Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Тем временем со слитком серебра, радостная, приехала домой тетушка Вэнь, а к обеду, проводив гостей, поспешила в дом полководца Вана. Она поклоном встретила вышедшую к ней госпожу Линь.
– Давно ты ко мне не заглядывала, – проговорила хозяйка.
Сваха рассказала ей о чаепитии, во время которого был дан обет совершить в конце года паломничество в горный буддийский монастырь и принести жертвы.
– А разве нельзя послать сына? – спросила Линь.
– Да где мне?! – подтвердила сваха. – Конечно, Вэнь Тана отправлю.
– Я тогда дам ему на дорожные расходы, – пообещала Линь.
– Премного вам благодарна, сударыня, за пожертвования. Госпожа Линь пригласила тетушку сесть поближе к огню. Служанка подала чай.
– А молодой господин дома? – отпивая чай, спрашивала Вэнь.
– Два дня не ночевал, – отвечала хозяйка. – Связался с этими бездельниками – от певиц не выходит. В лугах гуляет. А жену-цветок совсем бросил. Что делать, ума не приложу.
– А невестушка где же? – опять спросила гостья.
– Она из своих покоев не показывается. Тетушка Вэнь огляделась и, убедившись, что никого нет, сказала:
– Не отчаивайтесь, сударыня! Дело поправимое. Я знаю, как избавиться от шалопаев. А молодой господин сразу остепенится и перестанет навещать певиц. Я бы вам сказала, сударыня, как этого добиться, если вы, конечно, позволите.
– Да говори же, прошу тебя! – торопила ее хозяйка. – Я ж всегда прислушиваюсь к твоим советам.
– Видите ли, сударыня, – начала тетушка Вэнь, – прямо у городской управы проживает почтенный господин Симэнь, тысяцкий. Судебным надзирателем служит, чиновных особ ссужает, до пяти лавок держит: торгует атласом и лекарственными травами, шелком и шерстью. Корабли его бороздят воды всей империи. В Янчжоу соль продает, в Дунпин поставляет воск и благовония. У него приказчиков и управляющих не один десяток. Императорский наставник Цай ему отец приемный, главнокомандующий Чжоу – давнишний покровитель, а дворецкий Чжай сватом доводится. Ревизоры да инспектора с ним дружбу водят, не то что областные или уездные правители. А какими угодьями владеет! От рису закрома ломятся. Все, что желтеет – золото, белеет – серебро, все круглое – жемчуг, а блестящее – самоцветы. Кроме старшей жены, дочери здешнего тысяцкого левого гарнизона, которая заменила покойную супругу, еще не то пять, не то шесть младших жен, а певиц да танцовщиц, приближенных горничных и служанок и не перечесть. Словом, что ни день – весенние празднества Холодной пищи [5], что ни ночь – праздник фонарей. А год ему идет тридцать первый – тридцать второй [6], не больше. Мужчина, можно сказать, что надо! И ростом взял, и собой красив. И в этих делах знает толк – снадобья принимает, чтобы мощи придать. В двойную шестерку и шашки играет, нет того, чего бы он не постиг! А какие подает мячи! Знает всех философов и ученых, мастер разгадывать шарады, нет того, в чем он не осведомлен! Одно скажу, мастак на все руки. Так все и схватывает на ходу – вот талант. Так вот, сударыня, прослышал он, что род ваш потомственный, знатный, а сынок у вас, господин Третий, в военном заведении обучается, и решил нанести вам визит. Но прийти так сразу не совсем удобно, а тут, как ему стало известно, ваш день рождения подходит. Со всех концов, стало быть, подарки понесут, и так ему захотелось пожелать вам доброго здоровья! Что вы, говорю, батюшка! Как же так? Ни разу не видались и сразу подношения?! Погодите, говорю, я с госпожой посоветуюсь, тогда и нанесете визит. Разговор у нас, сударыня, шел даже не столько о знакомстве или свидании. Просто вы могли бы попросить его оградить молодого господина от этих бездельников, чтобы они не отвлекали его и не порочили репутацию вашего славного рода. Да, читатель! Ох уж эти женщины! Как воду влечет в низину, так и их – в омут.
– Но мы даже в глаза друг друга ни разу не видели, – усомнилась госпожа Линь. – Какая может быть встреча?
– Не беспокойтесь, сударыня! – заверила ее сваха. – Я поясню господину Симэню что к чему. Скажу, госпожа, мол, обращается к вам за советом. Прежде чем подавать жалобу на бездельников, которые увлекли ее сына, господина Третьего, она очень хотела бы с вами повидаться, так сказать, в частном порядке, с глазу на глаз. Чего тут особенного?
Госпоже Линь такое предложение пришлось весьма по душе, и она назначила свидание на вечер через день. Заручившись ее согласием, тетушка Вэнь отбыла восвояси, а на другой день к обеду пожаловала к Симэню. Тот только что вернулся из управы и от нечего делать сидел в кабинете.
