Цветы на чердаке
Шрифт:
«А я-то, Ливви, моя милая? У тебя есть я, по крайней мере, пока не подвернулось другое хорошенькое личико».
— А я все это время был там, за диваном, слушая все это и чувствуя, что совсем оцепенел. Я был в шоке. Я чувствовал, что меня сейчас вырвет, но я лежал тихо и слушал о чем продолжает болтать эта парочка на диване. Мне так хотелось встать и со всех ног побежать к тебе и Кэрри и забрать вас отсюда, пока не поздно.
Но я был там, как в ловушке. Если бы я пошевелился, они заметили бы меня. А этот Джон, он же был родня нашей бабке… какой-то троюродный кузен, мама говорила… я не думаю, чтобы троюродное родство могло иметь какое-то значение, тем не менее Джон был доверенным
Конечно, я знала, кого он имеет в виду, но я не могла ничего сказать и лежала молча, в свою очередь оцепенев от шока.
— И вот, — монотонно и безжизненно продолжал Крис, чтобы не показать, как он обескуражен, удивлен и напуган, — пока я лежал за диваном, положив голову на руки и закрыв глаза, стараясь унять свое так громко бьющееся сердце, Джон и горничная занялись друг с другом чем-то серьезным. Я мог догадаться по их движениям, что они раздевают друг друга, сперва он, а потом она.
— Они раздевали друг друга? — переспросила я. — Она в самом деле помогала ему снять одежду?
— Мне так послышалось, — равнодушно сказал он.
— Она не кричала и не сопротивлялась?
— Ха, да нисколько. Она была полностью за! И ей-Богу, как долго они этим занимались! И какой шум они подняли, Кэти, ты не поверишь. Она стонала и вскрикивала, тяжело дышала и задыхалась, а он хрюкал, как жирная свинья. Но я догадываюсь, что он неплохо с этим справился, под конец она завопила как сумасшедшая. А когда они кончили, то лежали и курили сигареты, болтая обо всем, что происходит в доме, и поверь мне, им была известна каждая мелочь. А затем они занялись любовью во второй раз.
— Дважды за ночь?
— Это вполне возможно.
— Крис, почему твой голос звучит так странно? Он колебался, отодвинувшись слегка и изучая мое лицо.
— Кэти, ты что, не слушала? Я пережил такую боль, рассказывая тебе все, как было. А ты не слышала? Не слышала? Да нет, конечно, я все слышала. Он слишком долго не мог решиться похитить мамин запас драгоценностей. Надо было ему давным-давно брать понемножку, как я его просила.
Значит, мама и ее муж отбыли в очередную поездку. Ну и что за новость? Да они все время приезжали и уезжали. Они готовы были в любой момент сбежать из этого дома, и за это их нельзя винить. Разве и мы не собирались сделать то же самое?
Я подняла брови и вопросительно уставилась на Криса. Очевидно, он что-то мне не сказал. Он все еще защищал ее, он все еще любит ее.
— Кэти, — начал он, голос его срывался и дрожал.
— Все в порядке, Крис. Я не упрекаю тебя ни в чем. Так значит, наша дорогая, милая, добрая любящая мамочка и ее прекрасный молодой муженек отбыли на очередные каникулы, прихватив с собой все драгоценности. Ничего! Мы все равно удерем!
Прощай безопасность за запертой дверью! Мы все равно удерем! Мы будем работать, мы найдем способ прокормиться и платить докторам за лечение Кэрри. Ни пропажа драгоценностей, ни бездушие нашей матери, которая снова бросила нас, ничего нам не сказав, — все это ничего не значит.
Но теперь мы уже привыкли к этому отвратительному, грубому легкомысленному равнодушию. К ЧЕМУ ЖЕ ТАК МНОГО СЛЕЗ, КРИС, К ЧЕМУ ТАК МНОГО?
— Кэти! — взорвался он, поворачивая свое залитое слезами лицо и глядя мне прямо в глаза. — Почему ты не слушаешь и ничего не говоришь? Где твои уши? Ты слышала, что я сказал? Наш дедушка умер! Он умер почти год тому назад!
Может быть, я действительно плохо слушала, недостаточно внимательно. Может быть, я не расслышала от того, что он был так потрясен. И вот наконец до меня дошло. Но если дедушка умер — это же потрясающе хорошая новость! Теперь мама получит наследство! Мы будем богаты! Она отопрет дверь и выпустит нас на свободу! Теперь нам вообще не надо никуда бежать.
Но вот нахлынули другие мысли, поток опустошающих вопросов — мама не сказала нам о том, что ее отец умер. Ведь она знала, какими невыносимо долгими были для нас эти годы ожидания, почему же она держала нас в неведении, заставляя по-прежнему ждать? Почему? Сбитая с толку, смущенная, я не знала, что мне делать: радоваться или горевать. Странный паралич сковал мои чувства.
— Кэти, — зашептал Крис, хотя я не могла понять, почему он говорит шепотом. Кэрри все равно не услышит. Она в другом мире, недоступном для нас. Кэрри находилась между жизнью и смертью, с каждой минутой все ближе приближаясь к Кори, ведь она ничего не ела, и ее оставляло желание жить, она не хотела жить без своей второй половинки. — Наша мать обманывала нас сознательно, Кэти! Ее отец умер, и несколько месяцев спустя его завещание было прочитано,, все равно она хранила молчание и оставляла нас здесь ждать и гнить. Девять месяцев назад мы все были бы на девять месяцев здоровее! Кори был бы сегодня жив, если бы мама выпустила нас отсюда в тот день, когда умер ее отец, или хотя бы в тот день, когда было прочитано завещание.
Сокрушенная, я падала в глубокий колодец предательства, который вырыла наша мать, чтобы утопить нас в нем. Я начала плакать.
— Прибереги слезы на будущее, — сказал Крис, а сам плакал тоже. — Ты еще не все слышала. Ты услышишь больше… гораздо больше и хуже.
— Больше? — Но что еще он мог мне сказать? Было доказано, что наша мать обманывала нас и лгала нам, она украла у нас нашу юность и убила Кори в погоне за богатством, которое она не собиралась делить со своими детьми, ведь она их больше не хотела и не любила. О, как хорошо она нам объяснила в тот вечер, когда она научила нас этой коротенькой молитве, которую надо произносить, когда ты несчастлив! Наверное, она знала или догадывалась, как часто она нам пригодится, чем все это кончится, и ЧТО сделает из нее ее отец.
Я повалилась Крису на руки и прижалась к его груди.
— Не говори мне ничего больше! Я достаточно слышала… не заставляй меня ненавидеть ее еще сильнее!
— Ненавидеть… ты даже еще не начала как следует понимать, что такое ненависть. Но прежде чем я расскажу тебе остальное, имей в виду, что мы покинем этот дом, несмотря ни на что. Мы отправимся во Флориду, как и планировали. Мы будем жить в солнечном краю и устроим свою жизнь как можно лучше. Ни одной минуты мы не будем стыдиться того, какие мы и что мы сделали, потому что то, что произошло между нами, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделала наша мать.
Даже если ты умрешь прежде меня, я всегда буду помнить нашу жизнь здесь, наверху. Я всегда буду видеть, как мы танцевали на чердаке под этими бумажными цветами, ты такая грациозная, а я такой неуклюжий. Я всегда буду помнить запах этой пыли и гниющего дерева, запомню его, как запах роз и сладких духов, потому что без тебя мне будет пусто и одиноко. Это ты первая дала мне почувствовать, что такое любовь.
Конечно, мы изменимся. Мы выбросим все, что есть в нас плохого и сохраним все лучшее. Но сквозь огонь и воду мы пройдем вместе, крепко сплотившись, один за всех и все за одного. Мы вырастем, Кэти, физически, духовно и эмоционально. И не только это. Мы достигнем всех целей, которые мы поставили перед собой. Черт меня побери, если я не стану лучшим доктором, какого когда-либо знал этот мир, а по сравнению с тобой Павлова покажется неуклюжей деревенской девицей.