Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Задержка мочи, – заключил он после осмотра, – произошла из-за полного отравления мочевого пузыря, который весь охвачен патогенным огнем. Яд распространился и дальше, проникнув в меридианы и коллатерали [15]всех четырех конечностей. Уже образовался натечный абсцесс и скапливается флегма. Дело дошло до расстройства взаимодействия между сердцем и почками [16].
Его наградили пятью цянями серебра. С приемом прописанного им лекарства у Симэня возник приапизм, вызванный болезненным всплеском силы ян, утратившей телесные корни. Его веник стал словно из железа и не опадал с утра до ночи. Цзиньлянь, не взирая ни на что, в сумерки опять оседлала Симэня и, хотя он то и дело терял сознание, принялась забавляться, «отливая перевернутую свечу». Смерть здесь несколько раз сменялась воскрешением.
На другой день посыльный предупредил о прибытии тысяцкого Хэ.
– Тебя господин Хэ собирается навестить, – говорила Юэнян. – Здесь неудобно принимать. Я помогу тебе добраться до дальних покоев.
Симэнь кивнул головой. Юэнян одела его потеплее, они с Цзиньлянь помогли ему перебраться из спальни Цзиньлянь в покои Юэнян. В убранной гостиной, где были зажжены благовония, его усадили на расстеленный на кане тюфяк и подложили под спину пухлые подушки.
Немного погодя явился тысяцкий Хэ. Чэнь Цзинцзи пригласил его в дальние покои, где находился больной Симэнь.
– Я отказываюсь от обмена положенными приветствиями, ибо не решаюсь вас беспокоить, сударь, – начал Хэ. – Вам полегчало?
– Жар [17]от головы перешел в нижнюю часть тела, – объяснил Симэнь. – Ятра поражены и опухли. Хорошего мало.
– У вас, видимо, отравление мочевого канала, – заметил Хэ. – У меня есть знакомый. Он прибыл навестить родителей в Дунчан и вчера заезжал ко мне, передал письмо. Он уроженец Фэньчжоу, что в провинции Шаньси. Его фамилия Лю, по прозванию Цзюйчжай. Ему полсотни лет, и он слывет исцелителем язв и отравлений. Я приглашу его к вам. Пусть и он осмотрит вас, сударь.
– Благодарю вас, сударь, за беспокойство, – проговорил Симэнь. – Я пошлю за ним слугу.
Тысяцкого Хэ угостили чаем.
– Не расстраивайтесь, сударь, и берегите себя, – сказал Хэ после чаю. – А о службе не беспокойтесь. Я буду присылать вам на просмотр все бумаги. Только не волнуйтесь.
– Прибавил я вам хлопот, – подняв обе руки, благодарил его Симэнь.
Тысяцкий Хэ откланялся и вышел. Симэнь велел Дайаню взять визитную карточку и пойти вместе со слугой тысяцкого Хэ за Лю Цзюйчжаем.
Приезжий доктор, обследовав пульс и причинное место больного, тотчас же приложил опухоль мазь и оставил лекарство для приема внутрь. Симэнь наградил его куском ханчжоуского шелка и ляном серебра. Первый прием лекарства не возымел заметного действия.
В тот же день навестить Симэня прибыла в паланкине Чжэн Айюэ. В одной коробке, которую она поднесла, находились птенцы голубей [18], в другой – нежные паровые пирожки с фруктовой начинкой. Развевался ее расшитый пояс. Она, словно колышащаяся на ветру ветка цветов, впорхнула в дверь и склонилась перед Симэнем в земном поклоне.
– Не знала я, батюшка, что вам нездоровится, – говорила она. – Хороши Гуйцзе с Иньэр! Сами навестили батюшку, а мне ни слова. Уж не осудите меня. Прошу прощения, что не проведала вас раньше.
– Не поздно и сейчас, – отозвался Симэнь. – И подарки купила. Мамаше вашей за хлопоты спасибо передай.
– Что это за подарки! – улыбалась Айюэ. – В спешке собирала. Как вы похудели, батюшка. Очень изменились. Это вам к столу сгодится.
– Годиться-то оно годится, да ест он уж больно мало, – заметила Юэнян. – Вот сегодня рисового отвару немножко отведал и все. Только что доктор осматривал.
– Матушка, – обратилась к хозяйке певица. – Велите голубка сварить. Я сама батюшку покормлю. Может, с рисом покушает. Вы грузны, батюшка, вам надо кушать. Разве так можно! Вы ведь всей семье опора.
– Он в рот возьмет, а есть не будет, – заметила Юэнян.
– Слушайте, что я вам говорю, батюшка, – не унималась певица. – Если вам даже и не хочется, ничего, как-нибудь через силу, а питаться необходимо. Не корнями жив человек, а питьем да едою. Надо как-то себя поддерживать. А то совсем отощаете. Что же от вас останется!
Немного погодя сварился голубь. Сяоюй подала его вместе с рисовым отваром. Его приготовили из отборного риса и приправили тыквенно-баклажанным маринадом, отчего он издавал исключительный аромат. Чжэн Айюэ забралась на кан и, встав перед Симэнем на колени, сама стала кормить его, держа в руке чашку с рисом. Симэнь не без усилий съел полчашки рису, попробовал голубятины и закачал головой.
– Благодаря лекарствам да и моим уговорам вот вы как-никак и поели немножко, батюшка, – говорила Айюэ.
– На этот раз батюшка побольше покушали, заметила Юйсяо. – А все потому что вы, сестрица, за ними поухаживали.
Юэнян распорядилась подать певице чаю, а под вечер угостила вином и закусками, наградила пятью цянями серебра и отпустила. Перед уходом Айюэ еще раз зашла к Симэню.
– Полежите, батюшка, потерпите и поправляйтесь, – наказала она, земно кланяясь. – А я вас еще как-нибудь навещу.
Вечером Симэнь принял вторую дозу лекарства Лю Цзюйчжая. Боль распространилась по всему телу. Симэнь стонал целую ночь. Утром, в пятую стражу, вскрылась опухоль мошонки, и он очутился в луже крови. К тому же на черепашьей головке выскочил шанкр, и непрестанно сочилось фиолетовое выделение. Симэнь потерял сознание.
Юэнян и остальные жены, крайне этим встревоженные, не отходили от больного. Когда стало ясно, что не помогут никакие лекарства, Юэнян пригласила старуху Лю. Та в передней крытой галерее зажгла свечу в форме человека и пустилась в шаманский танец.
Слугу послали к столичному воеводе Чжоу узнать, где пребывает Бессмертный У, чтобы пригласить его к больному. Ведь это он в свое время предсказал Симэню, что в этом году тот «будет кровью харкать и гноем истекать, начнет сохнуть, чахнуть, увядать».