Цветы на чердаке
Шрифт:
— Мама, — воскликнула я, вскакивая на ноги, готовая бороться за свободу. — По-моему, самое время сказать о нас твоему отцу! Мне надоело проводить все время в этой комнате и играть на чердаке! Я хочу, чтобы близнецы, наконец, увидели солнечный свет и свежий воздух, и сама хочу на волю не меньше! Если дедушка простит тебя за то, что ты вышла замуж за отца, то почему бы ему не принять нас? Неужели мы такие страшные, безобразные, глупые, что он не хочет иметь таких родственников?
Она отстранила от себя Криса и устало опустилась в кресло, из которого только что встала, склонилась и закрыла ладонями лицо. Интуитивно я
— Кэти, Кристофер, — начала она, все еще глядя в пол, нервно перебирая руками складки юбки на коленях. — Я не была с вами до конца откровенной.
Как будто я уже не догадалась.
— Ты останешься с нами ужинать? — спросила я, неосознанно пытаясь отложить момент истины.
— Спасибо за приглашение. Я очень хотела бы, но у меня другие планы на вечер.
А ведь это был наш день, наша очередь проводить с ней время. Вчера она провела у нас всего полчаса.
— Письмо, — проговорила она, поднимая голову, и тени окрасили ее синие глаза в зеленый цвет, — письмо, которое прислала мне моя мать, когда мы были еще в Гладстоне. В нем она приглашала нас сюда. Я не сказала вам о том, что мой отец сделал внизу небольшую приписку.
— Да, мама, продолжай, — сказала я. — Не бойся, мы готовы услышать все, что ты скажешь.
Наша мать была уравновешенной женщиной, спокойной и собранной. Но одно ее выдавало — ее руки. По ним всегда можно было судить о ее состоянии. Одна рука начала капризно, против ее воли, нашаривать невидимую нитку жемчуга на шее, которую она привыкла крутить в затруднительных ситуациях. Но на ней не было никаких украшений, и поэтому пальцы без конца впустую двигались в районе шеи. Пальцы другой руки, лежавшей на колене, беспрерывно шевелились, как будто счищая друг с друга какую-то грязь.
— Ваша бабушка написала письмо и поставила свою подпись, но дедушка добавил несколько слов от себя. — Она помолчала, закрыв, на несколько секунд, глаза, а потом снова открыла их и посмотрела прямо на нас. — Он написал, что рад смерти отца, что порочные и недостойные всегда получают по заслугам. Он написал, что его утешает лишь то, что от нашего союза не появилось Дьяволова отродья.
Когда-то я обязательно поинтересовалась бы, что это такое. Теперь я знала — Дьяволово отродье было то же самое, что и порождение Сатаны, плохое, с гнилым нутром, порочное, от рождения.
Сидя на кровати и обнимая близнецов, я посмотрела на Криса, который был, наверное, очень похож на папу в его возрасте, и перед глазами неожиданно возник образ моего отца в белом теннисном костюме, высокого, с гордой осанкой, золотистыми волосами и бронзовой кожей. Зло должно быть темным, сгорбленным и маленьким, оно не могло принять форму человека, стоявшего перед моим внутренним взором — стройного, улыбающегося своими небесно-голубыми глазами, которые никогда не лгали.
— Тогда моя мать написала еще одну страницу, которую мой отец не видел, где предложила спрятать вас, — закончила она неуверенным, слабым голосом и залилась краской.
— А папу назвали порочным и недостойным только из-за того, что он женился на своей племяннице? — спросил Крис тем же спокойным, сдержанным тоном, которым говорила мать. — Это единственный его проступок?
— Да! — воскликнула она, довольная: он, ее любимец, понял. — За всю свою жизнь ваш отец совершил единственный непростительный проступок — влюбился в MQHH. Закон запрещает браки между родными дядей и племянницей, даже если они связаны кровными узами только наполовину. Пожалуйста, не вините нас. Я уже рассказывала, как это случилось. Из всех нас ваш отец был самым лучшим! — она запнулась, готовая разрыдаться, глядя на нас с нескрываемой мольбой, и я уже знала, знала, что последует за этим.
— Видя в чужом глазу соринку, многие не замечают в своем бревна, — быстро продолжала она, стараясь объяснить нам свои замыслы. — Ваш дедушка из таких. Он может найти недостатки и у ангела. Он один из тех, кто хочет видеть всех членов своей семьи безупречными, сам таковым не являясь. Но попробуйте сказать ему это, и он размажет вас по стенке. — Она проглотила комок в горле, готовясь перейти к следующей фразе. — Кристофер, я думала, что когда мы окажемся здесь, я расскажу ему, что ты был лучшим учеником в классе, что когда он увидит Кэти и узнает о ее танцевальных способностях — этого будет достаточно, чтобы завоевать его расположение, не говоря уже о близнецах, на которых достаточно взглянуть, чтобы полюбить их, а кто знает, какими способностями они наделены от рождения… Я наивно считала, что он легко сдастся и признает, что ошибся, назвав нашу женитьбу греховной. Теперь я понимаю, как это было глупо.
— Мама, — сказала я еле слышно, сама близкая к тому, чтобы заплакать,
— ты говоришь так, как будто ты никогда не собираешься сказать ему о нас. Он никогда нас не полюбит, какими бы хорошенькими не были близнецы, каким бы умным не был Крис, или как бы хорошо я не танцевала. Для него все это не имеет никакого значения. Ведь он будет ненавидеть нас и считать порождением дьявола, несмотря ни на что, да?
Поднявшись с кресла, она подошла к нам и упала на колени, попытавшись обнять всех четверых сразу.
— Разве я не говорила вам раньше, что ему осталось жить совсем недолго. Он начинает задыхаться от любого незначительного усилия. А если он не умрет в ближайшее время, я найду способ сказать ему о вас. Клянусь вам, я это сделаю, только потерпите. Постарайтесь понять меня. Я возмещу все, чего вы сейчас лишены, возмещу тысячекратно!
Ее полные слез глаза умоляли.
— Пожалуйста, пожалуйста, ради меня, ради вашей любви ко мне, а моей
— к вам, потерпите еще! Это не будет, не может продолжаться долго, и я сделаю все возможное, чтобы скрасить ваше ожидание. И подумайте о богатствах, которые мы скоро получим!
— Все в порядке, мама, — сказал Крис, обнимая ее почти так же, как это делал отец. — Ты просишь не так уж много, особенно, если учесть, что ставка так велика.
— Да, — с готовностью подтвердила мама, — еще немного терпения, немного времени, принесенного в жертву, и все хорошее, привлекательное в этом мире будет вашим.
Что мне оставалось сказать? Как я могла возразить? Мы уже провели здесь больше трех недель, и что значили еще несколько дней или пара недель, или даже еще один месяц?