Цветы на чердаке
Шрифт:
Я утомилась, слушая эти разговоры о любви и светлом будущем, когда мы все еще были за запертой дверью, и сама смерть лежала рядом со мной, свернувшись, как ребенок в утробе матери, и руки ее даже во сне были сложены в молитвенном жесте.
— Хорошо, Крис, ты мне дал передышку. Теперь я готова ко всему. И спасибо тебе, что ты все это сказал, и за то, что любишь меня. И я тебя никогда не разлюблю и всегда буду восхищена тобой. — Я быстро поцеловала его губы и попросила его рассказать дальше, нанести мне последний страшный удар.
Правда, Крис. Я знаю, ты должен сообщить мне нечто совершенно ужасное, так действуй. Поддерживай меня, как обещал, и я вынесу все, что ты мне скажешь.
Как молода я была. Никакого воображения и при этом такая самонадеянная смелость.
КОНЕЦ И НАЧАЛО
— Угадай, что она сказала мне, — так продолжил свой рассказ Крис. — Назови причину, по которой она не хотела, чтобы эту комнату убирали каждую последнюю пятницу месяца.
Как могла я угадать? Для этого надо было думать, как она. Я затрясла головой. Так давно уже слуги не заходили в эту комнату, что я успела позабыть те первые ужасные недели.
— Мыши, Кэти! — сказал Крис, его глаза смотрели холодно и сурово.
— МЫШИ! Сотни мышей на чердаке, это изобретение нашей бабушки… такие умные маленькие мышки, они пробирались вниз по ступенькам вплоть до второго этажа. Эти чертовы маленькие мышки вынудили ее запереть эту дверь, оставив в комнате еду, посыпанную мышьяком.
Я слушала и думала, что это чудесная, весьма правдоподобная история, чтобы удалить слуг. Ведь чердак БЫЛ полон мышей. И они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО спускались по лестнице.
— Мышьяк белый, Кэти, он БЕЛЫЙ. Если его смешать с сахарной пудрой, горечь не будет чувствоваться.
Мой мозг наконец заработал!
Сахарная пудра на четырех пончиках, которые она приносила нам изо дня в день! По одному на каждого. В корзинке никогда не было трех пончиков!
— Но Крис, в этом нет никакого смысла. Зачем было бабушке травить нас понемногу? Почему не дать нам сразу достаточное количество, чтобы мы умерли немедленно, и не покончить с этим?
Его длинные пальцы пробрались сквозь мои волосы, он взял мою голову в свои ладони и сказал низким голосом:
— Вспомни тот старый фильм, что мы смотрели по телевизору. Помнишь, та хорошенькая женщина, что держала пансион для старых джентльменов — богатых, конечно, она завоевывала их доверие и внимание, и они подписывали завещания в ее пользу, а она каждый день скармливала им по маленькой порции мышьяка. Если ты принимаешь всего лишь по чуть-чуть мышьяка каждый день, он медленно поглощается твоим организмом. Каждый день жертва чувствует себя чуть-чуть хуже, но не слишком. Небольшая головная боль, желудочные расстройства, которые легко объяснимы и быстро проходят, поэтому когда жертва умирает, скажем, в больнице, она уже так истощена, анемична и у нее такая длинная история болезни: тут и сенная лихорадка, и простуды, и так далее. И доктора не подозревают отравления, особенно если у жертвы налицо все проявления пневмонии, или просто в силу ее преклонного возраста, как в том фильме.
— Кори! — вскричала я. — Кори умер от отравления мышьяком? Мама говорила, это пневмония свела его в могилу!
— Да разве не могла она сказать нам все, что угодно? Как узнать, говорила ли она правду? Может, она даже не возила его в больницу? А если возила, значит, доктора не заподозрили насильственной смерти, а иначе она была бы сейчас в тюрьме.
— Но, Крис, — возразила я. — Мама не позволила бы бабушке кормить нас ядом! Я знаю, как она хотела заполучить эти деньги, и знаю, что она не любила нас, как когда-то, но все равно, она никогда не согласилась бы убить нас.
Крис отвернулся.
— Хорошо, давай поставим опыт. Мы накормим мышонка Кори кусочком обсыпанного сахарной пудрой пончика.
Нет! Только не Микки, ведь он доверял нам и любил нас, мы не могли сделать это. Кори обожал своего серого мышонка.
— Крис, давай поймаем другую мышь — дикую, которая не доверяет нам.
— Ничего, Кэти, Микки уже старый, да к тому же хромой. Ты же знаешь, как трудно поймать живую мышь. Много ли их осталось в живых после того, как они откусили кусочек сыра в мышеловке? А если мы оставим его на свободе, Микки все равно не выживет, он теперь ручной и зависит от нас.
Но я планировала взять его с собой.
— Взгляни на это иначе, Кэти: Кори умер, а ведь он даже не начал еще жить. Если пончики не отравлены, Микки останется жив, и тогда мы возьмем его с собой, раз ты так настаиваешь. Но мы должны выяснить это, должны убедиться. Ради Кэрри, мы должны это знать наверняка. Посмотри на нее. Разве ты не видишь, что она тоже умирает? День за днем она приближается к могиле, и мы тоже.
На своих трех ножках он вприпрыжку подбежал к нам, волоча четвертую хромую. Наш милый серый мышонок, он доверчиво покусывал палец Криса, прежде чем укусить пончик. Он откусил маленький кусочек и съел его. Он так верил нам, ведь мы были его родители, его друзья. Больно было смотреть на это.
Он не умер сразу. Он стал медлительным, равнодушным, апатичным. Позднее, похоже, он ощутил приступ боли и запищал. Через несколько часов он лежал на спинке, окоченевший, холодный. Розовенькие пальчики скрючились. Маленькие черные бусинки глаз потухли и потускнели. Итак, теперь мы знали… были уверены. Это не Бог забрал у нас Кори.
— Мы положим мышонка в бумажный пакет, а также два оставшихся пончика, и отнесем это все в полицию, — нерешительно сказал Крис, избегая моего взгляда. — Ну вот, — сказал он и повернулся ко мне спиной.
— Крис, ты еще что-то скрываешь — что?
— Позднее… когда мы уйдем отсюда. Пока что я сказал все, что мог, и хорошо, что меня не стошнило. Мы уйдем отсюда завтра утром, — сказал он, а я не могла говорить. Он взял обе мои руки и нежно сжал их. — Как можно скорее мы должны доставить Кэрри к врачу — и самих себя тоже.
Такой длинный день надо было еще прожить. Мы все приготовили и ничего не оставалось другого делать, как смотреть и смотреть телевизор в последний раз. Кэрри в углу, а мы оба на разных кроватях, так мы сидели и смотрели нашу любимую мыльную оперу. Когда она закончилась, я сказала: