Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Цзинцзи поднялся наверх. Кругом в окна кабачка струился яркий свет. Блестели зеленью перила. Со всех сторон открывался вид на далекие гряды покрытых облаками гор. На горизонте сливалась с небом водная гладь. Прямо на востоке устремлялась ввысь окутанная синеватою дымкой похожая на раковину громада горы Тай. Прямо на западе за плотной стеной голубоватой мглы скрывался престольный град. На севере и тут и там ярусами высились красные терема. На юге протянулась белой шелковой лентой полноводная река Хуай [6]. Вверху и внизу насчитывалось более сотни отдельных комнат, и тут и там гостей ублажали музыкой, танцами и песнями. Не описать всех яств, от которых ломились столы, и вин, которые лились рекой.
Да,
Персиковый веер прохладу навевал, Песни, игры, пляски — прилунный карнавал.С середины первой луны, когда на пристани в Линьцине Чэнь Цзинцзи открыл кабачок, он приносил ему за день от тридцати до пятидесяти лянов серебра.
Всеми делами заправляли Толстяк Се и приказчик Лу Бинъи. Дня через три-четыре в Нижнеречье для подведения счетов наведывался Цзинцзи. Он прибывал верхом в сопровождении молодого слуги Цзяна. И всякий раз Лу Бинъи и Толстяк Се готовили ему комнату наверху — стелили постель и накрывали стол. Аккуратно убранная, комната походила на снежный грот. На столе стояли закуски и вино. Чтобы Цзинцзи не было скучно, звали самых красивых певичек. Чэнь Третий служил виночерпием.
И вот однажды, а дело было в прекрасную пору третьей луны, когда светила яркое солнце, благоухали цветы и травы, бирюзовой стеной росли по берегам нежные ясени и ивы, а благоухающие персики и абрикосы алели, как парча, Чэнь Цзинцзи стоял наверху, облокотившись на зеленые перила, и любовался чудными картинами природы. Какое же царило ликованье!
Тому свидетельством стихи:
В дымке стяги парчовые, Благодать на земле, Ветры вешние, новые, Дни длинней и длинней. Хмель придаст парню храбрости — Губы в пряной слюне, Дарит девице радости, Пляской нот на зурне. Ивы душатся росами, Тополей липок сок, Близ садов абрикосовых Покосился флажок. Не попал на просцениум? Плюнь! Пивной городок Одарит исцелением Бренных чувств парадокс.Глядел Цзинцзи сверху в окно и заметил, как к берегу причалили две джонки, груженые сундуками, корзинами и домашней утварью. Человек пять после разгрузки вместе со всем скарбом направились прямо к нему в кабачок и заняли пустовавшую комнату. На джонке оставались две женщины. Одна средних лет, высокая, со смуглым лицом, а другая еще молодая, лет двадцати с небольшим, казалась миловидной и холеной. Лицо ее было подпудрено и нарумянено. Когда и они проследовали в кабачок, Цзинцзи спросил у Се:
– Это что за люди? Почему занимают помещение без спросу?
– Эти женщины прибыли из Восточной столицы навестить родственника, — пояснил Се. — Но не нашли его и остались под открытым небом. Они просились к соседу Фаню. Им дня на два, на три остановиться. Я только что хотел с вами посоветоваться, сударь, а вы сами подошли.
Цзинцзи готов был выйти из себя, но тут молодая женщина, робея и смущаясь, выступила вперед и отвесила Цзинцзи глубокий поклон.
– Не гневайтесь, сударь, прошу вас! — обратилась она. — Ваш управляющий нисколько не виноват. Это мы набрались смелости. Но нам некуда деваться, поверьте, сударь. Вот и дерзнули зайти к вам, не спросясь. Будьте так добры, простите, пожалуйста. Мы долго не задержимся. Какие-нибудь дня три-четыре. А за жилье, вы не беспокойтесь, мы уплатим все, что полагается.
