Шрифт:
Annotation
2084 год. Интернациональная команда поисковиков исследует построенный во время последней гражданской войны бункер в Крымских горах. Повесть опубликована в пятом номере альманаха коммунистической фантастики "Буйный Бродяга", иллюстратор - Алан Гриффит.
Долоев Велимир
Долоев Велимир
Цветы прорастают сквозь кости
Велимир
Цветы прорастают сквозь кости
Последнее, что сегодня собирался сделать Тадеуш, это обезвредить бомбу -- тот самый тщательно запечатанный в чертежном тубусе адский снаряд, который он получил от представителя ЦК позавчера. Для его замысла это было, в общем-то, не принципиально, но раз уж бомба не в деле -- зачем рисковать случайным подрывом в тесной толпе? Пусть даже толпа эта состоит более чем наполовину из штатных сотрудников охранки -- роскошь сторонних жертв организация себе давно уже не может позволить.
Когда через пять минут ударный взрыватель был уже в его руках, Тадеуш разогнул спину... и едва не уронил хрупкую ампулу, натолкнувшись на взгляд стоящей в дверях Али. Взгляд без единого намека на укор, просто усталый и непонимающий, но оттого не становящийся менее обжигающим. В простом черном платье, со стянутыми на затылке в пучок волосами цвета воронова крыла, с дешевой папироской в тонких пожелтевших пальцах, она выглядела куда старше своих лет. Тадеуш не раз прозрачно намекал, что не с ее здоровьем смолить такую дрянь, но Аля только смеялась, и было в этом смехе что-то жутковатое -- как будто вам удалось развеселить Смерть с картин Мальчевского. В самом деле, что может быть нелепее, чем забота о здоровье смертников? Покойники на каникулах, затянувшихся по недоразумению, но всего лишь каникулах -- вот кто мы, думал Тадеуш. С этим непросто смириться, но это, в конце концов, очень удобная позиция для той борьбы, что ведет организация. С точки зрения голой целесообразности -- практически идеальная.
– - Ты просил меня ничего не спрашивать, -- Аля устало прислонилась к дверному косяку.
– - До самого последнего момента. Мне кажется, дальше тянуть уже некуда. Рассказывай.
– - Ты права, -- Тадеуш отложил ампулу.
– - Этим я и собирался заняться. Тем более что главная и единственная моя надежда -- ты.
– - Надежда на что?
– - спросила Аля.
– - В организации предатель, -- невпопад ответил Тадеуш.
– - В самом ее сердце.
– - Кто?
– - Это совершенно неважно. Важно только то, что наша попытка была изначально обречена. За нами следили от самого Липецка -- очень аккуратно, я и то обнаружил по дороге далеко не всех. Следят и теперь, так что к окну без надобности лучше не подходить. Впрочем, арестовывать нас пока тоже никто не собирается.
– - Думаешь, цесаревича хотят убрать на самом верху?
– - Аля присела рядом, рассеянно стряхнула пепел прямо себе на платье.
– - Напротив. Это как раз нашему дорогому наследничку, пес его морду лизал, надо устроить эффектное покушение на себя со счастливым концом. Со всеми необходимыми главными героями -- жидами да полячишками в роли государственных изменников. Будет разыгран масштабный спектакль: погром остатков организации, сенсационные расследования, очередная разоблачительная статья господина Мамонтова в "Московских ведомостях", -- Тадеуш задумался на секунду, невесело улыбнулся.
– - "Физиология террора" или что-то в этом
Тадеуш встал, прошелся по комнате, освещаемой лишь последними лучами заходящего солнца. Совсем скоро наступят долгие летние сумерки, за которыми придет, наверное, последняя в их жизни ночь. Это, впрочем, неважно. Главное, чтобы ночь оказалась последней для него, будущего тирана, достойного наследника всей трехвековой династии душегубов и кровопийц.
– - Мы уже давным-давно разбиты, -- продолжал Тадеуш.
– - Разбиты всем этим взрывом холуйского патриотизма. "Радуйся, Маш: Царьград наш, Эрзерум наш, и турку -- шабаш". Какой позор: каторжане с двадцатилетним стажем шлют поздравительные адреса в Зимний Дворец! Опаснейшие террористы, матерые безбожники пишут слезливые стишки про православный крест над Святой Софией! Теоретики социализма и анархизма за рубежом публикуют длинные статьи, в которых русский царь объявляется вождем революционного движения! Хорошо, что никто из настоящих не дожил до этого. "Славянское единство", "православный мир", "общая историческая судьба" -- как же! Единство общего ярма и общей плети -- вот что они получат, кретины.
– - Это все понятно, -- Аля взяла со стола взрыватель, сфокусировала взгляд на стеклянной поверхности, пытаясь поймать хоть намек на собственное отражение в полутьме.
– - Только что нам делать теперь? Здесь и сейчас?
– - Как что? Действовать по плану. Лично я буду завтра в двадцать минут одиннадцатого аккурат на перекрестке Императорской и Магистратской. Нехорошо огорчать господ из Охранного отделения -- меня там будут ждать с нетерпением.
– - Погибнешь ведь напрасно.
– - А это зависит от тебя.
– - То есть?
Тадеуш присел рядом с Алей.
– - Наш милый и прогрессивно настроенный присяжный поверенный -- провокатор. Завтра утром он должен умереть.
На этот раз -- никаких вопросов, только сухой кивок и отрешенный взгляд были ему ответом.
...Пять лет назад Аля поступила на вновь открывшиеся в Петербурге высшие женские медицинские курсы. Ее мечтой тогда было стать врачом, причем не просто врачом -- хирургом, пробив таким образом дорогу сотням, тысячам молодых целеустремленных девушек, которым и в самые либеральные времена в сфере медицины вряд ли светило что-то лучше профессии акушерки. Учебу все равно предстояло продолжить за границей, для чего требовалось солидное состояние, но питерские курсы в любом случае были хорошим началом пути в Цюрих или Лозанну. Целый год до черных кругов под глазами Аля корпела над учебниками и пособиями, но вскоре министерством народного просвещения был издан печально известный "циркуляр о бородатой женщине". Новый министр искренне считал, что у девушек, предающихся ученым занятиям, перестает расти грудь и, напротив, начинает расти борода, а бородатые женщины -- это европейская зараза и подрыв устоев православной империи. Таким образом, женщинам необходимо запретить получать высшее образование. Медицинские курсы были ликвидированы, как и множество других подобных учреждений по всей стране. Все попытки сопротивления были подавлены полицией, да их и не было в сущности, за исключением четырех-пяти студенческих "историй" в обеих столицах. Организация, конечно, пополнила после этого свои ряды множеством озлобленных молодых девушек, но и для нее ситуация обернулась скорее проигрышем, лишний раз показавшим бессилие революционеров.