь историческая вещь, которая по случайности хранится в Пекине или в Сиане, хотя должна быть у русских?
– Ага, шпага Суворова, – развеселился Леша. – Мы ее случайно уронили в Китай из космоса. Да, завернутой в мундир Жукова, – тут он начал ржать в полный голос. – Ладно, бывай.
Ли Сяо-яо склонился над сундуком и точным движением вправил навершие на место, в узор наверху по центру ширмы.
– С этого момента театр в рабочем состоянии. Все собралось воедино. Половинки сощелкнулись в круг, в гармонии всё под небесами. Ну, что ты смотришь на меня?
– Вы, верно, знаете, дедушка – в «Исторических записках» Сыма Цяня есть части, написанные еще его отцом, придворным историографом Сыма Танем. Рассуждать же теперь о том, что там написано отцом, а что сыном, приходится с большой осторожностью, настолько сложно различить их стиль. И думается мне, все это оттого, что отец и сын…
– …Были полными единомышленниками? Возможно. И что же ты хочешь от меня?
– Дедушка, я возьму только трех персонажей? Всего на несколько дней?
– Так, и кого же ты хочешь забрать? – сощурился господин Ли.
– Красавицу, студента и… и лису, – исчислил на пальцах Вэй Сюэли так нетвердо, словно приближался час его казни. – Только эти три, больше мне не надо. И ширму.
– Не намудри там со своей судьбой, – сказал Ли Сяо-яо.
– Хуже, чем есть, уже не сделать, – заверил его Сюэли. – Ах, дедушка! Когда я только приехал в Москву, я думал, что подвергся какой-то неслыханной опале со стороны небес. Не думал счастье найти в таких глухих местах, где меня к тому же и снегом припорошило. А увидев Цзинцзин, развесил уши – и все мне что-то казалось: много способов есть, как беды избежать. Теперь вижу: въехал на лошади на лодку – дальше ехать некуда.
Целый вечер до самого позднего часа Сюэли в своей клетушке в общежитии возил кистью по бумаге – писал пьеску. Всё засыпано было белыми листами. Заснул над ними к утру, не чуя от усталости рук и ног.
В Институте Конфуция приближалось время конкурса китайских сочинений. Во всех классах студенты волновались, преподаватели выступали с напутствием, подбадривали учеников, стараясь вселить в них боевой настрой, нацелить на победу в соревновании. Сюэли пришел на встречу-консультацию в потертых джинсах и свитере, присел на край парты с видом самым обыденным и сказал: