Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
– Мамаша, – сказал выступивший вперед Боцзюэ, – послушай меня и возьми серебро. В Новом году хозяева наперебой угощают. Тащи скорее вино!
– Но так не полагается, господа! – старуха на словах отказывалась, а сама тем временем потихоньку прятала серебро к себе в рукав и, кланяясь Симэню, говорила: – Благодарю вас, сударь, за пожертвование.
– Постой-ка, мамаша! – крикнул Ин Боцзюэ. – Послушай, я тебе анекдот какой расскажу. Повадился парень к красотке в заведение ходить. Раз приходит нарочно в лохмотьях, садится. Полдня просидел. Хозяйка никакого внимания – даже чаем не угостила. «Проголодался я, – говорит, – мамаша. Хоть риску дай поесть». А она ему: «У
Все рассмеялись.
– Как ты умеешь над другими потешаться! – заметила старуха. – Только язык-то без костей – не бывает такого.
– Поди-ка сюда. Что я тебе на ухо скажу… – не унимался Боцзюэ. – Его милость себе новую зазнобу завел. Раньше она брата Хуа ублажала. Зовут У Иньэр, из красной аллеи. Зачем ему теперь твоя Гуйцзе! Он и сейчас не заглянул бы, не затащи мы его силой.
– Не верю я тебе! – смеялась старуха. – Моя Гуйцзе куда лучше У Иньэр, а потом у нас с зятюшкой давняя дружба. Ее никаким мечом не разрубить. Да и сам зятюшка, должна сказать, человек умный, золото от подделки отличить сумеет.
Пока шел разговор, в гостиной поставили четыре кресла, в которые уселись Ин Боцзюэ, Се Сида, Чжу Жинянь, и Сунь Молчун. Симэнь Цин разместился напротив. Мамаша пошла за вином и закусками.
Наконец появилась Ли Гуйцзе. Ее волосы по обыкновению держала шелковая сетка, взятая под жемчужный ободок. Прическу украшали бирюзовые цветы и крапленые золотом, витые шелком ханьчжоуские шпильки. В ушах сверкали золотые фонарики-серьги. Одета она была в белую с узорами шелковую кофту с застежкой. Поверх был накинут зеленый жакет с отделанными золотом рукавами, из-под которого развевалась красная креповая юбка. Будто изваянная из нефрита, стройная и чинная, она поклонилась гостям и села сбоку, рядом с Гуйцин.
На расписном квадратном подносе подали семь белых, как снег, чашек с серебряной ложечкой в каждой. Пахнуло пряным ароматом роз от заваренного с орехом чая. Гуйцин и Гуйцзе оделили гостей чаем. После чаепития слуги убрали чашки и вновь накрыли столы.
Вдруг из-за занавески показались головы. Одетые в лохмотья прилипалы [16]пробрались в гостиную и пали ниц. Они протянули шэна [17]четыре тыквенных семечек и провозгласили:
– Почтенные и милостивые господа! Примите от нас скромные гостинцы по случаю великого праздника.
Симэнь узнал только одного из них. Его звали Юй Чунь.
– Сколько тут вас? – спросил его Симэнь.
– Дуань Цзиньша и Цинь Неюэ за дверью ждут, – ответил Юй Чунь.
Вошел Дуань Цзиньша.
– И вы тут, господин Ин, – заметив Боцзюэ, воскликнул он и склонился в земном поклоне.
Симэнь встал и велел принять семечки, потом раскрыл кошелек и бросил на пол лян серебром. Юй Чунь подобрал деньги и вместе с остальными упал на колени. Они били челом и приговаривали:
– Благодарим вас, сударь, за великую милость!
Компания без задержек высыпала на улицу.
Вот посвященный прилипалам романс на мотив «Обращенный к Сыну Неба»:
Ластиться умеют, Хапать мастера, Не пасут, не сеют, В голове – мура. Чуть сорвется что-то – Подличать, кричать. Обольщать красоток Их не обучать! Пир учуют носом – Липнут мошкарой, А прогнать несносных – Поднимают вой. Шиш несут оттуда, Но в улыбке пасть – У богатых блюда Облизали всласть!Симэнь отделался от прилипал и сел за праздничный стол. Гуйцзе наполнила золотые кубки и распустила красные рукава. Стол ломился от яств. Подали свежие фрукты. В обществе ярко одетых певиц гости, казалось, пили нектар благоухающих цветов. Вино обошло два круга, и заиграли певицы – Гуйцин на цитре, Гуйцзе на пипа – и запели «Теплом повеяло цветущею весной».
Не успели они спеть, как в гостиную вошли трое в синем с клюшками в руках. Это были игроки в мяч. Они поднесли жареного гуся в коробке [18]и два кувшина вина.
– Примите, почтенный сударь, и вы, люди добрые, скромные подарки к великому празднику, – протянули игроки, опускаясь на колени.
Симэнь знал их и раньше. Одного звали Лысый Бай, другого – Лоботряс Чжан, третьего – Басурман Ло.
– Ступайте во двор, подождите. Вот выпьем и придем, – сказал им Симэнь.
Игрокам дали со стола четыре блюда закусок, большой жбан вина и поднос сладостей. Покончив с вином и едой, они надули мяч и стали ждать Симэня. Когда он вышел во двор, они сделали небольшую разминку и пригласили Гуйцзе сыграть с двумя игроками. Один подавал, другой отражал мячи. Гуйцзе так ловко брала и отбивала мячи, у нее были такие замысловатые подачи, что не смолкали одобрительные возгласы, а когда случался промах, всякий спешил подать отскочивший в сторону мяч. Партия закончилась, и игроки бросились к Симэню просить вознаграждение.
– Вот это Гуйцзе! Как владеет приемами! – хвалили певицу игроки. – Не то что раньше. Она и нас замотала. Через годик-другой, гляди, первым игроком будет среди певиц, равных не сыщешь. Куда там девицам из казенного дома Дун со Второй аллеи!
На лбу у Гуйцзе выступил пот, пыль пристала к бровям. Она тяжело дышала, чувствовалась усталость в пояснице. Чтобы немного остыть, певица достала из рукава веер и стала им обмахиваться. Она взяла Симэня под руку, и они пошли смотреть, как играет Гуйцин с Се Сида и Лоботрясом Чжаном. Лысый Бай и Басурман Ло стояли сбоку и подавали мяч.
Вот еще романс на мотив «Обращенный к Сыну Неба», который посвящен игрокам в мяч:
Пусть в дом давно нужда стучит, Объедками живут, Но нет у них забот-кручин, Коль туго мяч надут. Так день-деньской, обняв мячи, Они в игру зовут, Но даже если богачи, Порой на зов идут, Металл в мошне не забренчит, Во рту и крошек нет, И одиночество в ночи, Ведь жен простыл и следКогда друзья Симэня играли в двойную шестерку, в мяч и пили вино, он заметил прискакавшего верхом Дайаня. Слуга незаметно подошел к Симэню и прошептал на ухо: