Цветы любви, цветы надежды
Шрифт:
Да, он играл в Чанги, но японцы, как ни странно, заказывали только популярные американские мелодии. Непослушными пальцами Гарри воспроизвел вступительные такты полонеза Шопена. Постепенно руки вспомнили прежнюю манеру игры, и знакомые ноты полились потоком невысказанной боли. Впервые с начала войны Гарри нашел умиротворение в музыке.
Доиграв до конца, он остался сидеть, вспотев от усилия и волнения. От двери донеслись чьи-то хлопки. На пороге комнаты стояла молодая тайская горничная: в руке — швабра, на лице — изумление. Гарри улыбнулся девушке, подумав о том, как
— Простите, сэр, что побеспокоила вас. Я мыла пол на террасе, услышала музыку и пришла послушать.
— Ничего страшного. — Гарри вгляделся повнимательнее, отметив про себя по-детски изящную, идеально сложенную фигурку и симпатичное личико. — Вы любите музыку?
— Очень, — кивнула девушка. — До войны я тоже училась играть на фортепиано.
— Вы ходили в музыкальную школу?
— Нет. Просто брала уроки раз в неделю. Но я обожаю Шопена!
— Хотите сыграть? — предложил Гарри, вставая.
— Нет, мадам это не понравится. К тому же я... — горничная помолчала, подбирая нужное английское слово, и улыбнулась, вспомнив, — любитель. А вы, наверное, профессионал.
— Вовсе нет, — пробормотал Гарри. — Но я тоже люблю играть на фортепиано.
— Вы будете играть в новом баре, да? — Девушка снова улыбнулась, показав идеальные жемчужно-белые зубы в обрамлении пухлых розовых губок.
— Возможно, если Жизель пригласит. — Гарри пожал плечами. — Но для посетителей бара я не буду играть Шопена. Вы работаете здесь горничной? — спросил он, только чтобы не прекращать разговор.
— Да, — кивнула девушка.
— Знаете, довольно странно, что горничная говорит по-английски и играет на фортепиано, — заметил Гарри.
Тайка пожала плечами:
— За время войны многое изменилось.
— Да, это правда, — с чувством согласился он. — Но вы образованны. Почему вы здесь работаете?
Ее глаза наполнились грустью.
— Мой папа участвовал в освободительном движении, попал в плен к японцам и пропал без вести год назад.
— Ясно.
— До этого он был издателем местной газеты, — продолжила девушка. — Мы хорошо жили. Я училась в британской школе здесь, в Бангкоке. Но у мамы трое маленьких детей, и она не может их бросить. Поэтому я работаю, чтобы кормить семью. — Горничная говорила спокойно, не требуя у него сочувствия, а просто объясняя ситуацию.
— Кажется, мадам Жизель тоже раньше была журналисткой? — вспомнил Гарри.
— Да, — подтвердила девушка, — французской военной корреспонденткой. Она помогла мне — дала работу, потому что знает и уважает моего отца.
— Понятно, — кивнул Гарри. — Возможно, когда хаос войны уляжется, вы снова сможете воспользоваться своим образованием.
— Но вам, сэр, досталось куда больше, чем мне, — отозвалась горничная. — Мадам сказала, вы сидели в тюрьме Чанги. Я слышала, это жуткое место.
Увидев в ее глазах сочувствие, Гарри чуть не заплакал. Эта девушка понимала, как жестоко война обходится с людьми. Они постояли, внимательно глядя друг на друга, и в это мгновение их обоих охватило необъяснимое чувство.
— Мне надо идти, — проговорила девушка, первой нарушив
—Да.
Она сложила ладони, словно в молитве, у себя под носом и наклонила к ним голову — этот традиционный тайский жест был уже знаком Гарри.
— Кор khun ка, сэр. Мне очень понравилось, как вы играли. — Она повернулась, чтобы уйти.
— Меня зовут Гарри, — крикнул он вслед.
— Гарри, — повторила девушка, и ему очень понравилось, как она произнесла его имя.
— А вас как зовут?
— Меня? Лидия.
— Лидия. — Гарри так же, как и девушка, «попробовал» имя на вкус.
— До свидания, Гарри. До скорой встречи.
— До свидания, Лидия.
После этой встречи Гарри каждый день наблюдал за Лидией, любуясь ее грациозными движениями, когда она занималась повседневными делами. Он сидел на террасе в своем любимом кресле с книгой Сомерсета Моэма «Джентльмен в гостиной» (написанной в этом самом отеле несколько лет назад) на коленях, но лишь делал вид, что читает, а на самом деле подсматривал за Лидией и восхищался ею, не понимая причины этого чувства. Все в ней было преисполнено изящества, хрупкости и невероятной женственности. По сравнению с этой девушкой Оливия казалась ломовой лошадью, хоть и считалась стройной.
«Я нашел свою Золушку, настоящую, а не сказочную», — думал Гарри, мысленно усмехаясь.
Лидия не подозревала о том, что он ее принц. Куда уж ему, черт возьми! Она порой улыбалась ему, но никогда не подходила. А он не осмеливался подойти к ней.
Гарри понятия не имел о возрасте Лидии. Его внимательный взгляд отмечал женские округлости под форменным платьем горничной, но ей могло быть от четырнадцати до двадцати четырех. Он боялся, что его интерес постепенно превращается в одержимость. Зная, в какое время Лидия подметает веранду и террасу, он старался быть поблизости, чтобы ее видеть. И чем больше на нее смотрел, тем прекраснее она становилась. Он часами лежал на кровати в номере, пытаясь найти предлог для нового разговора: ему так хотелось узнать ее получше!
Как-то утром, проходя по вестибюлю, он увидел Лидию, сидящую за конторкой портье. Сейчас на ней вместо формы горничной были блузка и юбка западного стиля.
Поощренный ее улыбкой, Гарри подошел поближе.
— Привет! Вас повысили в должности?
— Да. — Ее огромные янтарные глаза засияли от удовольствия. — Теперь я помогаю мадам с бумагами и занимаюсь гостями.
— Здорово! — Гарри обрадовался так, словно это случилось с ним самим. — Я рад, что мадам признала ваши способности и обратила их на пользу.
— Дело в том, что я говорю по-английски и по-тайски, а мадам говорит по-французски. Мы вдвоем — хорошая команда. А еще мне повысили жалованье, и мои родные счастливы. Завтра вечером открывается новый бар. Я сказала мадам, что у нас есть гость, который замечательно играет на пианино. Надеюсь, вы не сердитесь? Как я поняла, она собирается побеседовать с вами об этом.
— Хорошо. А вы там будете?
— Конечно, — ответила Лидия. — До скорой встречи, Гарри. — Она кивнула и вновь занялась бумагами.