Цветы на чердаке

Эндрюс Вирджиния

— Можно мне, — она начала так старательно (как мы пытались научить ее, ведь она все время пренебрегала правилами грамматики, но в эту знаменательную ночь она старалась изо всех сил), — можно мне спать рядом с Кори? Мы не будем делать ничего плохого, грешного или запрещенного. Мне просто хочется быть рядом с ним.

Пусть придет бабушка и сделает самое худшее! Мы положили Кэрри в кровать рядом с Кори и затем присели с Крисом по разные стороны большой кровати, и сердца наши разрывались, но мы не могли ничего, только смотреть, как Кори метался и задыхался, и плакал в бреду. Он звал своего мышонка и маму, и папу, он звал Криса и звал меня.

Слезы сбегали за ворот моей ночной рубашки, и я видела, что Крис тоже в слезах.

— Кэрри, Кэрри, где Кэрри? — все спрашивал он, даже после того, как она заснула.

—Их бледные лица были всего в нескольких дюймах друг от друга, и он смотрел прямо на нее, но он не видел ее. Когда я мельком взглянула на Кэрри, мне показалось, что она выглядит лишь чуть-чуть получше, чем он.

Наказание, подумала я. Бог наказывает нас, Криса и меня, за то, что мы сделали. Бабушка предупреждала нас, каждый день она предупреждала нас, еще до того, как выпорола нас.

Всю ночь напролет Крис читал одну медицинскую книгу за другой, пока я не встала с кровати близнецов и не принялась мерить шагами комнату. В конце концов Крис поднял свои покрасневшие, воспаленные глаза.

— Пищевое отравление — молоко. Оно должно быть кислое.

— Судя по вкусу и запаху, нет, — пробормотала я.

Я всегда тщательно обнюхивала и пробовала все, прежде чем дать близнецам или Крису. По некоторым причинам я считала, что мои вкусовые ощущения острее, чем у Криса, которому все нравилось, и он готов был есть все подряд, даже прогорклое масло.

— А потом, гамбургеры. Кажется, у них был странный вкус.

— По-моему, нормальный. — И они ему тоже казались прекрасными, ведь он съел половину Кэрриного и все Корины, Кори ведь не ел весь день. — Кэти, я заметил, что и сама ты едва ли что съела за день. Ты почти такая же худая, как близнецы. Она же приносит нам достаточно еды. Ты не должна ограничивать себя.

Когда я нервничала или расстраивалась, или волновалась, а сейчас все эти три состояния были при мне, я начинала балетные упражнения, и вот, держась за буфет, как за поручень, я принялась выдавать плие, постепенно разогреваясь.

— Ты что, не можешь без этого, Кэти? От тебя уже кожа и кости остались. И почему ты сегодня не ела, что, ты тоже заболела?

— Но Кори так любит пончики, а мне ничего другого не хотелось. Ему они нужнее.

Ночь продолжалась. Крис опять взялся за чтение своих медицинских книжек. Я дала Кори глоток воды, его тут же вырвало. Я умывала его холодной водой не меньше, чем дюжину раз, и три раза переменила ему пижаму, а Кэрри все спала да спала.

Заря.

Солнце взошло, а мы все еще старались выяснить, отчего заболел Кори. Тут вошла бабушка, таща корзинку с продуктами на сегодняшний день. Не говоря ни слова, она закрыла дверь, заперла ее, положила ключ к себе в карман и направилась к маленькому столику. Она вытащила из корзины огромные термосы с молоком, термосы поменьше с супом, затем обернутые в фольгу пакеты с сэндвичами, жареными цыплятами, миски с картофельным или капустным салатом и в довершение пакет с четырьмя обсыпанными сахарной пудрой пончиками.

Она повернулаь к двери. Сейчас она уйдет.

— Бабушка, — сказала я торопливо. Она не взглянула на Кори. Не видела.

— Я с тобой не разговариваю, — холодно сказала она. — Дождись, пока я обращусь к тебе.

— Я не могу ждать! — сказала я, чувствуя нарастающий гнев. Я вскочила со своего места около Кори и приблизилась.

— Кори заболел! Его рвало всю ночь и вчера весь день. Ему нужен доктор, ему нужна мама. — Она не взглянула ни на Кори, ни на меня Она прошествовала за дверь, и затем щелкнул замок. Ни слова в утешение. Ни слова о том, скажет ли она маме.

— Я отопру дверь, выйду и найду маму, — сказал Крис. Он так и не раздевался всю ночь.

— Тогда они узнают, что у нас есть ключ

— Да, тогда они узнают.

Как раз в этот момент дверь отворилась. Вошла мама, за ней следовала бабушка. Они вместе склонились над Кори, трогая его влажный, холодный лоб. Глаза их встретились. Там, в углу они шептались, приблизившись друг к другу и поглядывая время от времени на Кори, который лежал тихо. Так лежат при смерти. Только грудь судорожно вздымалась. Из его горла вырывались хриплые, булькающие звуки. Я подошла и вытерла капельки влаги с его лба. Странно, его бил озноб и в то же время он потел.

Тяжелое дыхание Кори. Вдох, выдох, вдох, выдох. А мама — она ничего не делает! Неспособна принять решение! Боится рассказать о том, что здесь ребенок! Что ж, его скоро может и не быть!

— Почему вы стоите и шепчетесь9 — закричала я. — Что еще можно сделать, кроме как забрать Кори в больницу и достать ему лучшего доктора?

Они воззрились на меня — обе.

Помрачнев, бледная, дрожащая, мама пристально смотрела на меня своими голубыми глазами, затем обеспокоенно и как бы невзначай перевела их на Кори. Она увидела на кровати нечто, отчего губы ее задрожали, руки затряслись и дрогнули щеки. Она заморгала часто, как бы удерживаясь от слез.

Я близко наблюдала все внешние проявления ее мысленных расчетов. Она взвешивала тот риск, на который пойдет, если откроет Кори — это может лишить ее наследства, которое она получит, когда в один прекрасный день умрет старик там, внизу. Ведь должен же он когда-то умереть? Не может же он жить вечно!

Я закричала снова.

— Что с тобой, мама? Ты что, собираешься стоять здесь и думать о себе и о своих деньгах, пока твой младший сын лежит и умирает? Ты ДОЛЖНА помочь ему! Тебя что, не волнует, что с ним? Или ты забыла, что ты его мать? Если нет, то, черт побери, действуй, как мать! Хватит сомневаться' Ему нужна помощь сейчас, а не завтра!

Ее лицо залила краска. Она резко взглянула на меня.

— Ты, — выкрикнула она. — Вечно ты! — И с этими словами она подняла свою руку, унизанную тяжелыми кольцами, и влепила изо всей силы мне пощечину! Затем еще.

Впервые в жизни я получила пощечину от нее — и по такому поводу!

Оскорбленная, не думая ни о чем, я ударила ее по лицу изо всей силы!

Бабушка стояла позади и наблюдала. Самодовольное удовлетворение искривило ее уродливый тонкий рот в кривую линию.

Крис поспешил удержать меня за руки, когда я попыталась снова ударить маму.