Цветы под дождем и другие рассказы
Шрифт:
Она сидела все так же молча, неподвижно, и он был вынужден заговорить снова, обращаясь к ее затылку и гадая, слушает она его или нет.
— Самое худшее уже позади. Теперь жизнь потихоньку начнет налаживаться.
— Я не верю, что моя жизнь когда-нибудь наладится. — Внезапно Джулия развернулась всем телом — он увидел ее лицо, залитое слезами, а в следующую секунду она бросилась к нему в объятия. — Он… Он хотел, чтобы люди думали, будто мы приняли обоюдное решение. — Майлз с трудом разбирал ее слова, так тесно она прижималась лицом к его плечу. —
В горле у него застрял комок, сердце переполняла нежность. Джулия содрогалась от рыданий, и он крепко обхватил ее обеими руками, а подбородком оперся о макушку. Он чувствовал девичьи ребра под тонким платьем, а ее слезы намочили ему рубашку.
— Все будет хорошо. — Никакие другие слова почему-то не приходили ему в голову. — Все будет хорошо. Все уже позади.
— Я не знаю, что мне теперь делать.
— Хочешь, я тебе скажу?
Последовало еще несколько всхлипов и вздохов, а потом Джулия отстранилась от него, подняла заплаканное лицо и посмотрела Майлзу в глаза. От слез веки у нее распухли. Он подумал, что никогда еще не видел Джулию такой красивой.
Она попыталась утереть слезы рукой, и тогда он достал из кармана чистый носовой платок и протянул ей.
— И что же я должна делать? — спросила она.
— Если я предложу тебе одну неплохую идею, ты прислушаешься ко мне?
Она обдумала его слова. Потом высморкалась и сказала:
— Да.
— Я считаю, что тебе надо уехать отсюда. Устроить себе каникулы. Познакомиться с новыми людьми, повидать новые места, по-другому взглянуть на то, что с тобой случилось.
— И куда мне ехать?
Он рассказал ей про Шотландию. Про свою ферму. Про Чарли и Дженни и про собственный дом.
— У ворот там растет жимолость, а из окон открывается чудный вид на Сайдлоуз, и всегда есть чем заняться.
— Например?
— Можно шить занавески, косить траву, чинить изгороди, кормить кур. Развлекаться.
Она снова высморкалась и отбросила волосы с лица, которое уже не было таким жалким.
— О, Майлз, ты всегда был так добр ко мне. Я всегда считала, что пока ты рядом, ничего плохого со мной не случится. Я знаю, что причинила тебе боль. Тогда я еще не понимала, какую боль один человек может причинить другому.
— Мне жаль, что ты поняла это такой дорогой ценой.
— Интересно, почему ты все-таки приехал в Брукфилд? Почему свернул с шоссе?
— Знаешь, я словно плыл по реке и вдруг меня подхватило течением. Я просто не мог ему сопротивляться. Наверное, любовь — более долговечное чувство, чем мне казалось. Она становится частью тебя. Как биение сердца.
— Когда ты возвращаешься в Шотландию?
— Сегодня вечером, по железной дороге.
— Можно мне поехать с тобой?
— Если хочешь. Если тебе не слишком долго собираться.
— Я должна еще набрать малины на ужин.
— Я тебе помогу.
— Это… Это ведь будут просто каникулы, да? Ничего больше.
— Ты сможешь в любой момент вернуться назад в Гемпшир.
— Мы же не собираемся влюбляться. Не собираемся причинять друг другу боль.
— Конечно нет. И я не хочу, чтобы мои друзья думали, будто я воспользовался ситуацией.
Внезапно она потянулась вперед и коротко, ласково поцеловала в щеку.
— Я и забыла, какой ты все-таки милый. И как с тобой хорошо. Я как будто разговариваю со своей половинкой.
Майлз не стал целовать ее в ответ. Вместо этого он сказал:
— Что же, для начала неплохо.
Для начала. Он знал, что события описали полный круг и они с Джулией вернулись к началу. Только теперь они стали взрослыми и были готовы справиться с проблемами их старых — и одновременно новых, только зарождающихся — отношений. Он думал о ферме, о своем будущем, о работе, которую ему предстояло проделать. Думал о Чарли и Дженни, и его переполняло нетерпение: Майлзу страшно хотелось поскорее вернуться домой, взяться за дело, начать строить будущее, которое однажды он предложит Джулии словно чудесный подарок, который он сделал для нее сам. Своими руками.
Два дня за городом
Тони решил, что на эти выходные необходимо заключить перемирие. Нет, они не ссорились — за два года знакомства у них вообще не было ни одной ссоры. Пожалуй, речь шла даже не о перемирии, а о джентльменском соглашении: Тони обязуется не просить Элеонор выйти за него замуж, приводя ей целый ряд вполне убедительных аргументов в пользу этого решения, а Элеонор обязуется не отказывать ему, приводя целый ряд вполне убедительных аргументов против.
Он позвонил ей за три-четыре дня до отъезда.
— Мне только что разрешили взять небольшой отпуск. Если я надумаю сесть в машину и уехать из Лондона от всей этой мышиной возни куда-нибудь за город, ты поедешь со мной?
Элеонор сидела за столом, заваленном свежеотпечатанными гранками, в ее ежедневнике не осталось ни одной свободной строчки, и она уже битый час пыталась связаться с одним известным писателем, так что приглашение Тони застало ее врасплох.
— О Тони, я даже не знаю. Вряд ли я смогу. То есть…
— Постарайся, — перебил он ее. — Обязательно. Пойди к главному редактору и скажи, что заболела твоя тетка, так что ты едешь к ней, чтобы сидеть рядом и поправлять подушки.
— Все не так просто… — Она сдвинула на лоб очки и оглядела устланный бумагами стол.
— Тогда давай съездим хотя бы на выходные. Выедем в пятницу после работы, а в воскресенье вечером вернемся обратно.
— И куда ты хочешь поехать?
— Я подумывал о юге Франции, но на это двух дней будет мало. Можем съездить в Глостершир. В Брэндон-Мэнор.
— Туда, где ты раньше работал?
— Да. Посмотришь своими глазами на отель, в котором я учился управлять персоналом и поджигать коньяк на заливном из Жаворонковых язычков.