Убедившись, что женщина бойка на язык, Цзинцзи глаз с нее не спускал. Она тоже украдкой поглядывала на него. Их взгляды встретились, и они не в силах были подавить душевное волнение. Цзинцзи молчал, но, оглядев женщину с головы до ног, про себя подумал: «А ведь я с ней где-то встречался. Что-то знакомое.» Высокая средних лет женщина тоже уставилась на Цзинцзи.
– Вы, сударь, случайно не зятюшка Чэнь из дома господина Симэня? — спросила она наконец.
Цзинцзи был поражен.
– А ты откуда меня знаешь? — спросил он.
– Не скрою, зятюшка, я жена бывшего вашего приказчика Хань Даого, — проговорила женщина средних лет. — А это моя дочь Айцзе.
– Но вы жили в столице, — недоумевал Цзинцзи. — Как же попали сюда? А где сам хозяин?
– Он в джонке остался, вещи сторожит.
Цзинцзи наказал виночерпию сейчас же пригласить Хань Даого. Немного погодя вошел Хань и поклонился хозяину. Время посеребрило ему виски и бороду.
– Государев наставник Цай, главнокомандующие Тун, Чжу и Гао, правый министр Ли и дворцовый смотритель Ли были осуждены выходцем из университета Чэнь Дуном [7]в докладе на высочайшее имя, — объявил Хань Даого. — Доклад одобрил прокурор, и государь указом повелел арестовать всех шестерых. Их дело разбирала судебная коллегия трех управлений, и по приговору их отправили в места пагубных миазмов [8]на пожизненную ссылку. А начальника ведомства обрядов Цай Ю, сына государева наставника, предали казни и конфисковали все имущество. Вот мы втроем и решили спасаться бегством. Думали у моего младшего брата в Цинхэ пока укрыться, а он дом продал и куда-то исчез. Тогда нам пришлось нанять джонки. Так мы и добрались сюда. Мы счастливы, как никогда, что встретили вас, зятюшка. А вы, зятюшка, все у господина Симэня живете?
Цзинцзи рассказал о себе и продолжал:
– Так что и я у него больше не живу. Я вошел зятем в дом начальника гарнизона Чжоу. Чином обзавелся — войсковым советником стал. А для прожития кабачок на пристани открыл. Вот двоих приказчиков нанял. Раз уж нам с вами довелось встретиться, и оставайтесь у меня, устраивайтесь поудобнее и живите, сколько хотите.
Ван Шестая и Хань Даого в знак благодарности поклонились Цзинцзи, потом перенесли из джонки в кабачок оставшуюся там домашнюю утварь. Зуд нетерпения одолевал Цзинцзи, и он послал слугу Цзяна с Чэнем Третьим помочь им поскорее перебраться.
– Не волнуйтесь, зятюшка, — упрашивала Ван Шестая. — Прибавили мы вам хлопот.
И прибывшие и хозяин были очень довольны.
– Мы ведь с вами — одна семья! — воскликнул Цзинцзи в ответ. — К чему же нам считаться!
Близился закат, шел предвечерний час под девятым знаком шэнь [9], и Цзинцзи надо было торопиться домой.
– Давай-ка угости их чаем и сладостями, — распорядился он приказчику и, оседлав лошадь, в сопровождении слуги пустился в путь.
Всю ночь у Цзинцзи учащенно билось сердце. Всем его существом овладела Хань Айцзе.
Прошел день, другой. А на третий день рано утром Цзинцзи вырядился в парадное платье и в сопровождении слуги Цзяна поспешил в кабачок, посмотреть, как там идут дела.
Хань Даого послал полового пригласить Цзинцзи на чашку чаю, Цзинцзи и сам намеревался навестить постояльцев, но тут к нему явился половой. Цзинцзи не заставил себя ждать.
Навстречу вышла Хань Айцзе. Она улыбалась и была очаровательна.