Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Перед Чуньмэй стояла Сяоюй с большим кубком вина, и гостья велела ей выпить.
– Не выпить ей, — заметила Юэнян.
– Да она три таких кубка осушит, матушка, — говорила Чуньмэй. — Мы с ней бывало не раз пировали.
И Сяоюй поднесли кубок. Певицы запели:
Ах, из-за тебя, мой аист, высохла, поблекла. Провожаю птичью стаю, расстаюсь навек я. У одра любовных таинств — бесполезенПочему, спросишь ты, дорогой читатель, Чуньмэй заказала именно этот романс? Да потому, что никогда не выходил у нее из головы исчезнувший Чэнь Цзинцзи, с которым она мечтала встретиться. А любовь к нему прочно укоренилась в ее сердце. Вот отчего она была так тронута пением и вздыхала. Ей было приятно задушевное исполнение певичек, которые так ухаживали за ней, называя ее матушкой, и старались как только могли ее ублажить. Она подозвала Чжоу Жэня, достала два узелка и велела слуге наградить певиц. Каждая получила два цяня серебра. Девушки положили инструменты и грациозными земными поклонами поблагодарили за награду.
Немного погодя Чуньмэй встала из-за стола. Юэнян не удалось уговорить ее посидеть еще. Чуньмэй откланялась и, сопровождаемая свитой и слугами с фонарями, за воротами села в большой паланкин. В малых носилках расположились горничные и служанки. Четверо слуг с фонарями сзади и спереди освещали путь, воины окриками отгоняли с дороги зевак.
Да,
Отвернется удача — потускнеет и злато. Повезет — и железо засверкает богато. Тому свидетельством стихи: Губки-вишенки лукавы, Феникс-друг засвиристел, Эхом песнь подружки-павы, Ласточка — в былом гнезде.Итак, после пира в прежнем доме Чуньмэй затосковала по Чэнь Цзинцзи. Она не знала, где он скитается, и целыми днями не вставала с постели. Скверно было у нее на душе.
– Может, с братом повидаться захотела? — догадываясь, в чем дело, спрашивал ее муж. — Соскучилась по нему?
Начальник гарнизона Чжоу позвал Чжан Шэна и Ли Аня.
– Когда еще я приказывал вам разыскивать шурина! — говорил он. — Почему тянете до сих пор?
– Мы, батюшка, везде искали, — отвечали подручные. — но на след не напали. Так и матушке докладывали.
– Даю пять дней сроку, — заявил Чжоу. — Не найдете, наставлю на путь истинный!
С унылыми лицами вышли от хозяина Чжан и Ли. Обшарили они все улицы и переулки, кого только не спрашивали, но не о том пойдет речь.
А теперь расскажем о Чэнь Цзинцзи. После того как ему удалось отделаться от начальника гарнизона, он хотел было воротиться в обитель преподобного Яня, но там ему сказали, что из-за него настоятель Жэнь ушел на тот свет.
–
Цзинцзи с перепугу остановился. Показываться на глаза почтенному Вану было тоже неловко. Так и бродил он целыми днями по улицам, а на ночь забирался в ночлежку.
Как-то Цзинцзи стоял на улице. И надо ж было тому случиться! Как раз навстречу ему ехал на осле Ян Железный Коготь. Сверкали серебром седло и сбруя. Сам ездок, в новой креповой шапке, был облачен в белую шелковую куртку, поверх которой красовался подбитый пухом черный атласный халат. На блестящие белые сапоги были напущены цвета алоэ чулки. Его сопровождал слуга.
Цзинцзи сразу узнал Ян Гунъяня. Он выбежал на дорогу и, схватив под уздцы, остановил осла.
– А, брат Ян! — начал Цзинцзи. — Давненько не видались! А ведь дружили, вместе за товаром ездили. Помнишь, как джонку с шелками в Цинцзянпу ставили. Я тогда в Яньчжоу поехал сестру навестить, да в беду попал. Пока меня судили и под стражей держали, ты мои товары украл и был таков. Я к тебе потом по-хорошему приходил, а твой братец, Гуляй Ветер, голову себе черепицей разбил да ко мне в ворота ломился, избить грозился. Довел ты меня до нищенства. Я теперь гол как сокол, а ты живешь в свое удовольствие.
Свысока поглядел Железный Коготь на нищего Цзинцзи и усмехнулся.
– Провались ты пропадом, проклятый! — заругался он. И надо ж было встретить шелудивого! Да ты ж бродяга! Как ты с голоду не подох, побируха несчастный! Какие тебе шелка?! А ну-ка, отпусти осла! А то плеткой перетяну.
– Разорился я, — продолжал Цзинцзи. — Ты богат. Дай мне хоть немножко серебра на прожитие. А то я тоже знаю, куда мне обратиться. Тут Ян соскочил с осла и, бросившись к Цзинцзи, хватил его плеткой.
– А ну, угости-ка наглеца! — крикнул он слуге. — Убить мало побируху!
Слуга изо всех сил ударил Цзинцзи, отчего тот отлетел в сторону и рухнул на землю. Тут к нему подскочил Ян и начал отвешивать пинков.
На крик Цзинцзи сбежалась целая толпа. Из нее выступил стоявший в стороне мужчина в высокой черной шапке с платком вокруг шеи. На нем были лиловая куртка, белый холщовый жилет и тростниковые сандалии на босу ногу. Над глубоко запавшими глазами щетками нависали густые брови. Он был широкорот, с багровым цветом лица. На руках у него играли мускулы. Вино распирало его, и он с горящими глазами и поднятыми кулаками подступил прямо к Железному Когтю.
– Разве, брат, можно! — крикнул он. — Он молод и нищ, а ты бьешь его. За что?! Как говорится, кто с улыбкой, тот пощечин не получает. Чем он тебе помешал, что плохого сделал? Если у тебя есть деньги, так помоги ближнему, поделись, а нет, так поезжай своей дорогой. Чего ты к человеку пристал! Как говорится, когда сгущаться начинает мгла, ищут свечу или лучину.
– Он сам ко мне пристал, — отвечал Ян. — Я, говорит, у него полджонки товаров украл. А какой у него может быть товар, когда он голь перекатная!