Цветы пахнут любовью
Шрифт:
Между тем Туйлаш облачилась в свой наряд, надела диковинную шапку, скрывшую ее лицо за шнурочками и косичками, вышла из аила и приблизилась к костру; я направилась за ней следом.
Шаманка села у огня и взглянула на меня снизу.
– Чего ждешь? Садись рядом.
Я послушно опустилась чуть в стороне, чтобы не задеть её. Туйлаш, слегка раскачиваясь, пробормотала:
– От-Эне, Мать-огонь, прими наш скромный дар… – дальше последовала фраза на не знакомом мне языке.
Туйлаш положила в костер сухие ягоды, которые тут же воспламенились, распространив смолистый
– Это священная арча, – предупредила она мой вопрос и протянула мне горсть сушеных можжевеловых ягод. – Вот, возьми, будешь кормить дух огня.
Затем она неторопливо достала из тряпицы лепешку и тоже положила её прямо в огонь. При этом пламя, похоже, совершенно не обжигало её руки. После этого действа шаманка стала сосредоточенно прогревать над огнем свой бубен. Теперь в ней было не узнать мою попутчицу – Туйлаш полностью преобразилась. Прогрев бубен, она несколько раз ударила в него и прислушалась к его глухому рокоту.
– Забудь что ты Сопия, – приказала она мне изменённым голосом, а может, это мне показалось?..
Бум!.. Бум!.. Бум!.. – опять раздались гулкие удары. Некоторое время шаманка, сидя у огня, ритмично стучала колотушкой в бубен и что-то призывно пела на своем языке, то повышая, то понижая голос. Одновременно она то склонялась лицом прямо в огонь, который не обжигал её, то выгибалась в стороны и назад.
Я смотрела во все глаза: мне было безумно интересно, я никогда не видела ничего подобного! Промелькнула мысль, как бы это вписать в мою кандидатскую, мелькнула и пропала.
И тут вдруг шаманка буквально взвилась вверх, в воздух – с места, без разбега или толчка!.. А затем принялась метаться, кружиться, приплясывать, подпрыгивать, что-то бормоча на непонятном языке. Косички и шнурочки на её одежде развевались – то веером, то волнами, железки позвякивали, бубен рокотал, и в такт шаманской пляске метались языки пламени, то припадая к земле, то взвиваясь ввысь и рассыпаясь искрами.
В какой-то момент я вдруг обнаружила, что пламя почти угасло, и бросила в него немного можжевеловых ягод. Огонь, как мне показалось, с благодарностью принял ягоды и взвился ярко-красными лепестками.
Далеко в ночной тиши разносилось пение шаманки. Казалось, это звучит голос чьей-то одинокой души – не то зовет к себе, не то плачет. Вот он прервался криком кукушки, затем волчьим воем…
Зрелище завораживало и поглощало полностью, так, что вскоре я перестала ощущать себя отдельной фигурой. Да, под звёздным небом, у ночного костра происходило самое настоящее сакральное действо, и мечущаяся фигура шаманки приоткрывала таинственную завесу, втягивала меня в него.
Это была фантасмагория! И я стала ее частью. Я бросала в огонь очередную горсть можжевеловых ягод, как только видела начало его угасания. И вот, все это вместе: пляска шаманки, пляска огня и пляска теней – сложились в единый сюрреалистический вихрь. И в нем я внезапно отчетливо увидела те мерзкие рожи, которые до этого превращали мою жизнь в кошмар…
Только теперь я их не боялась, наоборот – разглядывала. Какой-то несчастный худой мальчишка… Мерзкий древний старикашка со злющими глазами…Еще мелькало лицо воина монгольского типа – этот был бы вполне симпатичным, если бы не его надменность… А поверх всего этого черной завесой качалась тень безглазой мерзкой старухи с ртом-провалом, она все пыталась дотянуться до меня, но ей это никак не удавалось.
Не старайся!.. Никто не смеет повелевать мной!
Мой (?) голос прозвучал на незнакомом языке, резко и властно, я не знала, что это за язык, но понимала, что не алтайский. Меня ещё очень удивило то, что вроде бы это говорю не я, а некто незнакомый, сидящий во мне.
Между тем шаманка, бормоча, кружила и приплясывала вокруг, а над ней летали какие-то белые бабочки. Их становилось всё больше, вскоре они закрыли от меня и костёр, и шаманку, и мерзкие рожи, и тень черной старухи… Да нет же, не бабочки – это снежинки необычайной красоты, такие себе филигранные кружева тончайшей работы, и они не таяли на моих ладонях. Откуда-то из-за снежной (?!) завесы послышался далекий голос шаманки: возвращайся, Сопия…
Глава 2
Я словно очнулась ото сна.
Вокруг была предрассветная синева. Снегопад закончился. Костёр погас, видимо, давно, поскольку был укрыт небольшим слоем снега и уже не дымился. Снегом также было припорошено все вокруг.
Я вертела головой, пытаясь понять, что за чертовщина.
– Туйлаш, – окликнула я, но та не отвечала. И бубен молчал.
Я поднялась и прошла в аил – пусто. Моей спутницы не было видно нигде. На стене опять висело шаманское убранство. Выходит, она уже успела переодеться и уйти? Бросила меня? Здесь, среди внезапной зимы?!. Ничего себе ситуация…
Я вышла на улицу и, как опытный следопыт, обошла вокруг аила по расширяющейся спирали, пытаясь отыскать след Туйлаш. Напрасно!.. Значит, она ушла отсюда ещё до окончания снегопада…
Я вернулась в аил и плюхнулась на подстилку, пытаясь собраться с мыслями. Подумала, что не мешало бы разжечь костёр. Но тут же другая мысль пришла мне в голову: ну, и сколько ты собираешься сидеть у костра?.. Нет уж, надо идти, пока не загнулась от холода и голода!
Кстати, я почему-то не ощущала холода… Как, впрочем, и голода.
Я вышла и огляделась вокруг. Вон справа розовеет небо, освещая вершины гор. Значит, надо идти в противоположную сторону. Но ведь придётся топать часов шесть, не меньше! По снегу! А я в простом спортивном костюме…
Ничего, скоро поднимется солнышко и растопит снег, согреет землю – лето всё-таки…
А может, все же лучше сидеть здесь и ждать Туйлаш? Нет, нет, я слышала – она сказала: возвращайся сама.
Но зачем такие сложности? Зачем она устроила все это средневековое действо? Да и ещё оставила меня здесь одну! Поразмыслив, я поняла: Туйлаш решила вышибить клин клином. То есть, своей средневековой мистерией она сумела так воздействовать на мою психику, что я позорно уснула и проспала её уход. Так ею и было задумано, чтобы от этих передряг у меня психика в норму пришла. А что, клин клином – тоже метод…