– Тетушка Вэнь, – неожиданно объявил Дайань. Симэнь тотчас же прошел в малую гостиную и велел слугам опустить занавеси.
Немного погодя вошла тетушка Вэнь и земно поклонилась. Дайань знал в чем дело и вышел, оставив их наедине. Сводня рассказала, как она уговаривала госпожу Линь, как расхваливала ей Симэня, который-де и со знатными дружит, и справедлив, и бескорыстен, и в любовных делах большой знаток.
– Словом, она согласна, – заключила Вэнь. – Завтра вечером, когда молодого господина не будет дома, она устраивает для вас угощение. Все будет выглядеть как деловой разговор, а в действительности – свидание. Обрадованный Симэнь велел Дайаню принести тетушке Вэнь два куска атласа.
– Значит, завтра поедете, – говорила она. – Только не так рано. Когда зажгут огни и будет мало прохожих. Повернете, батюшка, в Пельменный переулок к задним воротам. Там увидите домик мамаши Дуань. Я у нее вас ждать буду. Постучите в ворота, я вас проведу, чтобы соседи не видали.
– Ясно, – проговорил Симэнь. – Ты пораньше отправляйся, да никуда не отлучайся. Я точно вовремя приеду.
Тетушка Вэнь откланялась и поспешила к госпоже Линь. Симэнь провел ночь у Ли Цзяоэр, но о том вечере говорить больше не будем.
Симэнь с нетерпением ожидал свидания и старался быть на нем во всеоружии. В обед он, в парадной чиновничьей шапке, вместе с Боцзюэ отбыл верхом на день рождения к Се Сида. На пиру были две певицы. Симэнь осушил несколько чарок, а с приближением сумерек покинул пирующих. Он ехал верхом. Его сопровождали Дайань и Циньтун. Шел девятый день месяца [7]. Тускло светила луна. Прикрыв глаза пылезащитной повязкой, Симэнь повернул с Большой улицы в Пельменный переулок и вскоре очутился у задних ворот дома полководца Вана. Только что зажгли фонари, и улицы опустели. Симэнь остановил коня немного поодаль от ворот и велел Дайаню постучаться к мамаше Дуань.
Мамаша Дуань, надобно сказать, жила тут в маленьком домике по рекомендации той же тетушки Вэнь и выполняла обязанности сторожихи у задних ворот. У ней-то обыкновенно и останавливались поклонники госпожи Линь, прежде чем проникнуть в господский дом. На стук вышла тетушка Вэнь и поспешно отперла ворота.
Симэнь вошел, не снимая повязки, а Дайаню наказал привязать коня под стрехою у дома напротив. Слуга потом стал поджидать хозяина у мамаши Дуань.
Сводня пригласила Симэня и, заперев за собою ворота, повела его узкой тропинкой мимо ряда строений, пока они не подошли к пятикомнатному дому, где жила госпожа Линь. Боковая дверь оказалась запертой. Тетушка Вэнь, как было условлено, тихонько стукнула дверным кольцом, и служанка тотчас же распахнула двустворчатую дверь. Сводня подвела Симэня к задней зале, и, отдернув занавеску, они вошли.
Ярко горели свечи. Прямо перед ними висел портрет досточтимого предка рода Ван Цзинчуна, князя Биньянского, наместника Тайюаньского [8]. Одетый в ярко-красный халат, затканный драконами о четырех когтях, с круглым воротом и поясом, украшенным нефритовыми бляхами, он восседал в покрытом тигровой шкурой кресле, погруженный в чтение военного трактата. Всем своим видом он походил на славного князя Гуаня [9], только борода и усы у него были немного короче. Рядом с ним стояли копье и кинжал, лук и стрелы. Над входом красовалась ярко-красная лаковая надпись: «Зала верности покойному супругу». По обеим сторонам висели парные надписи, исполненные в древнем каллиграфическом стиле «лишу» на крапленном золотом шелку. Одна гласила: «Да пронесет сей род из поколения в поколение душевную чистоту и постоянство, коими славятся сосна и бамбук».Другая надпись возвещала: «Да прославится Отчизна неувядаемыми подвигами сего рода – высокими, как горы и созвездие Ковш».Кругом висели каллиграфические надписи и редкие картины, лежали арфа и дорогие книги. Только Симэнь окинул взглядом залу, как послышался звон колокольчиков у дверной занавески и появилась тетушка Вэнь с чаем.
– Можно почтить госпожу поклоном? – спросил ее Симэнь, отпивая чай.
– Откушайте чайку, батюшка, – потчевала Вэнь. – А госпоже я доложила.
Хозяйка между тем из-за ширмы украдкой разглядывала Симэня, человека солидного, представительного, изъясняющегося языком изысканным, словом, особу необыкновенную. На нем была парадная чиновничья шапка из белого атласа, теплые наушники из соболя, пурпурный халат из козьей шерсти, расшитый журавлями, а на ногах черные сапоги с белой подошвой. Поверх халата была надета зеленая бархатная куртка всадника, украшенная львами и застегнутая на пять золотых пуговиц.